Грэхэм Мастертон - Маниту
Майкл, санитар, сидел по-турецки, читая карманную научно— фантастическую книжку под названием «Девушка с зеленой планеты». Я охотно поменялся бы с ним, отдав ему академическую монографию о жизни хидачей.
Я вернулся на свой твердый столик. Поющая Скала должен был меня сменить в три часа утра. Я уже не мог дождаться этого. Я закурил сигарету и начал крутить мельницу пальцами. В это время суток человеку кажется, что мир опустел, а он остался один в таинственный час, когда замедляется и исчезает ритм сердца, а каждое более глубокое дыхание затягивает его вглубь бездонного колодца ужасных снов и кошмаров.
Я докурил и погасил сигарету, затем снова взглянул на часы. Было 2.30. Вечер уже давно миновал, а утро было еще далеко. Не знаю почему, но перспектива встретить Мисквамакуса ночью ужасала меня намного больше, чем возможная схватка с ним днем. Ночью чувствуется, что злые духи охотнее отвечают на вызов, и даже обычная тень или одежда, странным образом сложенная на спинке кресла, могут начать свою собственную, враждебную жизнь.
Еще ребенком я страшно боялся ходить ночью в ванную. Ведь это значило пройти мимо открытых дверей гостиной. Я боялся, что ночью, когда свет луны искоса падает через жалюзи, я увижу молчаливых людей, неподвижно сидящих у стола. Неморгающих, неподвижных, бессловесных. Предыдущие обитатели, давно уже умершие, неестественно рассаженные на креслах, которые когда-то им принадлежали.
И теперь у меня было такое же ощущение. Я поглядывал в обе стороны длинного пустого коридора, чтобы проверить, не двигается ли вдали какое-то невыразительное очертание. Я присматривался к дверям, не открывается ли медленно какая-нибудь из них. Ночь — это королевство магии и чернокнижников, а карты Тарота предостерегли меня перед ночью, смертью и людьми, которые бросают злые чары. Теперь же я как раз и стоял лицом перед всей этой троицы.
В 2.45 я закурил очередную сигарету и медленно выпустил дым в абсолютную тишину пустого коридора. В эту пору даже лифты перестали двигаться, а толстые ковры приглушали шаги ночной смены. В этот момент я мог даже быть единственным оставшимся человеком в мире, и подпрыгивал от страха каждый раз, когда переступал с ноги на ногу.
Измученный, я начал думать, а реально ли все происходит, или я может только воображаю это все или сплю. Ведь если Мисквамакуса не существует, то откуда мне известно его имя и что собственно я здесь делаю, неся одиночную стражу в госпитальном коридоре? Куря, я попытался прочитать еще страничку книги доктора Сноу; но от усталости буквы слипались у меня перед глазами.
Наверно, тихий писк передвигающейся по стеклу кожи заставил меня посмотреть на двери комнаты Карен Тэнди именно в эту минуту. Тихий, почти неслышный звук, как будто кто-то в отдалении чистил серебряные ложки…
Я даже подскочил. К стеклу в дверях было прижато страшно искривленное лицо. Глаза выходили из орбит, а обнаженные зубы раскрывались в беззвучном вое.
Длилось это максимум секунду, потом я услышал глухой всплеск и все стекло залилось кровью. Струйка густой красной жидкости брызнула даже из дырки для ключа и потекла по дверям.
— Поющая Скалааа! — завопил я, вбегая в конуру рядом. Я ударил по выключателю. Заспанный шаман еще сидел на постели, но в его широко раскрытых глазах уже отражались ожидание и страх.
— Что случилось? — бросил он. Он молниеносно поднялся и выбежал в коридор.
— Там было лицо за стеклом, только на секунду. А потом уже ничего, только кровь.
— Он вышел, — заявил Поющая Скала. — Или вскоре выйдет. Через стекло же ты наверняка видел санитара.
— Санитара? Но что, к дьяволу? Что Мисквамакус с ним сделал?
— Это старые индейские чары. Вероятнее всего он вызвал духов тела и вывернул его на левую сторону.
— Вывернул его?
Поющая Скала не обращал на меня внимания. Он быстро вернулся в нашу конуру и открыл чемодан. Он вынул свои амулеты и кожаный бурдюк с какой-то жидкостью. Один из амулетов — дикое лицо из меди на ремешке — он повесил мне на шею. Затем посыпал каким-то красноватым порошком мои волосы и плечи и, наконец, коснулся меня в районе сердца концом длинной, белой кости.
— Теперь ты защищен. В границах разумного, — заявил он, — По крайней мере не кончишь так, как Майкл.
— Поющая Скала, — сказал я. — Я считаю, что у нас должен быть пистолет. Знаю, что если застрелим Мисквамакуса, то Карен Тэнди умрет, но, в конце концов, у нас может и не быть выбора.
— Нет. — Поющая Скала решительно покачал головой. — Если мы его застрелим, то его маниту будет нас преследовать до конца нашей жизни, чтобы отомстить. Только магией его можно победить навсегда. Он никогда не будет в состоянии вернуться. И к тому же, в случае чар пистолет намного более опасен для стреляющего, чем для того, в кого из него стреляют. Идем, времени у нас уже нет.
Мы снова подошли к дверям комнаты Карен Тэнди. Кровь частично уже схлынула со стекла, но мы видели только свет ночной лампы, алый после прохождения через залитое кровью стекло.
— Гиче Маниту, охраняй нас. Гиче Маниту, охраняй нас, — ворчал Поющая Скала, нажимая на ручку двери.
За дверьми лежало что-то влажное и бесформенное. Поющая Скала видимо сильно толкнул двери, чтобы убрать это с пути. Кроваво-красный кипящий холмик, пронизанный артериями, жилами и кишками — вот что осталось от Майкла. В комнате вздымался тошнотворный запах блевотины и фекалий, а ноги скользили по полу. Я посмотрел только один раз и почувствовал, что мне становится дурно.
Везде была кровь — на стенах, на постели, на полу. Среди всего этого хаоса лежала Карен Тэнди, извиваясь под прикрытием, как большой белый червяк, пытающийся выбраться из кокона.
— Уже скоро, — прошептал Поющая Скала. — Наверное, она начала бросаться и Майкл пытался ей помочь. Потому Мисквамакус и убил его.
Усилием воли успокаивая подходящий к горлу желудок я наблюдал — перепуганный, но и увеч„нный зрелищем — как огромный нарост на шее девушки начинает извиваться и кидается в разные стороны.
Он был так огромен, что тело девушки под ним казалось тенью, лишенной тела. Худые руки и ноги взлетали в воздух, сотрясаемые дикими рывками яростной бестии, рождающейся из ее шеи.
— Гиче Маниту, дай мне силы. Приведи ко мне духа тьмы и дай мне мощь. Гиче Маниту, услышь мой вызов, — бормотал Поющая Скала. Своими магическими костями он рисовал в воздухе сложные фигуры и сыпал вокруг порошком. Запах сушеных трав смешивался с острой вонью крови.
Неожиданно меня охватило необычное ошеломление, как будто я глотнул веселящего газа у дантиста. Все вокруг было удивительно нереальным, а я сам далеким и чужим, как будто смотрящим только моими глазами, а в действительности подвешенным где-то в далекой тьме. Поющая Скала схватил меня за руку и удивительное ощущение исчезло.