Андрей Тепляков - Антитело
«Настя — она ближе к земле. Если кто-то и способен видеть все это без очков — то только она».
Глеб вытащил из кармана сотовый.
Она ответила после второго гудка.
— Привет, Глеб.
— Привет.
— Есть новости?
— Да, в общем нет… Так. Как всегда.
— Все по-прежнему?
— Похоже, мои тут плавно съезжают с катушек.
— В смысле?
— Утром ко мне зашел дядя, и мы имели разговор. Странный какой-то разговор. Я так и не понял, что он хотел.
— Ну мало ли. Может он сам не знал, о чем хочет поговорить. Такое бывает. Хочешь что-то обсудить, а пока дойдешь — передумаешь. И треплешься — так, ни о чем.
— Да. Но здесь другое. У меня вообще сложилось ощущение, будто я говорю с двумя разными людьми. Ну как будто кто-то привел его ко мне помимо воли. Именно поэтому дядя и не знал, что сказать. Потому что он и не планировал со мной говорить. И фразы у него проскакивали, просто как дубиной по голове!
— Странно.
— Вот-вот. И еще, мы с ним поехали сажать картошку, и он на своем тракторе полез прямо в туман. Хотя сам предупреждал туда не соваться. Еле его остановил. Наорали друг на друга… Мне это не нравиться. Мне даже кажется, что им кто-то управляет.
— Если так, то вряд ли бы ты его остановил.
— А если оно еще слабое? Если только пробует себя?
— Тогда скоро оно проявится… Глеб, ты сам-то как?
— Нормально. Вроде еще соображаю. Чего не скажешь о дяде.
— А тетя Ира?
— Он говорит — болеет. Но сам я не видел. Она сидит с Аленкой и не выходит.
— Знаешь, я тут думала о том, что ты рассказывал. Страшно. На твоем месте я бы уехала.
— А Аленка? Что с ней делать? Как она останется с ними?
— А твои сами-то не хотят уехать?
— Нет. Дядя даже думать об этом не желает.
— Даже не знаю, что тебе сказать. Ничего не придумывается.
— Скажи что-нибудь хорошее.
Настя на несколько секунд замолчала. Глеб крепче прижал телефон к уху и почувствовал, как сердце забилось немного быстрее.
— Я рада, что мы с тобой встретились. Ты мне нравишься, Глеб. И я хочу снова тебя увидеть.
— Я тоже хочу. Ты мне тоже нравишься… Даже не просто нравишься, а… я люблю тебя.
Трубка в руке слегка задрожала.
Настя снова замолчала, и на секунду Глеб испугался, что она просто прервет разговор.
— А у нас с тобой не слишком все просто?
Ее голос сам подсказал ответ.
— Нет.
— Ты можешь заехать ко мне.
— Я… Сегодня не смогу. Машина занята. Я постараюсь завтра.
— Позвонишь?
— Да.
— Ты хороший. Я очень надеюсь, что у вас все будет в порядке.
Глеб почувствовал себя в скоростном лифе, спускающемся с небес на землю.
— Ты тоже будь осторожней. Жаль, что я тебя втянул.
— А я вообще осторожная!
Они проболтали еще несколько минут, осторожно продвигаясь вдоль новой, сладкой и опасной еще для обоих темы. Никаких больше откровений не явилось — они просто привыкали к тому, что уже было сказано. Между ними возникла близость; молодые люди еще не понимали ее, но могли почувствовать, как слабый трепет где-то внутри. Они не говорили прямо, но наслаждались этим ощущением, подразумевая его, но не высказывая, берегли будто секрет, известный лишь им двоим.
Настя отключилась. Глеб почувствовал, что щеки у него горят. Этот долгий, вязкий, наполненный сомнениями и недомолвками день изменился. Еще полчаса назад Глеб не знал, как жить, как существовать в новых и все еще непрерывно меняющихся обстоятельствах. Он готов был поддаться панике, биться, пытаясь найти хоть что-то, обо что можно было бы опереться. А теперь, вдруг, он успокоился.
Опора была найдена. Все оказалось просто.
Глеб закрыл глаза и немного посидел так, ни о чем не думая, прислушиваясь к разливающейся по телу радости, трепету, легкому возбуждению. Никогда еще внутри такого «плохо» ему не было так хорошо.
4На обед тетя с Аленкой не вышли. Дядя молчал и хмурился, уставившись в телевизор, а Глеб все прокручивал в голове недавний разговор. Они могли бы находиться в разных концах дома. Два человека, существующие отдельно друг от друга, сидели рядом. Аленка с тетей — третья сторона. Пока еще вместе. Цепь, соединяющая мать и дочь все еще была крепка.
После обеда работы в поле продолжились, и снова не было сказано ни слова. Утренняя попытка сплотиться, которая могла бы принести плоды, провалилась окончательно. Они работали до вечера, пока Глеб не почувствовал, что от усталости просто валится с ног.
5— Это мое! Мое — не трогай!
Глеб удивленно положил обратно плюшевого слона, которого поднял с дивана, собираясь сесть.
Аленка стояла в двери и выглядела сердитой. Из ее комнаты не доносилось не звука.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Глеб.
— У меня горло болит.
— Хочешь своего слона?
— Нет. Он должен сидеть там.
— А мне где сесть?
— Туда.
Аленка указала ему на одно из кресел.
— Хочешь, поиграем во что-нибудь?
— Не хочу!
Она проследила, как он сел в кресло и повернулась, чтобы уйти. Но не ушла. Остановилась и вновь повернулась к нему.
— Я заразная!
Девочка вышла.
6В черном, как деготь, небе блестела россыпь звезд. Они горели ярко, словно кто-то проткнул тьму тонкой иголкой. Глеб стоял у окна, погасив в комнате свет, и смотрел, как высоко-высокое тянется через темноту Млечный Путь.
Красота заворожила его.
«Завтра я поеду к Насте. Обниму ее и прижму к себе. Крепко-крепко. И пусть все пропадет пропадом».
День восьмой
Глеб причесывался перед зеркалом, тщетно пытаясь прилизать выбивающийся вихор. Упрямые волосы не желали слушаться и, даже смоченные водой, топорщились вверх, как рога.
С первого этажа послышались громкие голоса. Загрохотала дверь зеркального шкафа. Звякнуло стекло. Глеб отложил расческу и поспешил вниз.
В коридоре стоял дядя и рылся в недрах домашней аптечки.
— Доброе утро.
— Привет.
— Что-то случилось?
— Да где он? — громко выкрикнул дядя, повернувшись в сторону гостиной. Голос у него был раздраженный и испуганный.
— В простудной коробке!
Глеб расслышал тихое хныканье Аленки.
— Дядь Сереж, что случилось?
— У Аленки высокая температура. Тридцать девять и одна.
Он выхватил из коробки пузырек и вернул ее на место.
— Нашел!
Быстрым шагом дядя направился к комнатам.
Глеб остался на месте, размышляя, что делать в такой ситуации. Завтрак отпадал. Как-то неправильно было завтракать, когда все вокруг стоят на ушах. И говорить с дядей по поводу машины — тоже момент не подходящий.