Джинн Калогридис - Дети вампира
Мать внимательно глядела на меня. Я чувствовал: она сказала не все, и ждал продолжения.
– Я сама виновата. Нужно было еще вчера рассказать Стефану... и тебе. Вчера вы оба могли скрыться.
Мама встала и подошла к комоду. Выдвинув верхний ящик, она достала небольшую тетрадь в потертом переплете, которую я видел впервые, и с необычайной серьезностью протянула ее мне.
– Это мой дневник, который я вела двадцать пять лет назад. Все, что в нем написано, – правда. Ты должен его прочесть, Абрахам, и поверить.
Я начал читать. Пока мой взгляд скользил по выцветшим строчкам, мама безотрывно глядела на огонь. Я читал очень внимательно, но, вопреки ее просьбе, поверить не мог.
Я всегда считал свою мать самым здравомыслящим, спокойным и рассудительным человеком из всех, кого я знал. Я верил ей больше, чем кому-либо, даже больше, чем отцу, когда тот был жив.
Но ее дневник... Он действительно показался мне бредом сумасшедшей: все эти рассказы о жутких чудовищах, загробной жизни и каких-то договорах с дьяволом. И эти силы похитили моего брата, чтобы завладеть его бессмертной душой?
Невероятно. Я не могу, я просто не в состоянии во все это поверить...
* * *ДНЕВНИК СТЕФАНА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
21 ноября 1871 года
Не знаю, правильно ли будет сказать, что я заново родился.
Нет, скорее я попал в совершенно иную жизнь и в совершенно иной, новый для себя мир, к которому неприменимы ни законы науки, ни законы разума Здесь правит безумие, и мелкие несчастья, преследовавшие меня до сих пор, меркнут в сравнении с безграничным ужасом, ворвавшимся в тихую гавань, в которой, как оказалось, я обитал все эти годы.
До сегодняшнего дня я знал, что меня зовут Стефаном и что я – сын Марии и Яна Ван-Хельсингов. Теперь же я – движущая сила бед и страданий.
Но лучше я начну с того момента, когда впервые открыл глаза в этом новом мире. Сознание вернулось ко мне не сразу. Какое-то время я пребывал в отупелом состоянии полусна-полуяви. Мне чудилось, будто я вижу сон, где с меня стаскивали какую-то странную, похожую на женскую одежду и переодевали в мою собственную. Сейчас-то я понимаю: все это происходило на самом деле.
Кажется, я куда-то двигался вместе с пространством, в котором находился. У меня сотрясались спина, ноги, голова. В глубине пространства имелось окошко, но за ним я не видел ничего, кроме неясных, словно бы размытых, теней. Чтобы разогнать туман, окутавший мой несчастный мозг, я несколько раз встряхнул головой, и она сразу же закружилась и заболела. Мне пришлось снова закрыть глаза, и я погрузился в темноту.
Когда я вновь очнулся, то обнаружил, что сижу в купе поезда. Мои руки были связаны за спиной. Я посмотрел в окно и не увидел ничего, кроме темноты, сквозь которую мчался поезд. Напротив меня сидел молодой человек и читал книгу. Книга была толстой и достаточно старой, о чем я мог судить по ее истертому черному кожаному переплету. Фолиант был издан во Франции и назывался "Правдивое и достоверное описание того, что в течение многих лет происходило между доктором Ди[10]и некоторыми духами". Этого темноволосого человека я не знал, однако его женоподобное лицо показалось мне до странности знакомым: безбородое, с нежной кожей и правильными чертами. У него были голубые глаза, а на веках я заметил следы краски.
– Кто вы? – прошептал я.
Мне было трудно говорить – пересохшее горло сильно саднило. Я попытался освободить руки. Мои запястья ощутили холодный металл. Неужели наручники? От одной этой мысли мне сделалось тошно, и я прекратил дальнейшие попытки.
Человек закрыл книгу и положил ее рядом с собой. С терпеливой, чуть снисходительной улыбкой он обратился ко мне:
– Прошу вас, ведите себя прилично. Ничего дурного с вами не случится хотя бы потому, что за вас я отвечаю головой.
Он говорил с заметным французским акцентом. Я сразу же узнал его голос.
– Женщина! Вы – та самая женщина, что приходила к нам домой!
Мой похититель и в самом деле имел очень женственный вид. То ли он и вправду был представительницей прекрасного пола, переодевшейся теперь в мужское платье, то ли все-таки мужчиной, удачно перевоплощающимся в женщину.
Теперь я вспомнил, что произошло в кабинете. К нам явилась рыжеволосая женщина-иностранка, жаловавшаяся на боли в горле. Я провел ее в кабинет, предложил сесть и стал готовиться к осмотру. Дама без умолку болтала, а ее смех мешал мне сосредоточиться. Когда я отвернулся, чтобы взять зеркальце, пациентка вдруг рванулась ко мне. Я помню ее руку в перчатке, зажавшую мне рот и нос платком. Хлороформ! Я попытался оттолкнуть женщину, но с удивлением обнаружил, что она гораздо сильнее меня.
Итак, меня похитили, посадили в поезд и теперь куда-то везли. Но зачем?
– Что вам от меня надо? – слабым голосом спросил я.
Француз подался вперед, провел рукой по моей щеке и, похотливо подмигнув, шепотом ответил:
– Ах, какой вы милашка! Лучше не возбуждайте меня такими вопросами!
Я отпрянул, и он засмеялся.
– Лично мне от вас ничего не нужно. Вы для меня – всего лишь средство достижения определенной цели. Я уже говорил, что вам не о чем волноваться. Те, кто вас ждет, просто желают... крепко вас обнять.
Это известие ничуть меня не обрадовало и не успокоило.
– Куда вы меня везете?
– Пока что в Брюссель.
Он глядел на меня с любопытством хищной птицы, потом распорядился:
– Отложим-ка дальнейшие вопросы на потом. Вы устали. Отдыхайте.
Слова подействовали на меня гипнотически. Я вдруг почувствовал, что очень хочу спать, и уснул.
Трудно сказать, сколько времени я пребывал в объятиях Морфея. Меня разбудил резкий стук в дверь купе. Мой спутник вскочил, и на его лице появилась тревога. Достав из кармана небольшой револьвер, он шагнул к двери. Низким и вполне мужским голосом он спросил:
– Кто там?
Ему ответил другой мужской голос, благозвучный, как у ангела:
– Это я. Граф.
Тревога на лице француза сменилась удивлением и благоговейным восхищением. Он моментально открыл дверь, точнее приоткрыл, поскольку через образовавшуюся щель не протиснулся бы и ребенок. Тем не менее человек, назвавшийся графом, сумел это сделать. У меня на глазах он стал совершенно плоским, точно лист бумаги, а затем с необычайной легкостью проскользнул в купе.
Какими словами мне описать этого человека? Его облик, как и голос, был совершенно ангельским: черные, с легкой проседью, волосы, зеленые глаза необычайной глубины и удивительная кожа, восхитившая меня своей мягкой жемчужной бледностью. Мне показалось, что его лицо сделано из перламутра, переливающегося розоватыми, бирюзовыми и серебристыми оттенками.
