Роберт Маккаммон - Ваал
За два дня лагерь изменился к худшему. Хижины лепились вплотную друг к другу, словно в пустыне вдруг возникли трущобы. От крыши к крыше были протянуты веревки с сохнущим тряпьем. На такси, медленно ехавшее по лабиринту сооруженных на скорую руку жилищ, коршунами налетели попрошайки; они ухмылялись, показывая щербатые зубы, а когда машина проезжала мимо, выкрикивали ей вслед непристойности. По земле в пыли катались двое нищих; они дрались, а орущая от восторга толпа передавала из рук в руки деньги. Шофер Нотона нажал на клаксон, такси вильнуло в сторону. По кварталу больных, швыряя камнями или песком в тех, кто не мог подняться, носились голые ребятишки. Повсюду толклись оборванцы. Люди походили на взбесившихся зверей с пеной на морде; Нотон увидел, как человек с ножом нагнал какую-то женщину, и та с воплем упала на колени, умоляя о пощаде. Нотону хотелось обрушиться на этих людей, бесследно стереть с лица земли, словно он был их Творцом.
Машина замедлила ход: кучка бродяг замолотила по капоту. Водитель крикнул: «Убирайтесь, а то задавлю!»
Нотон потянулся, чтобы, несмотря на жару, поднять окно. Кто-то схватил его за руку и легонько сжал ее. Он поднял голову и встретился с умоляющим взглядом темных глаз молоденькой девушки лет пятнадцати-шестнадцати, прижавшейся к дверце автомобиля.
Она тихо, устало проговорила:
— Пожалуйста деньги.
Нотон заметил, что девушка была бы очень хорошенькой, если бы не выпирающие кости, ввалившийся рот и равнодушный взгляд, из-за которых она казалась уже мертвой. Должно быть, она долго голодала. «Пожалуйста деньги», — прохныкала девушка.
Ее пальцы больно впивались ему в руку. Нотон нашарил в кармане несколько мелких монет и отдал ей.
— Вот, — проговорил он. — Купишь себе поесть.
Она схватила деньги и посмотрела ему в прямо глаза; Нотон уловил в этом пристальном взгляде панический трепет. Девушка вдруг задрала грязный подол длинной юбки, и взгляд американца уперся в темный треугольник между костлявыми бедрами. Ноги девушки были покрыты неровными царапинами и синими кровоподтеками, из десятков открытых болячек выделялась и стекала вниз, почти до колен, желтоватая жидкость. Нотон в ужасе отпрянул; увидев его глаза, девушка громко захохотала, брызгая слюной. Такси отъехало, а она все смеялась, не опуская подол — знамя шлюхи. Нотона передернуло от здешнего скотства.
Они проехали через весь лагерь и оказались перед чистыми шатрами богатых паломников, разбросанными по равнине и каменистому обрыву над ней. Здесь пахло пряностями, дорогими духами, благовониями и струящимися шелками. Возле огромных сверкающих автомобилей, чьи бока пестрели царапинами, оставленными камнями и телами бедняков, дежурили вооруженные слуги. В одном месте Нотон увидел «мерседес-бенц» с помятым радиатором и разбитой фарой. По крылу была размазана уже засохшая кровь.
Нотон расплатился в шофером и попросил заехать за ним ближе к вечеру. Шофер смотрел безучастно, и Нотон понял, что снова придется тащиться пешком по дороге и ловить попутную машину. Он захлопнул дверцу, и такси укатило в облаке песка и темных выхлопных газов.
Сволочь, сказал Нотон вслед удаляющейся машине. Все вы здесь сволочи. Он подключил к магнитофону микрофон, намотал шнур на руку и под подозрительными взглядами вооруженных слуг пошел между богатыми шатрами. Заметив, как на него смотрят, он двинулся было к одному из охранников, но тот положил руку на пистолет, и Нотон отступил в сторону вонючих лачуг.
Тогда-то он и заметил нечто новое. На чистом участке белого песка, в стороне от грязного прямоугольника лагеря, за ночь вырос громадный овальный шатер. Вокруг него двигались грузовики с электрооборудованием, и Нотон увидел, что рабочие обносят изгородью генератор. Горячий ветер с Персидского залива лениво колыхал складки огромного шатра. Поблизости не было видно ни палаток, ни хижин, и такая обособленность пробудила любопытство Нотона. Увязая в песке, он двинулся к грузовикам.
— Эй! Прошу прощения, старина! Я уже пробовал. Не обломилось.
Нотон обернулся на голос.
Из просвета между шатрами показался человек в хаки. Он был невысокий, коренастый, широкоплечий, на голых руках бугрились мышцы. На шее висели два фотоаппарата, на ходу стукавшихся друг о друга. Человек в хаки подошел к Нотону. Лет ему было тридцать пять, не меньше. Спутанные светлые волосы, серые глаза, покрасневшие от избытка солнца. Солнце вообще не пощадило его: он страшно сгорел, и его лоб и переносица лоснились от какой-то жирной мази.
— Я уже попробовал расспросить рабочих. Но они ничего не знают. Им платят за работу, и все, — сказал он.
Нотон ответил:
— Я надеялся, может, они намекнут мне, что здесь происходит.
Мужчина пожал плечами.
— Их прислали из города. Они ничего не знают, — он протянул Нотону руку: — Джордж Каспар, Би-Би-Си. Ищу тему для репортажа. Чуть не сгорел живьем на этом проклятом солнце. А вы от кого?
— От кого я?
— Да. От какой газеты? Вы ведь американец, верно? И не говорите мне, будто вашим неинтересно, что здесь происходит.
— А-а. Нет-нет. Меня зовут Дональд Нотон. Я профессор теологии, преподаю в Бостонском университете. Собираю материал для книги о пророках и мессиях. А насчет солнца вы правы. Ничего подобного я себе не представлял.
— Око зверя, — кивнул Каспар в сторону пылающего огненного пятна. — Взгляните на меня. Зажарен живьем и освежеван в дюжине мест. Вы здесь с группой?
— Увы, нет, поскольку приехал за свой счет.
Каспар хмыкнул.
— А, черт, — проговорил он, сгоняя с руки муху. — Эти проклятые твари не отстанут, пока не высосут вас досуха. — Он протянул флягу Нотону. — Вот. Берите.
— Спасибо, у меня есть вода, — ответил Нотон, показывая точно такую же флягу.
Каспар захохотал и отхлебнул.
— Вода, черт побери! Это виски — хорошее виски. Что бы я без него делал! Сижу тут по уши в песке, а остальных носит хрен знает где. И оператора, и обоих ассистентов. Укатили куда-то в нашем фургоне, сукины дети, а меня бросили здесь. Сволочи поганые. Я тут уже три дня торчу, обрыдло. — Он прищурился. — Нет, я серьезно. На хер обрыдло. Вся эта срань, вся эта вонь… вы писатель? Пишете про здешнюю заваруху?
— Профессор, — поправил Нотон и, загораживаясь рукой от солнца, оглянулся на рабочих, которые теперь подсоединяли к генератору кабели. — Что же это они делают, интересно знать? Вы что-нибудь слыхали?
— А как же! Я много чего слыхал, но все это враки. — Каспар прихлопнул муху, кружившую у него над головой. — Би-Би-Си пыталось узнать, что происходит, используя дипломатические каналы. Ничего не вышло. Потом через личных друзей. Ничего. Тысячи этих мерзавцев сидят в пустыне и ждут. Ничего не делают — ждут! Вчера я засек тут пару ребят из «Таймс», корреспондента одного из ваших журналов и несколько человек из местных изданий. Но от такого скопления народа тошно делается. Мне велели убираться; как будто я поперся бы сюда добровольно, придурки! Мне и так не миновать больницы, когда вернусь.
