Алексей Шолохов - Подвал
Они сидели в ее комнате на застеленной кровати. Сысоев нервничал, будто впервые приглашал девушку в кафе.
– Только знаешь что? – Вера села Диме на колени и обняла. – Я боюсь, что не успею вернуться к четырем.
«Оп-ля! Откуда эта цифра? Этот ушлепок красномордый время мне не говорил, и, что вполне естественно, я не мог его сказать Вере».
Девушка улыбнулась. Изумление Димы наверняка развеселило ее.
– Он каждый год собирает полдеревни у реки в четыре. Так вот, если я не вернусь, ты иди один. Я приду туда. Хорошо?
– Как скажешь. А могу я узнать, куда ты ходишь?
– Можешь. – Вера улыбнулась.
– Ну и? – спросил Дима после затянувшейся паузы.
Вера погрустнела так наигранно, что он ее уже не слушал. Он знал – она лжет.
– Тетке Вере очень плохо стало. Вот я ей и помогаю по хозяйству.
– А давай я тебе помогу? – закинул удочку Дима, и Вера тут же заглотила наживку:
– Нет, что ты. Я сама. К тому же ей уже лучше. Понимаешь?
Он понимал. Он все понимал.
– Правда, мне надо к тетке. – Вера потрепала его чуб. – Фома неверующий. Ну, хочешь, пойдем со мной?
«Хочу! – словно маленький непослушный ребенок, мысленно затопал ножками Дима. – Хочу, хочу!» А вслух сказал:
– Почему неверующий? Иди, конечно. Одна. Но только не забудь: я тебя жду у реки.
– Точно? – Она заглянула ему в глаза.
– Точнее не бывает, – улыбнулся Дима и поцеловал девушку.
– Тогда я в душ?
– Ага.
Она знала, чем его отвлечь. Но ни хрена не отвлекла. Дима понял, что она лжет, но не мог понять зачем. Вряд ли это был мужчина. Хотя не исключено. Возможно, она просто не хочет идти. Но почему не сказать об этом прямо? Там, на малой родине, у Сысоева был приятель, который все время врал. Сначала Дима не понимал, для чего он лжет. Его обман не нес никакой практической пользы. То есть от его сказок не было никому ни холодно ни жарко. Только потом Дима понял, что лжец преследовал одну цель: он хотел всем понравиться. И делал это одним известным ему способом – вешал лапшу на уши. В итоге вместо симпатии к себе он вызвал раздражение.
Вряд ли Вера хотела ему понравиться тем же способом, что и его приятель. У нее было много других способов, даже не открывая рта, влюбить в себя любого. Может быть, она не хочет его расстраивать? То есть хочет продолжить нравиться.
Она вернулась и тут же легла рядом. Дима обнял ее и посмотрел в глаза.
– Хочешь, мы не пойдем на юбилей?
Глава 7
Дима спал плохо. Ему все время казалось, что кто-то ходит по двору. От сарая к дому, от дома к калитке, от калитки снова к сараю. Один раз он даже услышал, как хлопнула дверь в подвал. Он посмотрел на Веру. Она спала. Дима вытащил руку из-под ее головы. Встал и, не оборачиваясь, пошел к двери.
Во дворе никого не оказалось. Он проверил сарай. Там тоже никого не было. Всего лишь нервы. Неудивительно, что у алкоголиков с большим стажем бывают галлюцинации. У Димы были слуховые, но это пока. Когда дойдет до визуальных, диагноз один – белая горячка.
Он походил вокруг черной клеенки, расстеленной на полу, поднял ее, осмотрел дверь и решил спуститься вниз. Уж очень ему хотелось проверить себя «на вшивость». Он даже не стал брать кочергу. Он понимал: единственное, что ему угрожало здесь, так это цирроз печени, но в глубине души был готов ко всему. Лестница показалась ему бесконечной, будто он спускался по остановившемуся эскалатору станции «Парк Победы». Он сошел с последней ступени и остановился. Комната была другой. Все вроде бы было тем же, но новее, что ли. Словно кто-то вынес старую мебель и тут же поставил новую. Точно такую же, но новую. Клетки на пледе, покрывающем диван, были яркими. Теперь он даже различал коричневые полосы. Письменный стол тоже сиял новизной, полировка была натерта до блеска, широкая царапина, идущая вдоль крышки, исчезла, да и стекло сверху было новым. И самое главное, комната теперь дышала жизнью. Затхлый воздух выветрился, и в подвале приятно пахло. Слабый, едва уловимый аромат женских духов. Вериных духов.
Дима подошел к дивану. Потрогал новенький плед. Ткань, как ему показалось, еще хранила тепло человеческого тела. Он присел. Мягкая обивка гостеприимно приняла его тело. Не было никаких сомнений – диван абсолютно новый. Дима откинулся назад и закрыл глаза. То, что здесь изо дня в день происходили разного рода странности, было однозначно. Но что это, он понять не мог. Какие-то послания? Предупреждения? А может, просто больное воображение? Может, да, а может, нет.
– Ты точно решила?!
Дима едва не упал с дивана, резко открыл глаза и тут же устремил взгляд в сторону вопрошавшего.
– Ты, шлюха! – заорал отец и наотмашь ударил женщину, стоявшую перед ним. И только когда она, ударившись о книжный шкаф, упала, Дима понял, что это мама.
– Ты еще пожалеешь, сука! – Мужчина выставил на нее указательный палец. – Ты пожалеешь! – еще раз повторил отец и замахнулся для нового удара.
Дима не выдержал и вскочил с дивана. Подбежал и встал между отцом и матерью.
– Ну-ка не лезь, щенок!
Отец замахнулся. Дима почувствовал себя пятилетним пацаном, беззащитным и хрупким. Он зажмурился. Но долго ничего не происходило. Только слышался тихий плач женщины. Дима открыл глаза. Перед ним никого не было. Он обернулся. У стеллажа сидела Вера. Дима совсем ничего не понимал. Калейдоскоп картинок из прошлого, из будущего или вообще из другого мира сводил с ума.
Дима присел к рыдающей девушке. Она подняла голову – взгляд пронизывал насквозь – и исчезла. Исчезла! Это точно белая горячка. Дима упал на колени и ощупал пол на том месте, где еще минуту назад сидела Вера или мама. Он совсем запутался. На полу ничего не было. Он просунул руку под стеллаж и нащупал какую-то безделушку. Дима медленно вытащил предмет. Им оказался золотой браслет. Он перевернул его внутренней стороной. Дима был уверен, там есть гравировка. Кошечке от ее котика.
* * *Он очнулся на диване с ноутбуком на коленях. Дима посмотрел на дисплей. Курсор моргал после слова котик. Сысоев перечитал последний абзац. Такое было с ним впервые. Он отключался от окружающегося мира и раньше, когда писал роман. Дима погружался в собственные фантазии настолько, что мог пропустить и начало третьей мировой войны за окном, но никогда не путал реальность с выдумкой. Сейчас же он буквально жил тем, о чем писал. А главное, он не заметил, когда написал это. С одной стороны, это его радовало – он не псих, а с другой – он очень близок к помешательству.
Дима выключил ноутбук и встал. Старые пружины застонали. Он оглянулся. Новизна дивана и пледа была только на вордовской странице. Оно и к лучшему. Дима нервно улыбнулся. Ему уже надоела трезвая жизнь. Тем более что от нее пользы было меньше, чем вреда. Сысоев подошел к лестнице и обернулся. Резко, будто хотел поймать следящего за ним. Ему очень хотелось проверить еще кое-что. Дима подошел к стеллажу, присел на одно колено и засунул свободную руку под книжный шкаф. Он был там. Дмитрий с отвращением взял браслет двумя пальцами и, словно мертвую змею, вытащил на свет. Украшение повернулось, подмигнуло в лучах искусственного света и показало надпись на внутренней стороне средней пластины. Кошечке от ее котика.
