Оксана Ветловская - Имперский маг. Оружие возмездия
— Что, худо без окуляров? Слепой уродец. Эталон арийца… — Мёльдерс смаковал каждый удар. Его лицо виделось сейчас Штернбергу словно сквозь запотевшее стекло и казалось жёлтым черепом — а на самом деле Мёльдерс имел редкостное сходство с Гейдрихом, шефом гестапо, погибшим в сорок втором году от рук чешских партизан. Мёльдерс был очень рослым, почти вровень со Штернбергом. А ещё он был ровно в два раза старше Штернберга, что придавало его ненависти оттенок извращённой отеческой нежности.
— Ну ничего, мой мальчик. Там тебе очки не понадобятся. — Мёльдерс пинком под рёбра повалил порывавшегося подняться Штернберга, распростёр над ним руку, выбрасывая заряд тугой ненависти — Штернберг успел заслониться, и тяжёлое, иглистое впилось не в грудь, а в предплечье, растекаясь по немеющей руке. Мёльдерс пнул снова, целясь в живот, но не попал. Штернберг рванул на себя полу его пальто, Мёльдерс с проклятиями ударился о стену и, окончательно потеряв равновесие, упал назад.
Штернберг вскочил, не помня себя, находясь где-то по ту сторону всего человеческого, и бешеными ударами принялся ломать, крушить призрак, с каждым ударом вколачивая в шипящую желтомордую нечисть жгучую ярость. Его воля наконец взломала чужую ненависть, сцепилась с чужой волей, терзая и раздирая её в клочья. В затхлом коридоре пахло озоном. Лохмотья обоев на стенах тлели по краю. Одна из ламп лопнула и погасла. Мёльдерс отплёвывался тёмной кровью, но, кажется, ухмылялся чему-то; на высоком лбу мерцал тусклый блик. Он снова упал после очередного удара и, поднимаясь, успел достать что-то из-за пазухи. Какую-то небольшую железку. Вроде даже не нож. Впрочем, Штернбергу плохо было видно. Но зато отчётливо он увидел другое, тем зрением, для которого очки не требовались: железка эта в руке Мёльдерса проросла пепельным полупрозрачным клинком. Узкий лепесток, так похожий на меч, был очень страшен, поистине смертоносен. Много сил и времени надо было положить на то, чтобы присвоить какому-нибудь грубоматериальному предмету свойства астрального клинка, поселить в нём это тонкоматериальное жало, способное выдвинуться в любой нужный момент. От астрального клинка не защищало ничто. Он вспарывал ауру, кромсал эфирное тело, а иногда и разрезал тело физическое. Штернберг, холодея, трезвея, отшатнулся.
Мёльдерс выплюнул шипящий смешок.
— Ах-ха… Храбрый мальчик.
Он взмахнул клинком. Штернберг отпрыгнул.
Мёльдерс, прихрамывая, медленно двинулся вперёд. А Штернбергу не оставалось ничего иного, кроме как отступать.
Поскрипывали половицы. Мёльдерс ронял в душную тишину слова:
— Выскочка… Думаешь, ты самый ловкий? Сучёныш…
Блёклый пепельный клинок бесшумно выписывал петли.
Дверей не было. Вокруг сжимались слепые стены. Коридор внезапно закончился сумрачным тупиком.
— Ну вот и всё. Что скажешь, сучёныш?
Штернберг в диком отчаянии рванулся, подныривая под клинок, пригибаясь, всё сознание направив на единственный верный удар, но ответная мысль чернокнижника, тяжёлая и тупая, как топорище, выбила его намерение долой, словно окровавленный зуб; он лишь самую малость помедлил, борясь с мутью, застлавшей глаза, — и под рёбра вошло узкое, бесплотное, смертельно холодное. Это было не больно. Это было просто усыпляюще холодно. Тело словно обращалось в лёд. Дыхание давалось мелкими глотками, реже и реже. Потолок ушёл на недосягаемую высоту и померк. Взвизгнули половицы: он упал на колени, но не ощутил этого. Перед глазами замельтешила какая-то серая пыль, сливаясь в непроницаемую мглу. Казалось даже удобным сидеть на уплывающем куда-то полу, привалившись спиной к стене. Тускло-жёлтая шахта коридора вытягивалась и двоилась. И было уже совершенно не страшно. Самое страшное уже случилось.
Мёльдерс опустился рядом, подвинулся поближе и со слякотным шипением втянул слюну, сладострастно улыбаясь. Он вдумчиво доставлял себе долгожданное удовольствие: медленно поворачивал пепельный клинок в невидимой ране и при этом с острым вниманием вглядывался в бледное лицо жертвы.
— Какие мы стали спокойные… покладистые… — тихо сказал он.
Штернберг пристально смотрел в жёлтое пятно его лица, мелко вздрагивая. Знобило. Главное сейчас — сосредоточиться.
Мёльдерс склонился вперёд, вытянул руку, осторожно, почти ласково пригладил взлохмаченную чёлку Штернберга, продолжая поворачивать и раскачивать клинок.
— И ведь ничуть не страшно, правда? — спросил он.
— Правда, — прошептал Штернберг. — Какая же ты мразь.
Обеими руками он рванул ледяной клинок на себя, погрузившимися в холод пальцами вращая, выкручивая призрачный меч (по бледно-серому туманному клинку быстро побежали светящиеся голубоватые струйки). Наклонившийся вперёд чернокнижник повалился прямо на свою жертву, металлическое подобие рукояти — какой-то штырь — выскользнул из его потной ладони. Мёльдерс взвыл: он и представить себе не мог, что кто-то способен схватить и удержать астральное лезвиеруками. Штернберг вцепился сведёнными болезненной судорогой пальцами в жёсткую рукоять бесплотного меча и с хриплым воем рванул его из себя, вперёд и вбок, и молниеносно полоснул им наискось не успевшего отшатнуться противника, пока астральный клинок, лишившийся хозяина, ещё не растаял. Чернокнижник рухнул лицом в пыльный дощатый пол. Штернберг, бешено крича, ударил ещё раз, и ещё — стремительно бледнеющий, совсем уже прозрачный клинок бесшумно погружался в серые доски и в распростёртое тело — и, наконец, обеими руками занеся направленный вниз призрачный меч, всадил его Мёльдерсу в основание шеи. Это должно было убить. Но, как выяснилось позже, не убило.
Дрожа и спотыкаясь, хватаясь за стены, Штернберг пошёл прочь. Он прижимал ладони к невидимой ране и беззвучно рыдал от запоздалого ужаса. Таким его и нашли солдаты внешней охраны оккультного сектора Вайшенфельда — трясущимся, оборванным, бессмысленно бредущим куда-то вдоль стен. Правда, на вопрос лейтенанта: «Что с вами, рейхсмагиер, вы ранены?» — Штернберг, через силу выпрямившись, широко, дико улыбнулся и отчётливо произнёс спокойным голосом: «Я, собственно, ищу свои очки. Было бы неплохо, если б вы помогли мне их отыскать. А если вам нужен Мёльдерс — он вон там. Отдыхает». С этими словами Штернберг схватил лейтенанта за плечо и повалился без чувств, едва не сбив его с ног.
Адлерштайн
23 октября 1944 года
Из комнаты рядом с библиотекой доносилась фортепианная музыка. Играли «Лунную сонату» Бетховена. Величественная мелодия, торжественная и печальная, тихо плыла сквозь сумрак к пасмурно-серым высоким окнам, за которыми шуршал дождь.
