Стивен Сэвил - Наследие
Многие пассажиры экипажей прибыли с дальних окраин провинции, чтобы отдать дань уважения графу и его возлюбленной Изабелле, а заодно стать свидетелями торжественного представления портрета графини работы художника Гемэтина Гиста. Этот Гист, глубокий старик, несомненно, создал на склоне дней один из последних своих шедевров - специально к торжеству. Больше десяти лет Гист не брал заказов, и многие думали, что старик теперь возьмется за кисть только в залах смерти Морра. Чудо, что граф каким-то образом уговорил художника написать этот последний портрет.
Но граф умел быть убедительным.
Вот уже несколько недель Дракенхоф жил лишь разговорами о Тотентанце. Швеи и портные стирали пальцы до костей, торопясь сшить наряды, которые соперничали бы красотой с теми, кто их наденет. Виноторговцы и сыровары отбирали и паковали лучшие из своих товаров, доставляя их в замок, пекари и мясники готовили такие деликатесы, от которых слюнки текли. Кажется, у каждого была своя роль на грядущем костюмированном балу - кроме Скеллана и Фишера.
- Ты уверен, что все выяснил? - спросил Фишер, зная, что разум его друга взбудоражен, и тут ничего не поделаешь. Ему это не нравилось, и он не скрывал недовольства с тех пор, как Скеллан поделился с ним своими замыслами, но единственное, что он мог сделать сейчас, - это следовать плану товарища, оседлать волну и ждать, куда она их принесет.
- Уверен,- ответил Скеллан, почесывая нос. Он всегда делал так, когда нервничал и не знал, куда девать руки. - Он там, дружище. Я это знаю. И ты это знаешь. Неужели ты не чувствуешь? Я чувствую. Это чувство витает в воздухе, до него почти можно дотронуться. Оно живет… Заряжает меня энергией, вызывает дрожь предвкушения. Когда я закрываю глаза, то ощущаю, как оно просачивается под мою кожу и заставляет мое сердце колотиться, а кровь звенеть в жилах. И я знаю, что это значит: он близко. Так близко… Обещаю: сегодня, после восьми долгих лет, все кончится. Один из нас встретится с Морром лицом к лицу.
- А можешь ты пообещать, что это будешь не ты?
- Нет, - честно признался Скеллан. - Но поверь мне, если я и погибну, то сделаю все от меня зависящее, чтобы забрать с собой этого мерзкого сукина сына.
- Удачи тебе, парень,- сказал подошедший Холленфюр и положил руку ему на плечо. - Тебе предстоит совершить смелый поступок, ты идешь в логово чудовища. Пусть бог направит твой меч.
- Спасибо, Клаус. Ладно, давайте повторим все еще раз. - Скеллан отвернулся от окна. - Последняя доставка меньше чем через час: тринадцать бочек всевозможных вин, две будут помечены как бретонские. В них-то и спрячемся мы с Фишером. Нас будет ждать твой человек, чтобы, так сказать, откупорить нас. В третьей бочке, с печатью Хохланда, будут наши мечи, ручные арбалеты и два небольших колчана на восемь стрел. Оружие, завернутое в промасленные шкуры, будет плавать в настоящем вине.
- Мы ведь тысячу раз все проговаривали, дружище, - успокаивающе скачал торговец. - Хенрик уже в замке, разгружает предыдущую партию, ваше оружие упаковано и готово к переправке в бочке. Последняя телега нагружена. Все, что тебе осталось, - это спуститься по лестнице, а мне - запечатать тебя в пустом бочонке бретонского белого. Путешествие в замок займет час, может, чуть больше. Думай о том, что тебе предстоит сделать в замке, а беспокоиться о твоей доставке туда предоставь мне.
- И все-таки мне это не нравиться, - заявил Фишер. - У меня скверное предчувствие. Оно просто засело у меня в мозгу и не желает убираться.
- Это твой «старушечий» инстинкт, - ответил Скеллан, демонстративно подмигнув Холленфюру. - Он у тебя развит несколько чрезмерно. Когда все закончиться, ты станешь отличной старой каргой или мегерой, дружище.
Торговец не засмеялся - хотя бы потому, что частично разделял опасения Фишера, но он не собирался их озвучивать.
- Ну, что, приступим, парни?
- Да, время не ждет, - кивнул Скеллан
Трое мужчин спустились на четыре лестничных пролета к погребу, где уже стояла груженная подвода, запряженная двумя ломовыми лошадьми и готовая к отъезду. Всевозможных размеров бочки в телеге пестрели этикетками, сообщавшими о выдержке, крепости и происхождении напитков. На двух пузатых темно-коричневых стояло клеймо винодела, остальные были из светлой сухой древесины. В два бретонских бочонка едва ли могло втиснуться по человеку. Холленфюр решил, что небольшие бочки вызовут меньше подозрений, чем крупные, но если слишком усердный охранник решит помочь разгружать телегу, его будет ждать большой - в смысле тяжести - сюрприз.
Скеллан забрался в одну из бочек, подтянул колени к подбородку и пригнул голову. Холленфюр придавил его крышкой и припечатал пломбой. Он заранее просверлил в бочке две крохотных дырочки под вторым железным обручем, стягивающим доски, примерно в том месте, где должно было находиться лицо безбилетного пассажира, но они оказались такими маленькими, что едва пропускали воздух в душные недра бочонка. Впрочем, чтобы остаться в живых, воздуха хватало.
Внутри было темно, тесно и неуютно до клаустрофобии.
Проведенный здесь час обещал показаться не короче адской вечности.
Через несколько минут Скеллан услышал, как заколачивают бочку Фишера, а потом Холленфюр прибил и третью крышку, закупорив их оружие. Однако оружие скрывалось не только в третьем бочонке. Шею Скеллана обвивал кожаный ремешок, кожу на груди холодило стекло пузырька. Он потратил на него почти все оставшиеся деньги, но если эта склянка поможет Айгнеру сгореть, то оправдает каждый отданный за нее медяк.
А потом они поехали. Медленное мягкое покачивание повозки очень скоро стало вызывать тошноту. Скеллан попытался выкинуть из головы все мысли, но один и тот же образ настойчиво возвращался к нему - лицо человека, которого Джон собирался убить.
Лицо Себастьяна Айгнера.
Стены бочки заглушали все звуки окружающего мира. Невозможно было определить, где именно они едут. Иногда до Скеллана долетали обрывки свиста Холленфюра. Этот человек не мог не фальшивить - даже ради спасения своей жизни.
Во впадинках за ключицами, возле копчика, под коленями беспрестанно скапливался пот, и Скеллан вертелся, пытаясь глотнуть хоть немного бесценного свежего воздуха. В бочке властвовал прогорклый винный дух. Несколько раз его чуть не вырвало. От алкогольных ароматов кружилась голова.
Повозка тряслась и подскакивала на разбитой дороге, и Скеллан во тьме бочки тоже подпрыгивал. Онемение тысячами иголочек и булавок вонзалось в затекшие руки и ноги - кровь перестала циркулировать по венам должным образом.
