Коллектив авторов - Страхослов (сборник)
Дю Руа вскочил. Он казался спокойным, но на его виске вздулась вена.
Он оглянулся в поисках призрака, испортившего представление, затем, охваченный подозрениями, повернулся к женщине в вуали, сидевшей рядом. Кэйт была не единственной, кто забыл, что не стоит доверять Кларе Ватсон.
Дю Руа выхватил небольшой пистолет из кармана пиджака. Женская модель. Приставив пистолет к шее женщине в багровом, он сорвал ее вуаль.
И глава Алого Круга увидел незнакомое лицо.
Юки Кашима сбросила мантию с капюшоном. На ней было кимоно.
И она даже прихватила с собой свой зонтик.
– Сюрприз! – проблеял Гиньоль.
Зрители отшатнулись от Юки, охваченные дурными предчувствиями.
– Ищите женщину, – вновь отозвался Гиньоль.
Шлюха Мортена сбросила белокурый парик, и по ее плечам разметались роскошные рыжие волосы.
Так значит, Юки изображала Клару, а Клара изображала блондинку.
И только Кэти оставалась сама собой – даже в костюме апаша.
– Кем бы ты ни была, – сказал Дю Руа, – сейчас ты умрешь.
Встав, он выпрямил руку, чтобы пистолет не дрогнул. Дуло было в дюйме от носа Юки.
Движение Юки было невероятно быстрым. Она выхватила меч из зонтика и нанесла сильный, но изящный удар.
Дю Руа уставился на красную полоску на запястье. Попытался нажать на курок. Нахмурился. Но сухожилия были перерезаны, и приказ из мозга не доходил до пальцев. Удивленный и слегка раздраженный, он все еще не чувствовал боли.
И тогда его рука медленно отделилась от запястья и шлепнулась на пол. Пистолет отлетел в сторону.
Фонтаном ударила кровь – но Юки увернулась, отступив.
– Музыканты! – резко окликнул Гиньоль. – Мелодия тринадцать, анданте!
…и те, повиновавшись, поправили повязки на глазах и заиграли, вернувшись на свои места.
И грянула мелодия, выбранная Гиньолем: «Три маленькие школьницы» из оперы Гилберта и Салливана «Микадо».
Юки продолжила свое кровавое дело – ее удары были необычайно точными, будто это была не резня, а хирургическая операция. Она набросилась на членов Алого Круга, то занося, то обрушивая меч. Заняв выверенную позу для того или иного удара, она не обращала внимания на потоки крови. Только сейчас Кэйт поняла, что платье нисколько не сковывало ее движения, в нем был боковой разрез до талии. Ее традиционные для японцев крошечные шажки просто должны были ввести противника в заблуждение.
Звучали крики. Из вспоротых животов вываливались внутренности. Отрубленные конечности и головы разлетались в стороны.
Теперь Алый Круг сполна вкусил своих ужасов.
Мы маленькие школьницы, три маленькие школьницы[162],
Проказницы и шкодницы, веселье через край.
Мы бойкие проказницы, лгунишки и разбойницы,
И даже пусть милы мы, ты рот не раскрывай.
Отец Керн пытался бежать, но чертики остановили его и затащили обратно в круг резни. Юки перерубила ему позвоночник, обнажив кость. Наружу хлынула мутная жидкость, как из раздавленной гусеницы.
Над всеми потешаемся, все выведать стараемся…
Мортен лишился внутренностей. Прадье лишился головы.
Никто не защищен от нас, и каждый – берегись!
Ассолант, вставая, напоролся на меч Юки головой. Его полумаска развалилась, и генерал отшатнулся, зажимая рукой глубокую рану.
Три маленькие школьницы, вовек мы не состаримся…
Кэйт подобрала ружье Султана, откинула ствол, вытащила стреляные гильзы, вставила новые патроны и занялась рабочими сцены. Морфо и Малита были мертвы. Доктор Орлофф, разинув рот, смотрел, как погибают его покровители.
Лишь начали мы шутку с названьем странным – жизнь!
Юки не совершала лишних движений. Она калечила и убивала, точно сочиняла хокку – количество взмахов было строго ограничено. И все это происходило молниеносно.
Оркестр доиграл песню.
Юки вернула меч в ножны и открыла зонтик, а затем присела в традиционном японском поклоне.
Только тогда Кэйт вспомнила, как сильно она испугалась.
Но страх не затуманил ее разум. Схватив ведро воды – его передал рабочий сцены, – она принялась оттирать спины чертиков Керна. Нужно было смыть краску, иначе дети умрут оттого, что кожа не дышит. Кем бы они ни были, Кэйт посчитала, что они будут благодарны ей за это.
Ассолант и Дю Руа были еще живы.
– Кэти, дорогая, – проворковала Клара, – ты не могла бы освободить нашего клиента?
И тогда Кэйт осенило. Она помогла Гиньолю высвободиться – и тот наконец-то получив возможность размяться, как следует потянулся.
– Вот так-то! – пропищал он.
Так значит, Гиньоля силой заставили впустить Алый Круг в свой театр. И он предпринял меры, чтобы избавиться от их власти над своим детищем.
– Тебе конец, Юло! – сплюнул Дю Руа.
Гиньоль пожал плечами.
Вот и еще одна тайна разгадана: за маской Гиньолья скрывался Жак Юло, когда-то считавшийся самым смешным клоуном Франции… якобы покончивший жизнь самоубийством… и вернувшийся в образе маэстро ужасов.
– Невыгодно быть комедиантом, – объяснил он Кэйт. – Толпе хотелось крови – и крови encore… Поэтому я создал новое представление. Я показывал правду, демонстрировал миру, каков он на самом деле. – Дурачась, он подошел к Дю Руа. – Но толпа не так кровожадна, как вы, жалкие сволочи. Мои ужасы – это зеркало, они не показывают мир таким, каким бы я хотел его видеть. Они – предостережение, а не руководство к действию. Лишь немногие принимают их за призыв к насилию. И лишь немногие из немногих обладают бессердечностью, необходимой, чтобы войти в ваш круг. Нужна утонченная жестокость, чтобы стать таким. Теперь вы довольны? Теперь вы вкусили довольно крови, вы, чудовища Франции?
Дю Руа выпустил кровоточащее запястье – и умер.
Так значит, у месье Юло не было наследников. Гиньоль, руководивший театром, и был Юло, а Théâtre des Horreurs оказался воскрешенным призраком Théâtre des Plaisantins.
И, невзирая на кровавые представления, клоун не мог избавиться от своей сущности. Гиньоль по-прежнему был смешон.
Живые статуи в конце его представления, восковые фигуры Легиона Ужаса – так он бросал вызов Братьям Алого Круга, проклинал их. Так он указывал путь Ангелам Музыки. Это преступники, это ваши преступники… придите, остановите их, ибо я – Гиньоль – в их власти и не способен противостоять им. Кэйт искала скрытый смысл там, где он был очевиден, и понять его можно было даже в задних рядах зала.
Генерал Ассолант застыл на месте, половину его лица заливала кровь. Все битвы, в которых он «принимал участие», заканчивались до его прибытия на поле боя, когда приходило время наблюдать за казнями. Теперь у него будут настоящие шрамы, а не только ордена.
