Энн Райс - Слуга праха
«Я люблю тебя, сынок», — просто сказал он.
«Хочу, чтобы ты знал, отец, — снова заговорил я, — что есть еще одна причина моего согласия. Да, я делаю это ради тебя, ради нашего народа, ради Иерусалима… и потому, что я говорил с богом. Но еще потому, что не могу допустить, чтобы кто-то другой испытал столь мучительные страдания. Я никому этого не пожелаю».
В моих словах, безусловно, таилось тщеславие, но никто, похоже, этого не заметил. А если и заметил, то счел простительным. Старейшины поднялись со своих мест, один из них держал в руках свиток. Все выглядели удовлетворенными. Дело сделано. Кир, царь персидский, станет мессией.
«Завтра утром протрубят в трубы, — сказал верховный жрец, — и во всеуслышание объявят, что Мардук привел Кира, дабы освободить нас от Набонида. Дорога процессий уже готова. Когда солнце поднимется высоко, все жители города будут на улицах. На реке ждет лодка, которая доставит нас к домику, где ты убьешь дракона Тиамат. Это, кстати, не составит труда. Мы вернемся на следующий день и будем рядом, чтобы поддержать тебя и облегчить боль.
К утру третьего дня, когда мы окажемся во внутреннем дворе храма, тебе должно хватить сил возложить корону на голову Кира. На этом все кончится, и ты останешься в своей золотой оболочке, обездвиженный и медленно умирающий. Все остальное время, пока будут произносить волшебные заговоры и читать предсказания, тебе достаточно просто держать глаза открытыми».
«А если я не выдержу три дня?»
«Выдержишь. Другим удавалось. Только после этого мы сможем облегчить твою смерть — скажем, положить немного золота тебе в рот. Это не причинит тебе боли».
«Не сомневаюсь. Ты даже не представляешь, как я презираю тебя».
«Меня это не волнует. Ты еврей. Ты никогда не любил меня. И никогда не любил нашего бога».
«О нет, он его любит, и это самое печальное. Но ты не должен бояться, Азриэль, ибо твоя жертва во славу Израиля столь велика, что наш Господь Воинств, Господь Саваоф, дарует тебе прощение, и твое смертное пламя станет частью его великого пламени. Я торжественно клянусь тебе в этом», — произнес Енох.
Я недоверчиво рассмеялся и отвернулся, желая тем самым подчеркнуть свое презрение, и тут увидел, что все помещение заполнено духами. Словно облачка дыма, призраки сновали повсюду. Я не мог определить, кто они или кем были когда-то, ибо из одежды на них практически ничего не осталось, кроме разве что туник или рубах свободного покроя, а некоторые духи и вовсе утратил и форму, и я видел только обращенные ко мне лица.
«В чем дело, сын мой?» — спросил Кир.
«Ни в чем, — ответил я. — Просто вокруг меня толпятся потерянные души, и я надеюсь, что найду покой в пламени моего бога. Хотя… Глупо, наверное, даже думать об этом».
«А теперь оставьте нас, — подал голос Ремат. — Мы должны привести его в надлежащий вид и подобающе одеть, чтобы он стал самым прекрасным Мардуком из всех, кого когда-либо везли по Дороге процессий. А ты, старуха, исполнишь обещание и расскажешь, как приготовить золотой состав и нанести на кожу, волосы и одежду».
«Иди, отец, — попросил я. — Но я хочу непременно увидеть тебя завтра. Знай, что я люблю тебя. Знай, что я прощаю тебя. Добейся процветания нашего дома, сделай могущественным наш народ».
Я наклонился и крепко поцеловал его в губы и в обе щеки. Потом посмотрел на Кира.
Несмотря ни на что, он не прогнал меня. Тем временем отец ушел; жрецы унесли спящего Набонида и увели пьяного, бессвязно бормочущего Валтасара, который казался полностью сбитым с толку и словно в любой момент ожидал, что его убьют. Меня совершенно не интересовало, что станет с ними обоими. Я прислушивался к удаляющимся шагам отца, пока звук их не стих окончательно.
Енох вышел вместе со старейшинами, но прежде произнес длинную витиеватую речь, из которой в памяти не сохранилось ни слова. Помню только, что она походила на плохое подражание Самуилу.
Кир смотрел на меня, и в его глазах явственно читались симпатия и прощение — прощение за мою грубость, за неуважительное отношение, за отсутствие смирения, учтивости и за несоблюдение правил этикета.
«Смерть бывает куда страшнее, — обратился ко мне верховный жрец. — А тебя окружат люди, которые будут тебе поклоняться. И когда зрение твое начнет затуманиваться, на тебя прольется дождь из лепестков роз. Ты еще успеешь увидеть перед собой коленопреклоненного царя».
«А теперь мы должны увести его», — сказал Ремат.
Кир поманил меня к себе. Я встал, обошел вокруг стола и склонился перед царем, который заключил меня в объятия и поднялся с места, по-прежнему крепко прижимая меня к себе.
«Три дня держи меня за руку, сын мой, — сказал он. — Держи крепко, и я обещаю Израилю мир и процветание под моей властью, а вашему богу Яхве — собственный храм. Так будет, пока на свете есть Кир и Персия. Ты отважнее меня, сын мой, хотя самым храбрым человеком в мире я всегда считал себя. Ты храбрее. А теперь иди. Завтра мы вместе отправимся в путь. Моя любовь к тебе не имеет границ — любовь того, кто был великим царем и до прихода сюда, а с тобой обретет еще большее величие».
«Благодарю тебя, господин, — ответил я. — Будь добр к моему народу. Не мне выступать в защиту нашего Бога, но поверь, он поистине могущественен».
«Я почитаю его, — заверил Кир. — Я с уважением отношусь к богам и верованиям всех, кому дарую покровительство. Спокойной ночи, дитя мое. Спокойной ночи».
Гордо подняв голову, Кир повернулся и вышел ровным, размеренным шагом вместе со стражниками. В комнате остались только жрецы, Асенат и я.
Я огляделся. Призраки исчезли, зато Мардук вернулся. Скрестив на груди руки, он наблюдал за мной. Возможно, это он прогнал мертвецов.
«Ты хочешь что-то сказать на прощание?» — спросил я.
«Я буду с тобой, — ответил Мардук. — Я постараюсь помочь тебе и облегчить боль. Я уже говорил, что ничего не помню ни о таких процессиях, ни о рождении или смерти, И когда твой огонь сольется с великим пламенем твоего бога, я останусь здесь, в Вавилоне. Кто знает, коль скоро ты так любишь свой народ, возможно, и я смогу любить свой чуть больше».
«О, тебе не следует сомневаться в нем, — сказала Асенат. — Он превосходный демон».
Мардук сверкнул на нее глазами и исчез.
Старый жрец поднял руку, словно намереваясь ударить Асенат, но она лишь рассмеялась ему в лицо.
«Ты же не справишься без меня, старый дурак. Лучше бы записывал все, что я говорю. Вот уж воистину посмешище! Все вы, надменные жрецы Мардука, вызываете у меня только смех. Странно, что кто-то из вас еще умеет читать молитвы».
«Не забудь, что ты обещала», — подойдя к ней, едва слышно произнес Ремат.
