Рубин Алекс - Голос крови. Антология
От леса вдруг отделилась белая фигура и стала приближаться к нам, словно плывя по придорожной траве. По приближении фигура оказалась красивой девушкой, почти еще ребенком, с длинными белыми волосами и правильными, не лишенными изящества чертами лица. Но лицо это нельзя было назвать красивым, скорее наоборот, оно было отвратительно своей мертвецкой бледностью. Когда девушка, совсем уж приблизившись, откинула челку, увидели мы, что глазницы ее пусты, только в глубине их играет синий огонь.
— Пли!!! — приказал я.
Глохнул залп; пули разворотили ведьме грудь и откинули ее к лесу. Тут же со всех сторон раздался жуткий хохот, и буквально от каждого дерева отделились и поплыли в нашу сторону такие же фигуры. Солдаты мои успели дать еще один залп, да и я из пистолета снес полголовы одной ведьме. Но было уже понятно, что пули не причиняют им ровно никакого вреда. Даже лишившись полголовы, девушка та продолжала хохотать, надвигаясь на меня и протягивая руки. Тогда я скомандовал отступление. Солдаты только этого и ждали. Нахлестывая и без того перепуганную лошадь, они погнали подводу к деревне, а я припустил за ними. Но стоило подводе с солдатами свернуть за поворот, как она рухнула в невесть откуда взявшуюся пропасть. Я едва успел упасть наземь, как мой конь последовал туда же. Вопль и ржание смешались и смолкли, поглощенные бездной.
С трудом поднявшись на ноги, я увидел, что пропасть простирается от горизонта до горизонта, и на другой ее стороне не видно ровным счетом никакой деревни. Меж тем не стало уж ни предрассветных сумерек, ни светлой полоски неба на востоке. Все вокруг посерело, и только из глубины бездны начала подниматься и надвигаться на меня кромешная мгла, порождавшая такой страх, какой я не испытывал никогда в жизни. Как завороженный, я смотрел на эту тьму, внутри которой раздавались хлопанья крыльев, протяжные стоны да завывания ветра. Лишь ледяной холод, коснувшийся лица, заставил меня бежать прочь по направлению к замку.
Мне удалось оторваться от наползающей тьмы. На подходе к развалинам я замедлил шаг, и тут над обломками зданий буквально на секунду вспыхнул яркий свет, так напугавший меня, что я готов был повернуть обратно, но обернувшись, увидел огромного серого пса. Он рычал, оскалив зубы и глядя на меня злобными глазами. От него исходил звериный запах, слышимый даже на расстоянии нескольких шагов. Залаять во весь голос ему мешала зажатая в зубах ноша. За волосы он держал голову женщины с закрытыми глазами. Я окаменел от страха, как вдруг глаза женщины распахнулись и устремили на меня горящий ненавистью взгляд. Бросившись к стене, я тут же наткнулся на калитку, обитую ржавыми полосами железа. Несколько рывков не возымели никакого успеха — калитка даже не шелохнулась.
Я прижался к стене, ожидая неминуемой смерти в огромной, исходящей слюной пасти, как вдруг дотоле неприступные воротца сами собой, с натужным скрипом открылись. Я бросился внутрь, ища спасения за толстыми стенами, но внутри меня подстерегала другая опасность.
От черных, местами поросших мхом стен стали отделяться и с рычанием приближаться ко мне тени загадочных существ, похожих на волков с человеческими головами. Вскоре стало понятно, что существа эти образуют полукруг, загоняя меня в определенное место. Местом этим оказалась церквушка — единственное почти уцелевшее здание замка. Ничего не оставалось, как подчиниться темной силе, и я очутился у алтаря, напольная плита возле которого была сдвинута, а рядом валялась кирка. Из проема лился голубоватый свет. Я понял, что мне придется спуститься.
Ступенька за ступенькой шел я в холодное подземелье, пока не оказался в длинном коридоре, освещенном факелами, которые горели синим пламенем. Между факелами виднелись выступы в стене. Приблизившись, я содрогнулся, ибо выступами оказались наши солдаты, намертво прикованные к стене цепями. Мундиры их были изорваны, а на телах виднелись следы ужасных пыток. Руки и ноги их были переломаны, а иногда и вовсе отсутствовали, из тел, разорвав плоть, торчали кости ребер. Некоторые солдаты начали уж разлагаться, и тяжелый дух гниения коснулся меня. Последним был прикован поручик Соболев, израненный чуть менее других если не считать отсутствия обеих кистей. Когда я поравнялся с ним, бедняга вдруг поднял голову, посмотрел на меня полным безумия взглядом, протянул культи и со стоном испустил дух. Так я нашел наш отряд, за которым был послан полковником.
Влекомый неведомой силой, я продолжил путь и очутился в просторном зале, посреди которого стоял огромный чан. Над ним за ноги были подвешены тела трех обнаженных девушек. Животы их от промежности до горла были вспороты. Внутренности большой своей частью вывалились наружу, и в чан, стекая по длинным волосам, капала кровь. В чане лежала бледная красавица с мссиня-черными волосами. Одной узкой ладошкой своею поглаживала она обнаженную грудь, а в другой держала чашу, из которой мелкими глотками отпивала зловещий напиток. По губам ее, казавшимся в тусклом свете совсем черными, сбегали алые струйки крови. Мертвые глаза вампирши вдруг сверкнули.
— Интересно было глянуть на тебя, — сказала графиня Батори (я нисколько не сомневался, что это была именно она). — Что ж, я исполнила твою просьбу, Ангешка.
Ведьма говорила по-польски; из далекого детства я помнил этот язык, и меня заинтересовало имя, редкое польское имя, произнесенное графиней. В этот момент прямо от стены отделилась фигура и стада приближаться ко мне, протягивая руки и обретая все более знакомые черты. Я стоял как завороженный, не в силах осознать случившееся, и только резкий, звенящий смех привел меня в чувство.
— Да, да, ты не ошибся. Ангешка прибилась к нам, когда муж выгнал ее из дому. Теперь она лучшая из моих служанок, и по ее просьбе я дала тебе пожить чуть больше других. А, впрочем, мне это уж надоело. Ангешка, я выполнила твою просьбу, а теперь убей его. Матушка, до этого остановившаяся в трех шагах от меня, вновь вскинула руки и стала наступать на меня, норовя ухватить за горло. Графиня смеялась во весь голос. Я приготовился к смерти, как вдруг увидел глаза матери. И столько мольбы в них было, столько горя, что оцепенение, до того сковавшее меня, спало. Я понял, что мама хочет мне что-то сказать. Словно в подтверждение, сквозь хохот до моих ушей донесся тихий шелест родного голоса: «Закрой люк, закрой люк, который открыли ваши солдаты».
Я стал пятиться назад, а графиня продолжала хохотать, выкрикивая:
— Убей его, Ангешка! Убей своего выродка!
Последний раз взглянув в глаза матушки, я развернулся и бросился наутек. Думаю, лишь благодаря любви моей маменьки, посмевшей ослушаться своей кровавой госпожи, добрался я до выхода из подземелья. Схватив кирку и используя ее как рычаг, я неимоверным усилием, какое под силу разве что трем здоровым мужчинам, сдвинул каменную плиту, и она, оказавшись на своем месте, замкнула рисунок в виде креста, выложенного на полу церкви. В тот же миг из-под земли раздался исполненный боли вопль, а я в полном изнеможении потерял сознание.
