Александр Дюма - Тысяча и один призрак
– Но все это не объясняет, почему ты явился сюда сегодня.
– О, это-то труднее всего рассказать.
– Ну, хорошо, я сам тебе скажу: ты пришел, чтобы снять с него образок.
– Ну да! Черт меня попутал, и я сказал себе: ладно, если ты так хочешь. И вот, когда ночь настала, я отправился из дому. Я тут поблизости оставил лестницу и знал, где ее найти. Я прошелся, вернулся окольной дорогой и, когда увидел, что на равнине уже никого нет и что никакого шума не слышно, поставил лестницу, влез по ней, притянул к себе повешенного, снял цепочку и…
– И что?
– Ей-богу, хотите – верьте, хотите – нет. Как только я снял с шеи образок, повешенный схватил меня, вынул свою голову из петли, просунул на ее место мою и толкнул меня, как я раньше толкнул его. Вот в чем дело.
– Не может быть! Вы ошибаетесь.
– Разве вы не застали меня уже повешенным? Да или нет?
– Да.
– Уверяю вас, я не сам себя повесил. Вот все, что я могу вам сказать.
Некоторое время я размышлял.
– А где образок? – спросил я.
– Ищите его на земле, он где-нибудь поблизости. Когда я почувствовал, что повешен, то выпустил его из рук.
Я встал и поискал глазами на земле. Луна светила мне, как бы помогая в моих поисках.
Я поднял образок, подошел к трупу бедного Артифаля и надел его ему опять на шею.
Когда образок коснулся его груди, по всему его телу пробежала дрожь, а из груди послышался стон.
Палач отскочил назад.
Этот стон открыл мне глаза. Я вспомнил строки Священного Писания о том, что во время изгнания злых бесов последние, исходя из тела одержимых, издавали стоны.
Палач дрожал как лист.
– Идите сюда, друг мой, и не бойтесь ничего.
Он осторожно подошел.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Надо вернуть этот труп на место.
– Ни за что! Вы хотите, чтобы он еще раз меня повесил?
– Не бойтесь, мой друг, я за все ручаюсь.
– Но, господин аббат! Господин аббат!
– Идите, говорю я вам.
Он сделал еще шаг вперед.
– Гм, – прошептал он, – я боюсь.
– И вы ошибаетесь, мой друг. Пока на теле повешенного образок, вам нечего бояться.
– Почему?
– Потому, что демон уже не имеет власти над ним. Этот образок охранял его, а когда вы его сняли, им овладел бес зла. Раньше его отгонял добрый ангел, теперь же он вселился в него, и вы видели шутки этого беса.
– В таком случае как объяснить стон, который мы только что слышали?
– Это застонал бес, когда почувствовал, что добыча ускользает от него.
– Так, – сказал палач, – это действительно возможно!
– Так оно и есть.
– Ну так я повешу его опять на крюк.
– Повесьте. Правосудие должно свершиться, приговор должен быть исполнен.
Бедняга еще колебался.
– Ничего не бойтесь, – сказал я ему, – я за все отвечаю.
– Дело не в этом, – ответил палач. – Не теряйте меня из виду и по первому зову спешите ко мне на помощь.
– Будьте спокойны.
Он подошел к трупу, поднял его тихонько за плечи и потащил к лестнице, приговаривая:
– Не бойся, Артифаль, я не возьму образок. Вы не теряете нас из виду, господин аббат, не правда ли?
– Нет, мой друг, будьте спокойны.
– Я не возьму у тебя образок, – продолжал мирным голосом палач, – не беспокойся. Как ты хотел, так тебя с ним и похоронят. Ведь он не шевелится, господин аббат?
– Вы же видите.
– Тебя с ним похоронят. А пока что я верну тебя на твое место, согласно пожеланию господина аббата, а не по своей воле, понимаешь?..
– Да-да, – невольно улыбнулся я, – только поторапливайтесь!
– Слава богу, все кончено, – сказал он, выпуская тело, которое прикрепил на крюк, и соскочил на землю.
Тело закачалось в пространстве, безжизненное, неподвижное.
Я опустился на колени и приступил к молитвам, о которых меня просил Артифаль.
– Господин аббат, – сказал палач, становясь рядом со мной на колени, – вы не согласитесь произносить молитвы громко и медленно, так, чтобы я мог повторять их за вами?
– Как, несчастный, неужели ты их забыл?
– Мне кажется, что я никогда их не знал.
Я прочитал пять раз «Отче наш» и пять раз «Богородицу», и палач повторял их за мною.
Покончив с молитвами, я встал.
– Артифаль, – сказал я тихо казненному, – я все сделал для спасения твоей души и передаю тебя под покровительство Божьей Матери.
– Аминь! – произнес мой товарищ.
В эту минуту водопад серебристого света обрушился на нас – это луна вышла из-за туч, попутно осветив труп. Колокол церкви Божьей Матери пробил полночь.
– Пойдем, – сказал я палачу, – больше нам здесь нечего делать.
– Господин аббат, – попросил бедняга, – не будете ли так добры оказать мне последнюю милость?
– Какую?
– Проводите меня домой. Пока дверь не захлопнется за мною и не отделит меня от этого разбойника, я не буду спокоен.
– Идем, мой друг.
Мы ушли с площади, причем мой попутчик через каждые десять шагов оборачивался, чтобы убедиться, висит ли повешенный на своем месте.
Повешенный не шевелился.
Мы направились в город. Я проводил своего спутника, подождал, пока он зажег в доме огонь, а затем запер за мною дверь и через дверь же простился со мною и поблагодарил. Я вернулся домой успокоенный.
На другой день, когда я проснулся, мне сказали, что в столовой меня ждет жена разбойника.
Лицо ее было спокойное, почти счастливое.
– Господин аббат, – произнесла она, – я пришла поблагодарить вас. Вчера, когда пробило полночь в церкви Божьей Матери, ко мне явился мой муж и сказал: «Завтра утром отправляйся к аббату Муллю и скажи ему, что милостью его и Божьей Матери я спасен».
XI. Волосяной браслет
– Мой милый аббат, – сказал Аллиет, – я вас очень уважаю и питаю глубокое почтение к Казотту. Я вполне допускаю влияние вашего злого гения, но вы забываете нечто, чему я сам служу примером, – что смерть не убивает жизни, ведь она не более чем превращение человеческого тела; смерть убивает память, вот и все. Если бы память не умирала, каждый помнил бы все переселения своей души от сотворения мира до наших дней. Философский камень не что иное, как эта тайна; эту тайну открыл Пифагор, и ее же заново открыли граф Сен-Жермен и Калиостро; этой тайной, в свою очередь, обладаю я; мое тело может умереть; я положительно помню, что оно умирало уже четыре или пять раз, и даже если я говорю, что мое тело умрет, я ошибаюсь. Существуют некоторые тела, которые не умирают, и я одно из таких тел.
– Господин Аллиет, – сказал доктор, – можете ли вы заранее дать мне позволение?
– Какое?
– Вскрыть вашу могилу через месяц после вашей смерти?
– Через месяц, через два месяца, через год, через десять лет, – когда вам угодно, доктор. Только примите меры предосторожности… так как, причиняя вред моему трупу, вы можете повредить другому телу, в которое вселится моя душа.
