Говард Лавкрафт - Комната с заколоченными ставнями
III
О том, какую «звезду» имел в виду Уилбер, я узнал благодаря чистой случайности. При описании своих видений кузен постоянно упоминал о «создании», «уничтожении», «сотворении» или «ликвидации» некой звезды. Мне это ровным счетом ни о чем не говорило и, вероятно, так никогда бы и не сказало, если бы как-то раз в косых лучах заходящего солнца, падавших на пол мансарды, я не разглядел еле заметные линии, образовывавшие подобие пятиконечной звезды.
Прежде я не мог видеть их из-за того, что на этом месте лежал ковер, но в ходе упаковки книг и рукописей, предназначенных к отсылке в библиотеку, я ненароком его сдвинул, и, таким образом, то, что звезда попала мне на глаза, было делом случая.
Но и тогда я не сразу сообразил, что эти едва заметные линии воспроизводят звезду. Лишь после того, как я разобрался с книгами и свернул ковер, изображение открылось целиком — то была звезда о пяти концах, украшенная затейливым орнаментом и, судя по всему, нарисованная человеком, находившимся в ее центре. Теперь мне стало ясно, каким целям служила коробка с мелом, обнаруженная мною в комнате кузена, где ей, казалось бы, нечего было делать. Отодвинув бумаги и книги, я принес мел и принялся аккуратно обводить звезду и орнамент по сохранившемуся контуру, сидя в центре рисунка. Вероятно, это изображение служило какой-то каббалистической схемой, и рисовальщик должен был находиться внутри композиции.
Обведя рисунок по еле различимым линиям, сохранившимся благодаря его неоднократным воспроизведениям, я уселся в центре звезды и принялся ждать. Я вполне допускал, что вот-вот может что-нибудь произойти. Меня смущало лишь одно: читая записки кузена, я неоднократно натыкался на фразу об «уничтожении» звезды — действие, которое он совершал всякий раз, когда ему грозила опасность. Между тем, насколько я помнил из книг по каббалистической практике, именно уничтожение подобных изображений влечет за собой опасность психического расстройства. Однако пока что вообще ничего не происходило, и только по прошествии нескольких минут я вдруг вспомнил про «слова». В свое время я догадался их переписать, а потому сходил за ними и, вернувшись, торжественно произнес:
— Пнглуи мглунаф Ктулху Р'льех унахнагл фтагн!
В тот же миг произошло нечто из ряда вон выходящее. Я сидел лицом к окну с непрозрачным стеклом в южной стене дома и видел все как на ладони. Со стекла внезапно как бы спала пелена, и перед моим изумленным взором возник залитый солнцем ландшафт. Я взглянул на часы: они показывали начало десятого, и, стало быть, на дворе был поздний вечер, теплый летний вечер в штате Массачусетс. Однако тот пейзаж, что я видел в окне, был явно не новоанглийским: выжженная почва, холмы песчаника, пустынная растительность, несколько крупных пещер на переднем плане и цепь заснеженных гор на горизонте — именно такой пейзаж, о котором не раз говорил кузен в своих загадочных записках.
Я глядел на открывшийся вид, как зачарованный; в голове у меня был полный хаос. Там, куда я смотрел, жизнь шла своим чередом, и взгляд мой встречал то одно, то другое из ее проявлений: вот гремучая змея проползла, извиваясь, вот всевидящий ястреб пролетел высоко над землей — и по отблеску солнца на его перьях я заключил, что стоял предзакатный час. Все указывало на то, что передо мной типичный ландшафт юго-запада США. Интересно, какой его части? Аризоны? Нью-Мексико?
Так или иначе, мне суждено было оставаться безучастным свидетелем событий, разворачивавшихся на фоне нездешнего ландшафта. Змея не успела уползти далеко, ястреб камнем кинулся вниз и спустя мгновение взмыл с ее извивающимся телом в когтях. Солнце садилось за линию гор, открывая моему взору волшебной красоты вид. А потом из отверстого зева одной из наиболее крупных пещер появились летучие мыши. Тысячи летучих мышей тянулись нескончаемым потоком из непроницаемо-черной утробы, и мне казалось, будто я слышу их стрекот. Вот уже сгустились сумерки, а они все вылетали и вылетали, и я даже затрудняюсь сказать, как долго это продолжалось. Когда наконец последняя летучая мышь оставила пещеру, оттуда показалось еще что-то — какое-то человекообразное существо с непомерно большими глазами и ушами и на редкость шершавой — будто в нее въелся песок пустыни — кожей. Существо было худым, как скелет, все ребра его выпирали наружу, но что было особенно отталкивающим, так это его лицо — оно напоминало забавного австралийского медведя-коалу. И тут я вспомнил, как мой кузен называл этих людей — ибо вслед за первым показались и другие, в том числе женского пола: это были Жильцы Песков!
Они покидали пещеру, щурясь своими огромными глазами, а потом вдруг заторопились и, бросившись врассыпную, попрятались за кусты. И тогда из пещеры по частям стал появляться какой-то невообразимый монстр — сначала показалось одно его щупальце, потом второе, а затем целых полдюжины разом: все они осторожно ощупывали вход в пещеру. И уже в последнюю очередь появились смутные очертания чудовищной головы. Когда она рывком подалась вперед, я едва не закричал от страха — ибо в лице чудовища я увидел жуткую карикатуру на все, что наделено в этом мире разумом. Голова росла прямо из тела, представлявшего собой студенистую, колышущуюся массу, а щупальца сходились на том участке тела, который служил ему то ли нижней челюстью, то ли шеей.
Ко всему прочему, существо было наделено способностью осмысленного восприятия, ибо оно, похоже, с самого начала заметило мое присутствие. Выбравшись из пещеры, оно в упор поглядело на меня, а затем стало передвигаться по направлению к окну, с невероятной скоростью пересекая стремительно темнеющую местность. Не подозревая об истинных размерах грозящей мне опасности, я, как завороженный, наблюдал за происходящим, и только когда чудовище заслонило собой весь вид, когда его щупальца протянулись к окну мансарды — и прошли сквозь него! — только тогда меня охватил настоящий страх.
Прошли насквозь! Так вот чего боялся мой кузен!
Помню, как, вырвавшись из ледяных объятий страха, я снял ботинок и со всей силы швырнул его в стекло. Вслед за тем я нагнулся и стер часть изображения — «ликвидировал» звезду. В моих ушах еще стоял звон разбитого стекла, когда я погрузился во мрак милосердного забвения.
Теперь мне известно все то, что знал мой кузен.
Не замешкайся я в последний момент, я, возможно, был бы сейчас избавлен от этого знания и до сих пор пребывал бы в твердом убеждении, что причиной всему явился обман чувств, галлюцинация. Но — увы! — теперь я знаю наверняка, что мутное стекло в окне мансарды было входом в другие измерения — в чужие пространственно-временные континуумы, которые мой кузен научился выбирать по своему усмотрению; путем к сокровенным местам Земли и межзвездных пространств, где от века таятся существа, поклоняющиеся Древним Богам — а то и сами эти Боги! — таятся в ожидании часа, когда они снова восстанут из забвения и будут править миром! Стекло Ленга — оно же, «вероятно, хиадесского происхождения», ибо я так никогда и не узнал, где раздобыл его кузен, — обладало способностью вращения в оконном проеме; оно не подчинялось никаким земным законам, за исключением одного — его направленность определялась вращением Земли вокруг своей оси. И если бы я не разбил его, то из-за своего невежества и праздного любопытства мог бы навлечь на человечество ужасные бедствия.
