Марьяна Романова - Мертвые из Верхнего Лога
Аня поежилась, хотя в кафе было жарко, кондиционер не работал.
— И как ты поняла, что они… мертвые? — выдавил Савелий. Он не верил сокурснице, но почему-то ее рассказ завораживал.
— Сначала я так не подумала. Сначала я просто удивилась, что они так странно выглядят. У них еще была очень странная походка — движения какие-то ломаные, как у танцоров брейка. А женщина подволакивала ногу. И они шли ко мне… Тогда я их окликнула. Спросила, могу ли чем-то помочь. Но они ничего не ответили. А мальчик поднял голову и улыбнулся. И тогда я увидела… — Голос аж задрожал. — У него была длинная челка, но когда он поднял голову, его лицо осветила луна, и я увидела, что у него нет глаз. А на щеках — запекшаяся кровь. Понимаешь, ему не было больно, он улыбался. А женщина просто на меня смотрела. Парочка подошла чуть ближе, и я увидела, что она вся синяя. Оба были мертвые, мертвые!
Аня схватила Савелия за руку и больно сжала. Ее расширившиеся зрачки, остановившийся взгляд, внезапная бледность и неровное дыхание рассказчицы пугали.
— И что ты сделала? — тихо спросил Савелий.
— А? — словно очнулась Аня. — Я убежала. Почему-то это было трудно. Знаешь, такое чувство бывает в страшном сне, когда понимаешь, что чудовище близко и надо бежать, но тело почему-то не слушается. Я вбежала в дом, разбудила детей, мужа и закричала, что мы должны немедленно уехать. Муж начал меня отговаривать, убеждать, что мне почудилось. Но я орала, что, если мы немедленно не уедем, я не знаю что сделаю. Дети перепугались, начали плакать. Мы похватали вещи, сели в машину и действительно уехали, даже не одевшись как следует. Я всю дорогу дрожала.
Аня угрюмо замолчала.
— Но… ты и правда уверена, что тебе не померещилось? — осторожно спросил Савелий.
— За последние месяцы десятки людей пытались меня в этом убедить. Я консультировалась у психиатров, гипнотизеров, гадалок. Мне сделали томографию мозга и не нашли никаких отклонений. Я чуть не сошла с ума! Сначала я боялась засыпать, но потом поняла, что больше их не увижу. И уже готова была забыть тот ужас… Но пару недель назад мне попалась на глаза газета, какая-то малотиражка, нам иногда бросают ее в почтовый ящик. И там была крошечная заметка о жестоком убийстве, которое произошло в той самой деревне, где мы были, в Верхнем Логе. Какой-то алкоголик убил жену топором, но клялся, что этого не делал. Твердил, что вошел в комнату, когда та уже была убита, и видел там странных людей, в том числе и улыбающегося мальчика в льняной рубашке. Тогда мне стало ясно, что я не сумасшедшая, они и правда были… И вот я нашла тебя.
Савелий залпом допил горячий чай и вдруг поймал себя на мысли, что зря оставил свитер в редакции — в Анин рассказ не очень верилось, но почему-то он заставлял зябко ежиться. А она сидела напротив — такая красивая, бледная, нервная.
— Мне так стыдно, — помолчав, призналась она. — Ты вот смотришь на меня и наверняка думаешь, что я сошла с ума. Но я не знала, кому еще это рассказать. Так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь мне поверил! Надеялась, что ты… Муж мне не верит, у нас с ним с тех пор разладились отношения. Психолог посоветовал морской воздух и солнечные ванны. А я…
С беспомощной улыбкой Аня развела руками. Она была в тот момент такой трогательной, такой беззащитной, что ему хотелось как-то ее приободрить. И тогда Савелий сказал, что хоть история и сомнительная, но он обязательно поедет в Верхний Лог и поговорит с местными. Аня обрадовалась, будто Сева ей жизнь спас. Все переспрашивала: правда? правда? И потом, когда прощались у порога кафе, пытливо заглядывала в глаза, сжимая его руку: не обманет ли? Они договорились созвониться после его поездки в Верхний Лог.
На следующий день утром Савелий отправился на Ярославский вокзал. Ну не мог он обмануть Аню, ему бы снились ее умоляющие глаза… Он был уверен, что страшная история о живых мертвецах — не более чем галлюцинация измотанного офисными стрессами человека. С другой стороны, Аня все-таки не просто банальная московская обывательница, у нее ведь университетское образование…
Жители деревни Верхний Лог как-то странно отреагировали на вопросы журналиста. Кто-то, скептически хмыкнув, крутил пальцем у виска, но некоторые смотрели на него так испуганно и с таким отчаянием, что ему становилось не по себе. Никаких конкретных фактов, помимо истории страшного убийства некой Татьяны Губкиной, ему узнать не удалось. Но одна женщина, ее звали Ниной, бывшая учительница, затащила приезжего в свой дом, напоила травяным чаем и срывающимся голосом рассказала такое, что Савелий наконец понял смысл идиомы «от страха зашевелились волосы».
Местная жительница говорила о том, что в деревне уже давно творится что-то нечистое, и много раз из здешних лесов не возвращались люди, но все предпочитают это скрывать. Что и она сама, и другие в разное время видели поблизости мертвых. Вот и муж Нины, Борис, год назад потерялся в лесу и не вернулся… Вернее, вернулся, но весь черный, перепачканный землей, с неестественно ввалившимися щеками и без одной руки — пустой рукав развевался на ветру, а ему хоть бы что. «Он стоял перед окном, — горячо шептала Нина, — и смотрел прямо на меня. В доме не горел свет, и если бы Борис был человеком, то не смог бы меня увидеть. Но он видел. И я знала, что муж меня видит. А он знал, что я это знаю. Я тогда упала на колени и начала молиться, а когда открыла глаза, за окном никого не было…»
Все это случилось в самом начале лета.
И вот сейчас бывший сотрудник «Слухов и сплетен» сидел у окна, а пыльная электричка уносила его все дальше от Москвы. Савелий твердо решил во всем разобраться. В прошлый раз он провел в Верхнем Логе не больше двух часов, но теперь его уволили, спешить некуда, и вполне можно себе позволить посвятить расследованию несколько дней. На его груди висел громоздкий профессиональный «Кэнон» в специальном чехле.
Савелий настолько глубоко погрузился в невеселые воспоминания, что не заметил пожилую женщину в темном платье и черном траурном платке, которая пристально наблюдала за ним с соседней скамьи. На грязном полу перед ней стояла драная матерчатая сумка, из которой выглядывал батон белого хлеба, на ее коленях лежали какие-то замусоленные бумаги, в которых при ближайшем рассмотрении можно было узнать медицинскую карту психоневрологического диспансера № 2.
— Не к добру, — прошептала старушка и мелко, будто бы воровато, перекрестилась. — Не надо было тебе приезжать. Ох, не к добру…
* * *1979 год. Москва
Воскресный утренний Арбат был залит солнцем, как блин топленым маслом Солнечные зайчики скакали по домам, деревьям и лицам редких прохожих. Половина девятого утра, слишком раннее время для толп. Стоял поздний апрель, блаженное хрупкое время, когда грудную клетку словно распирает от желания чувствовать себя живым.
