Александр Варго - Ожившие
— Ты тоже… — Катрин не стала заканчивать предложение и лишь понятливо кивнула головой, поморщившись при этом.
— Где мы? — Валик провел по губам кончиком пересохшего языка. Жажда была настолько невыносимой, что он был готов пить собственную мочу.
— На этой гребаной яхте, — ответила Катрин. — Ну и отходняк!..
— А Влад?
Девушка пожала плечами. Ей удалось подняться на ноги, и она протянула руку Валику. Наконец он смог встать и, дрожа и шатаясь, припал к борту, чувствуя, что его вот-вот стошнит. Внизу плескались сонные волны. Постепенно до юноши стало доходить то, что он упустил с самого начала пробуждения — ночь, и об этом красноречиво говорила зависшая в чернильном небосводе луна. Как он сразу это не заметил?! И тут же в его непроснувшийся мозг тупым тесаком воткнулась следующая мысль — катер стоит на месте. Что бы это означало? Он сломался? Или просто ОНИ (Айс и этот покорябанный Исви) решили никуда не плыть?!
— Сколько времени? — выдохнул он.
Катрин раздраженно повела плечами:
— Откуда я знаю? Не имею привычки носить тикеты[17].
— Башка просто трещит, — пожаловался Валик. — Будто, пока мы спали, по нам танки ездили.
— Я думаю, нам какую-то шнягу подсыпали, — высказала предположение Катрин. Неуверенными движениями она собрала свои длинные волосы в хвост. После всех приключений они потеряли свою привлекательность и превратились в свалявшиеся космы, как у заправской ведьмы. — Вспоминай. Ты же у нас умненький.
— Я пил только воду, — машинально, как заученный текст, произнес Валик и повернулся к хиппи, — и ты тоже.
— Угу. Хорошо хоть ласты не склеили, — вздохнула Катрин, почесав ухо. — Подыхаю, хочу отлить.
Сделав такое заявление, она выглянула за борт и зябко повела угловатыми плечиками.
— По ходу, даббл[18] тут не предусмотрен. Во всяком случае, я его тут не видела. Как же они тут увлажняются? — продолжала недоумевать Катрин.
— В смысле? — не понял Валик.
— Ну, брызгаются. Ссут то есть, — пояснила она. — Вот ты тормоз, Валик.
— Как-как, — пропыхтел Валик, краснея. — Наверное, прямо в море. В океан то бишь.
— А срут? — не унималась Катрин, с недоверием глядя на борт. По ее твердому убеждению, справлять естественные надобности, залезая на борт, было делом совершенно идиотским и рискованным.
— Да не знаю я, — рассеянно ответил Валик. — В горшок какой-нибудь, а потом — за борт.
Катрин огляделась.
— Я тебя не обломаю, если?..
Валик непонимающе уставился на подругу:
— Что?
— Ну, типа, я тут где-нибудь…
— А мне-то что? — вяло отозвался он, хотя идею Катрин справить нужду прямо на палубе он не одобрял. Да и как посмотрит на это хозяин лодки? Кстати, где он?
Он слышал, как где-то в темноте, сопя, возилась Катрин, потом раздался слабый звук упавшего в воду предмета.
— Какую-то тряпку нашла, вытерла, — не без гордости доложила она, застегивая ширинку своих вытертых джинсов прямо на глазах у Валика.
Молодой человек потупил взгляд — он не уставал поражаться раскрепощенности этой девушки. Взять хотя бы простой пример — Катрин неплохо разбиралась в национальных кухнях и прекрасно ориентировалась в правилах этикета, но одновременно с этим она запросто могла хлестать паленую водку с панками в загаженных переулках Арбата, занюхивая ириской.
— Интересно, где Влад? — снова поинтересовался Валик.
— О, фак, — пробормотала Катрин. — Маринка… Неужели она все еще здесь?!
Они, чертыхаясь и спотыкаясь на ватных ногах, словно калеки, засеменили к каюте, где должны были находиться Влад с Мариной. Однако перед самой каютой Валик неожиданно остановился, виновато улыбнувшись. Он прислонился к стене, и Катрин истолковала это по-своему.
— Че, хреново? У меня тоже черепушка раскалывается. Ладно, побудь на воздухе.
И с этими словами она вошла внутрь. Валик, передвигая ноги как столетний дед, побрел назад. Какой там, в задницу, воздух. Просто он панически боялся снова увидеть Марину, а еще больше он боялся узнать что-то плохое, что-то такое, что могло произойти за то время, пока они были в отключке.
(Зачем?)
Он вспомнил обвиняющий Светин голос во сне, и его затрясло.
Что «зачем»? Что она имела в виду? Ведь он всегда делал только то, что им обоим приносило счастье…
Он прилагал все усилия, чтобы вытеснить мысли, связанные с теми ужасными событиями, но они намертво застряли в его сознании крючьями, причиняя поистине неземные страдания. Вот и теперь он словно вернулся на несколько месяцев назад.
…Ему стало плохо уже тогда, когда они только подъехали к моргу. Гроб, естественно, был закрыт, хотя отец Светы и пытался безуспешно настаивать, чтобы крышка была снята. Но сотрудник морга мягко и вместе с тем решительно отговорил его от этой идеи. В какой-то момент Валик перехватил взгляд тестя — немигающий, застывший, полный испепеляющего горя и вместе с тем раздраженно-недоумевающий. Мол, ты, муж моей дочери, не поддержал меня в эту минуту?!
Да, не поддержал, захотелось тогда завопить Валику. Не поддержал, потому что он не хотел смотреть на обугленные останки любимого человека! Потому что в памяти Валика Светочка всегда останется такой, какую он знал ее, — нежная и божественно прекрасная, как редкой красоты цветок. Но раздавленному обрушившимся горем папаше, этому жирному, лысеющему пятидесятилетнему мужику, этого никогда не понять. Он, если говорить правду в глаза, особенно и не жаловал Валика, за спиной называя его ботаником и тютей.
Рядом с гробом стояла фотография Светы. Свежая, радостная, с распахнутыми глазами и ослепительно-жемчужной улыбкой, она, казалось, вот-вот сойдет с глянцевой карточки и кинется в объятия Валика. И он стоял, яростно вытирая непослушные слезы, текущие по осунувшемуся бледному лицу, тщетно пытаясь убедить себя, что его любимая жена, эта потрясающей красоты девушка, небесный ангел, не имеет ничего общего с жалкой кучкой сгоревших костей, находящихся под крышкой этого чертова гроба.
А когда все родственники стали один за другим подходить к телу и прощаться, нервы его не выдержали, и Валик потерял сознание. Он чудом не упал на гроб, и его едва успел подхватить дядя Светланки. Обморок был настолько глубоким, что пришлось вызвать врача, а гроб погрузили на катафалк, и процессия отправилась на кладбище. Так что хоронили Свету уже в его отсутствие.
В ту же ночь она пришла к нему. В обгоревшем, грязном платье, пропахшем машинным маслом и копотью, с пустыми глазницами и раззявленным ртом. Она схватила Валика за руку своими обгоревшими пальцами и потащила куда-то в темноту.
Утром он сходил в церковь, но ночные кошмары повторялись с пугающей периодичностью, как месячные у женщин, и Валик начинал всерьез подумывать о визите к психотерапевту, как сны неожиданно прекратились. Вплоть до сегодняшнего дня…
* * *Эд дремал и видел Татьяну. Она была такой же, как в тот день, когда они еще встречались. Юная, веселая, с живыми, смеющимися глазами, рыжими волосами, худенькая, в плотно облегающих джинсах. Они стояли на вершине какой-то скалы и осыпали друг друга страстными поцелуями, но вдруг острые зубки Татьяны сильно укусили его за губу, потом еще раз… Она смеялась, и он тоже, не обращая внимания, что из глубоких порезов на его лице ручьями течет кровь… Было совсем не больно, но когда он всмотрелся, то обо млел — вместо его любимой Тани на него, глумливо ухмыляясь, смотрело тупое рыло громадной акулы. Жабры медленно подрагивали в такт зловонному дыханию, меж треугольных зубов застрял какой-то гниющий кусок мяса, с них клейкими капельками стекала морская слизь, а на одном зубе намотался кулон, тот самый, который висел на шее Папаши Дриппи…
Он проснулся, сначала не понимая, почему вокруг такая темень и отчего так холодно. Рядом, обхватив руками бочонок, дремала Татьяна. Она дергала плечом и что-то тихо вскрикивала.
Эд огляделся. Прямо над ними серебряной монетой зависла луна, прохладная и насмешливо-игривая, затейливые блики, словно зеркальные осколки, вымостили бледно-желтую дорожку до самого горизонта.
Эд пересчитал их маленькую группку. Все на месте, и он немного успокоился. Его тревожило лишь одно — акулы.
Рядом раздался тихий всплеск. Рыба, наверное, решил Эд. Ему захотелось пить, но он решил потерпеть. Хотя, если завтра их не найдут… придется пить морскую воду. Впрочем, это все равно не спасет. Второй ночи в воде их организмы не выдержат, поэтому он очень рассчитывал, что кто-то их подберет.
Он посмотрел на серебристую дорожку и едва сдержал вопль — метрах в десяти от них из воды торчал громадный плавник. И хотя лунного света было недостаточно, чтобы хорошо его разглядеть, Эд не сомневался, что это та самая акула, Локхом, — и она вернулась. Он даже потер глаза в надежде, что плавник ему померещился. Но нет. Он был на месте и медленно двигался по кругу.
