Дэн Симмонс - Утеха падали
Вертолет, казалось, летел прямо на Сола. Бортовые огни сверкали чуть ли не на уровне его головы. Он плашмя бросился на песок, обдирая свое обнаженное тело о гальку, острую, как наждачная бумага. Порывом воздуха от лопастей вертолета его еще сильнее вжало в песок. Не то автоматный огонь, направленный на Сола, каким-то образом задел механизм вертолета, не то в нем просто что-то сломалось, но в тот самый момент, когда он пролетал над распростертым телом Сола, раздался какой-то гулкий рокочущий звук, словно в катящуюся пустую железную бочку попал камешек, и вся машина задрожала. Ярдов через пятьдесят вертолета попытался снова набрать высоту, но его отнесло влево, а потом круто развернуло вправо. Лопасти винта самопроизвольно начали вращаться в противоположном направлении. Теперь его несло прямо на стену деревьев.
В течение нескольких минут казалось, что вертолет собирается косить верхушки деревьев собственным винтом, — ветви кипарисов и пальм взвивались вихрем вверх и разлетались в разные стороны, как дорожные рабочие, спасающиеся от взбесившегося мотоцикла в кинокомедии Мака Сеннетта. Наконец вертолет совершил немыслимую петлю, блеснула залитая дождем плексигласовая кабина, отражая луч собственного прожектора, который бил теперь вертикально в небо из перевернутого брюха. Затем раздался оглушительный скрежет и обломки вертолета посыпались на пляж.
Отделившаяся кабина рухнула у самой кромки воды, трижды подпрыгнула в волнах, как умело брошенный камешек, и погрузилась на дно. Через секунду что-то детонировало взрывчатку, находившуюся в кабине, и море вскипело, как столб пламени, наблюдаемый сквозь толстое зеленое стекло. Вверх взвился гейзер белых брызг, они осыпали вжавшегося в песок Сола с головы до ног. Мелкие обломки еще в течение полминуты продолжали издать на песок.
Сол поднялся и глупо пялился на все это, пока в него не вонзилась первая пуля. Почувствовав жгучую боль в левом бедре, он понял, что стоит в маленьком ручейке, протекающем по дну широкого углубления в песке. В это мгновение что-то уже более сильно ударило его под правую лопатку, и он полетел лицом вниз в мутный поток.
Два катера на полной скорости преодолели волны прибоя, а третий продолжал курсировать футах в ста от берега. Сол застонал, перекатился на бок и посмотрел на ногу. Пуля проделала кровавый желобок чуть ниже кости с внешней стороны. Он попробовал нащупать левой рукой рану на спине, но у него занемела лопатка. Измазанная кровью рука мало что говорила ему. Сол поднял правую руку и пошевелил пальцами. Рука продолжала действовать, и этого было достаточно.
«Наплевать», — подумал Сол по-английски и пополз к джунглям. Ярдах в двадцати от берега днище первого катера заскрежетало по дну, и в воду спрыгнули четверо человек, вооруженных винтовками.
Не вставая с четверенек, Сол поднял голову. По небу неслись лохматые обрывки черных туч. В просветах появились звезды. Затем разошлись и эти последние клочки туч и, словно перед началом третьего, заключительного акта, поднялся огромный занавес.
* * *Хэрод понял, что ему безумно страшно. Впятером они спустились в главный зал, где люди Барента уже поставили сиденьями друг к другу два огромных кресла, разделенных широченным пространством пола, выложенного черно-белыми клетками. Нейтралы в синих блейзерах и серых брюках с автоматами в руках встали возле каждого окна и двери. Целая группа охранников окружила Марию Чен, помощника Кеплера по имени Тайлер и пешку Вилли — Тома Рэйнольдса. Через открытые панорамные двери Хэрод увидел, что ярдах в тридцати от особняка стоит вертолет Барента, а рядом целый эскадрон нейтралов, щурившихся от яркого света прожекторов.
Похоже, лишь Барент и Вилли до конца понимали, что происходит. Кеплер продолжал ходить взад-вперед, заламывая руки, как осужденный на казнь. Джимми Уэйн Саттер пребывал в отрешенном состоянии человека, накачанного ЛСД.
— Ну и где ваша долбаная шахматная доска? — осведомился Хэрод.
Барент улыбнулся и направился к длинному столу эпохи Людовика XIV, заставленному бутылками, фужерами и разнообразными закусками. На другом столе находился целый набор электронной аппаратуры, а рядом стоял усатый фэбээровец по фамилии Свенсон в наушниках и с микрофоном.
— Для этой игры вовсе шахматная доска не требуется, Тони, — улыбнулся Барент. — В конце концов, это всего лишь упражнение для ума.
— И вы говорите, что играете уже несколько месяцев по почте? — спросил Джозеф Кеплер сдавленным голосом. — С тех пор как мы выпустили в Чарлстон Нину Дрейтон в прошлом декабре?
— Нет. — Барент кивком головы подозвал слугу в синем блейзере, и тот налил шампанского в его бокал. Барент сделал глоток и снова улыбнулся. — На самом деле мистер Борден прислал мне первый ход за несколько недель до Чарлстона.
Кеплер хрипло рассмеялся.
— Значит, в то время, как вы и Саттер постоянно поддерживали с ним связь, вы продолжали внушать мне, что я один нахожусь с ним в контакте?
Барент бросил взгляд на священника. Тот тупо смотрел на панорамные двери.
— На самом деле, преподобный Саттер общался с мистером Борденом гораздо дольше, — ответил Барент.
Кеплер подошел к столу и налил себе виски в высокий стакан.
— Вы использовали меня точно так же, как Колбена и Траска, — и он осушил стакан одним глотком. — Точно так же, как Колбена и Траска, — повторил он обреченно.
— Джозеф, — примирительным тоном произнес Барент, — Чарлз и Ниман просто оказались не в то время и не в том месте, Дрожащей рукой Кеплер вновь наполнил свой стакан.
— Убитые фигуры убираются с доски? — прошептал он.
— Да! — с чувством подхватил Вилли. — Но я тоже проиграл несколько фигур. — Он посолил очищенное крутое яйцо и откусил от него большой кусок. — Мы с герром Барентом слишком беззаботно поступили со своими ферзями в самом начале игры.
Хэрод подошел к Марии Чен и взял ее за руку. Пальцы ее были холодными как лед. Охранники Барента стояли в нескольких ярдах от них.
— Они обыскали меня, Тони, — прошептала Мария Чен. — Им все известно об оружии в катере. У нас отрезаны все пути с острова.
Хэрод отрешенно кивнул.
— Тони. — Она сжала его руку, — мне страшно. Хэрод окинул взглядом зал. Люди Барента зажгли несколько софитов, осветивших лишь часть черно-белых клеток пола. На вид каждая клетка была размером в четыре квадратных фута. Хэрод насчитал восемь рядов по восемь клеток в каждом. До него наконец дошло, что это и есть шахматная доска.
— Не волнуйся, — произнес он. — Клянусь, я вытащу тебя отсюда.
— Я люблю тебя, Тони, — прошептала прекрасная азиатка.