Анастасия Павлик - Харизма
- Да, но не в нашей. Знаете, Харизма, совсем недавно произошел этот случай: очеловеченный медведь, среднестатистический госслужащий, одурел от круглосуточного сидения за компьютером и перебирания контрактов на заказ велосипедов, сеток для волейбола и подобного дерьма. Одурел и отгрыз кисть своему боссу. Я был там. Так вот, медведь рыдал, как ребенок. Как ребенок, - Гумилев покачал головой. - Его сослуживцы, с которыми он делил офис, наделали в штаны от страха. Но, знаете, что я нашел самым... удивительным? Они наперебой тарахтели, что босс измывался над их мохнатым коллегой. Их босс был большим животным, чем очеловеченный медведь; он переступил черту два раза, и на третий лишился кисти. Это цена, которую ты платишь. - Николай вновь покачал головой.
- Что с ним стало в дальнейшем?
- С кем? С боссом или с медведем?
- С медведем.
- Суда не было. Его усыпили.
- Что ж, вполне в духе нашего правосудия.
- Бога ради, Харизма, медведь искупался в человеческой крови, слетел с катушек. Потенциально опасный, так-то.
Я подставила лицо солнцу и постаралась проглотить застрявший в горле ком.
- Интересно, за что этого парня так...
- Откуда я знаю? - резко бросила я.
Глаза Гумилева сузились. Я прикусила язык.
- Что-то вы побледнели, Харизма. Выглядите не лучше нашего сегодняшнего улова.
- Девушки любят слышать комплименты.
- Но вы - Харизма Реньи, и вы не любите.
Заклокотавшее в груди раздражение было моим спасательным кругом.
- Окей, это уяснили. Николай, я поставлю подпись везде, где требуется, и чем быстрее, тем лучше. Не люблю опаздывать.
- И, тем не менее, вы всегда опаздываете.
- Прошу прощения? - повысив голос, нахмурилась я.
- Они уже мертвы, когда вы приводите к ним. Приносить дурные вести - воистину ваше призвание.
Мне хотелось наорать на Гумилева, ударить его и снова наорать. Ни того, ни другого я не сделала.
- Мне очень жаль, - внезапно осипшим голосом сказала я.
Николай поднялся с корточек и сделал шаг ко мне.
- Харизма, я не хотел...
Пряча мобильник в оттянутый карман плаща, сутулясь, вернулся Крапивский.
Я сказала, что хотела бы поторопиться с бумажной волокитой. Голос дрожал. Я коснулась пальцами щеки. На перчатках осталась вода. Вода из моих глаз.
Крапивский зыркнул на меня, потом на Гумилева, и прогремел:
- Что ты уже успел наговорить?
- Я лишь...
- Не язык, а помело!
Крапивский подошел ко мне, на ходу выуживая из кармана упаковку бумажных платков. Сколько знаю Игоря, каждую осень он страдает от аллергии. Бумажные платки в это время года для него, что пачка сигарет - несущая опора в доме, нерушимая константа.
- Подписи, - повторила я.
Крапивский убрал упаковку платков. Да, возможно, мы не созванивались по праздникам, возможно, он никогда не справлялся, как у меня дела, но он опекал меня. Мне не нужна ничья опека, но я никогда не скажу об этом вслух. Мои слова могут прозвучать лживо.
Из внутреннего кармана плаща Крапивский достал скрученный в трубочку файл. Я села на корточки, положила документацию на колени и расписалась везде, где требовалось. Формальности, напротив которых должна стоять галочка, ничего больше. Просто в какой-то момент я стала чем-то большим, чем безопасный старина чтец (или 'жнец', как меня называли некоторые малообразованные милиционеры в участке). Мой фантомный мизинец вместо подземных ключей приводит к трупам. Считают меня жнецом с ворохом некрофильских предпочтений, а после этого случая - и зоофильских? Само собой разумеется, людям нужна перестраховка. Словно ворох подписанных бумаг может сделать их сон спокойнее. О, уверена, обязательно сделает.
Вчера Зарипов заставил меня прочитать шимпанзе в бежевом костюме-тройке. Этим утром я привела к выброшенному на берег телу милицию.
Я знала, кто убил шимпанзе. Всего два слова: Ренат Зарипов. Но я их не сказала. Почему? Боюсь, я не могу дать внятный ответ на этот вопрос.
Та девушка... Коробка из-под елочных игрушек принадлежала темноволосой девушке. Кто она? Что на самом деле в коробке? Еще порция вопросов без ответов. Я могла собрать урожай вопросительных знаков, они гроздьями висели над моей головой.
14
Я не попала в 'зеленую волну' - каждый светофор был моим. Официальная пощечина от моего везения. Каждодневное чудо: вы спешите, но 'зеленая волна' не спешит подхватывать вас.
На мобильнике высветилось шесть пропущенных звонков от Веры. Я дьявольски опаздывала. Как сказал Гумилев: ты всегда опаздываешь. Нет, он не уязвил меня - просто-напросто констатировал факт.
Этот шимпанзе, с мокрой бумагой в ботинках. Этот шимпанзе не был мучеником - он был просто еще одним невезучим глупцом, которого жестокий мир сожрал, перемолол и выплюнул. И я планировала узнать о нем больше.
Готова биться об заклад, проектировщика 'Стеклянной Сосульки' в школе однажды крепко приложили головой об унитаз. Но если высказывание гласит, что все творческие люди немного не в себе, то этот явно был психопатом в самом соку. Вообще, в Зеро много эксцентричных строений, еще больше - памятников. Но 'Стеклянная Сосулька' - венец всему. Здание одновременно напоминает составленный из кубов парус и таящую сосульку. Как же безумен видок у этого 'венца'! За аренду помещения здесь платят не честным словом. Я начинала в полуподвальном помещении на Космосе, за четыре года перебралась в центр. И, насколько я знаю, честное слово как валюта нигде не в почете.
Рядом со 'Стеклянной Сосулькой' находится кинотеатр; ярко-оранжевые металлические лавочки, подобно апельсиновым цукатам на тарелке, разбросаны по вылизанному периметру; афиши вечером подсвечиваются снопами света. До кинотеатра рукой подать, но я ни разу не была там. Правило 'каждую пятницу я в театр' со мной не работает.
Областная администрация - следующая после кинотеатра. Напротив администрации - Фестивальная площадь, на которую выходит фасад пятизвездочной гостиницы 'Интурист'. От гостиницы по обе стороны проспекта тянется парад бутиков. Центр Зеро, такие дела.
Я оставила 'Форд' на подземной стоянке и вошла в вестибюль.
Пять дней в неделю 'Стеклянная Сосулька' напоминает жужжащий улей, чьи пчелы носят шарфы 'Гермес' и имеют безупречный загар из солярия. В выходные здесь уныло и пустынно. Редкая птица работает по субботам и воскресеньем. Я, например.
В лифт со мной вошли четыре человека. Женщина в пиджаке с отделанными атласом лацканами и в плиссированной юбке окинула меня быстрым взглядом, задержавшимся на обуви. Черт, забыла переобуться! Я вытрусила из пакета шпильки, присела и остервенело впилась пальцами в шнурки цвета фуксии. Женщина поморщилась, как если бы я продемонстрировала ей свою левую клешню во всей красе. Я бы могла, честное слово, но я не настолько ненавижу людей. Впихивая ногу в тесную туфлю, я задрала голову и сказала:
