Жан Рэ - Город великого страха
– Лишенный всех своих тайн, – с сожалением добавил Триггс, осушая кружку эля, – а станет ли он счастливей?
– Они были бы менее счастливы, не останься у них привидение ратуши.
– Опять? – воскликнул Триггс.
– И навсегда, Сигма Тау.
Триггс, казалось, с интересом погрузился в изучение твердых зеленых горошков в своей тарелке, а также банки с пикулями и горки сухого печенья.
– Куда же мы идем сегодня ночью? – с трудом выдавил он.
– В «Галерею Искусств», где Грегори Кобвел умер от страха. Я хочу познакомить вас с той страшной вещью, которая вызвала его смерть.
– А как мы попадем к Кобвелу? – встревожился Триггс. Ведь мы не можем прибегнуть к взлому, а ордера на…
– Тю-тю-тю… не будем кипятиться. Я знал, что уважаемая миссис Чиснатт имела дубликаты некоторых ключей. Я нанес ей дружеский визит и забрал их. Когда я уходил, она заклинала меня опасаться Сьюзен Саммерли, дьяволицы, изготовленной из папье-маше, а не из доброго воска.
– Глупости! – проворчал Триггс.
– Не думаю, – серьезно ответил его бывший шеф.
«Великая Галерея Искусств» не изменилась; лишь из-под ног полицейских поднялось пыли больше, чем когда-то поднималось из-под ног покойного Кобвела.
Они уселись на плюшевый диванчик, и Баккет погасил карманный фонарик. Было достаточно светло. Поднималась луна, и шторы налились зловещим зеленоватым светом.
Триггс заметил, что манекен Сьюзен Саммерли, по-прежнему задрапированный в голубую мантию, находился на том же месте и его устрашающая тень становилась все отчетливей.
– Полночь!
Башенные куранты медленно отбили роковой час.
Триггс вздрогнул и посмотрел в сторону окна: шторы медленно вздувались.
– Окно открылось! – прошептал он.
Баккет пожатием руки принудил его к молчанию.
В трех шагах от них стояла Сьюзен Саммерли. Она медленно поднимала руку, сжимавшую топор!
Баккет не шевелился, но чувствовалось, что он внимательно следит за малейшим жестом призрачного воскового чудовища.
Триггс попятился, хрипя от страха.
– Ни слова, что бы вы ни увидели, – шепнул Баккет и зажег свет.
Сьюзен Саммерли стояла рядом, занося топор для смертельного удара.
Но… Триггс до крови закусил губу, чтобы не нарушить приказа своего шефа. В желтом свете он увидел бледную маску с закрытыми глазами и искривленным ртом, на которой блестели бисеринки пота.
– Ничего не предпринимайте, – еле слышно шепнул Баккет, она не нанесет удара… она не может этого сделать. Дадим ей возможность спокойно удалиться!
Страшная фигура действительно отступила к окну и исчезла за шторами. И тогда Сигма Триггс увидел манекен, спокойно стоявший на своем месте с невинной улыбкой на устах.
– Вы узнали ее? – спросил Баккет.
– Лавиния Чемсен! – простонал Триггс.
– Вот почему Кобвел умер от страха. И если бы я не знал, что сердце у вас крепче, чем у несчастного владельца «Великой Галереи», я бы не подверг вас такому испытанию.
– Но мне это ни о чем не говорит. Напротив!
– Ба! Вы не такой уж профан и понимаете, что мисс Чемсен страдает лунатизмом и очень восприимчива к гипнозу.
Затворите окно, Триггс, и закройте задвижку, хотя нам нечего бояться повторного визита странного существа. Зажгите свечи в этом подсвечнике, и поболтаем в свое удовольствие. Я открою вам престранный механизм драмы, приведшей к смерти Грегори Кобвела, вызвавший еще одну смерть, механизм, который приведет нас к разгадке последних тайн Ингершама.
– Следите за ходом моего повествования.
В тот памятный жаркий и солнечный день Грегори Кобвел развлекался тем, что пускал солнечные зайчики.
Лучик попал в окошечко некоего закутка ратуши, которое до сего времени не привлекало внимания антиквара.
Он увидел там нечто необычное и захотел рассмотреть все повнимательней. Поэтому взял мощный бинокль и увидел то, из-за чего ему пришлось умереть!
Станок, стол, рисующая рука и пачка фальшивых банкнот – в ратуше Ингершама Грегори Кобвел наткнулся на мастерскую фальшивомонетчиков.
Кобвел – человек честный, но преступная рука принадлежала другу, который часто навещал его дом, разделял его вкус к коллекционированию и к которому он испытывал смутную нежность.
– Лавиния Чемсен!
– В ратуше, стало известно, что их увидели.
И Кобвел был обречен.
Среди ночи перед ним возникла Лавиния Чемсен, одетая в темную мантию, с топором в руке, и вызвала у Кобвела приступ ужаса.
Его убил страх…
– Иначе его убил бы топор Лавинии Чемсен! – воскликнул Триггс.
– Нет, – медленно продолжал Баккет. – Нет, она бы его не убила, она не смогла бы этого сделать. Лавиния Чемсен не преступница! Скажем так, страх наилучшим образом послужил целям преступления… И я спросил себя, не предусмотрел ли все это чей-то дьявольский ум!
– Сигма Тау!
– Слушаю вас, шеф.
– Конечно, Лавиния Чемсен принимала участие в преступных работах, проходивших в закутках древней ратуши. В глазах закона она сообщница преступления, но я склонен преуменьшить ее вину. На бедняжку оказывалось губительное воздействие, и это снимает с нее львиную долю ответственности. Теперь вспомните о двух маленьких ожогах кислотой…
– На руках Дува, – простонал Триггс. – О, я понял. Этот великий художник был одновременно великим злоумышленником: он гравировал фальшивые банкноты! Преступник, таинственный негодяй, сеявший ужас своими безумными историями, – добряк мистер Дув!!!
– Однако его убили!
– Конечно… Соучастник избавился от него.
– Перед вашим взором сверкает топор мисс Лавинии, Триггс, и мешает вам разглядеть истину. Рисовал и гравировал действительно Дув, но он и не подозревал о преступном назначении своих тончайших работ.
Ловкий человек может с легкостью заказать граверу части общего рисунка, а затем комбинировать и объединять их по своему усмотрению. Так и произошло.
Однако Дув не относился к наивным людям, и, когда вы довольно крепко подшутили над ним, обозвав фальшивомонетчиком, ему открылась часть истины. Он решил изложить свою историю на бумаге.
Произошло неизбежное: негодяй, околдовавший мисс Чемсен и, по-видимому, прибегавший к гипнозу, чтобы превратить ее в свою рабу, застиг его в момент сочинения исповеди.
Он убил его, а остальное довершили вы, – Сигма Тау!
– Он убил его… Но в конце концов вы же не станете обвинять призрак в том, что он гипнотизирует девушек и совершает убийства, – с яростью возразил Триггс.
– Вы по-прежнему не желаете отказываться от своего призрака, старина. Зачем ломать комедию?
– Комедию? – задохнулся от негодования Триггс.
– Комедию, – твердо повторил Гэмфри Баккет.
