Лорел Гамильтон - Мика
Мика отозвался эхом.
Я повернулась в горячем воздухе и увидела, что он рухнул на колени. Он никогда не бывал в завершенном круге силы. Конечно, я тоже никогда не бывала в круге, когда поднималась сила такого рода, какой-то гибрид между холодом могилы и жаром ликантропа. Вот что было не так с того самого момента, как я вошла на кладбище. Вот почему мертвецы казались активнее, чем им следовало быть. Да, моя некромантия усиливается, но именно связь с Микой породила этот шепот мертвецов, струящийся по коже, близость Мики заставила мертвецов казаться "живее", чем они когда-либо бывали.
И сейчас мы тонули в этой живой силе. Воздух в круге становился тяжелее, гуще, становился вязким, будто и не воздух, а какая-то пластмасса, которой нельзя дышать. Каждый вдох давался с боем, будто воздух хотел меня раздавить. Я упала на колени прямо на могилу и вдруг поняла, что со всей этой силой делать.
Погрузив руки в мягкую, взрытую землю, я призвала Эмметта Лероя Роуза из его могилы. Я попыталась выкрикнуть его имя, но слишком густ был воздух. И я прошептала это имя, как шепчут имя любовника в темноте. Но этого хватило – прошептать имя.
Земля подо мной дернулась, как шкура лошади, на которую села муха, и я ощутила под собой Эмметта. Ощутила разлагающееся тело в гробу, внутри металла его свода, под шестью футами земли, и это было не важно. Я его позвала, и он пришел.
Он пришел, как ныряльщик, всплывающий из глубокой, темной воды. Он тянулся ко мне, и я погрузила руки в шевелящуюся землю. Всегда до того я стояла на могиле, но никогда – в ней. Никогда не прикасалась голой кожей к могиле, когда земля шевелилась так, как никогда не положено шевелиться земле.
Я знала, что касаюсь земли, но она не ощущалась как земля. Она была теплее, похожа на густую жидкость, и все же жидкостью не была. Как будто земля под моими руками стала отчасти жидкостью, отчасти воздухом, и мои руки до невозможности ушли вниз, сквозь кажущуюся твердой землю, пока чьи-то пальцы не коснулись моих. Я схватилась за них, как хватают утопающего.
И эти руки ухватились за меня с той же отчаянной силой, будто они уже пропали, и мое прикосновение – единственное, что осталось твердым в жидком мире.
Я вытащила руки из этой засасывающей, жидкой, воздушной земли, но что-то толкало, пока я тянула. Какая-то сила, какая-то магия подталкивала зомби, которого я тянула из могилы.
Он вылетел наверх взрывом земли и энергии. Некоторые зомби из могил выползают, но другие, особенно последнее время, вдруг просто встают на могиле. Этот – стоял, и его пальцы были все еще переплетены с моими. У него не было пульса, не билась в нем жизнь, но он смотрел на меня сверху вниз, и что-то было в этих темных глазах – что-то больше того, что там должно было быть.
Это был разум и сила личности, которых не должно было быть, пока я не смазала ему рот кровью. Мертвые не говорят без помощи живых – того или иного рода помощи.
Он был высок, широкоплеч, и кожа у него была цвета хорошего густого шоколада. И улыбался он мне, как не должен был бы улыбаться зомби, еще не отведавший крови.
Я поглядела на свои руки, еще держащие его, и поняла, что они были покрыты кровью Мики, когда я сунула их в землю. В этом было дело? И этого хватило?
Слышались голоса, восклицания, вздохи, но все это было далеко и куда менее реально, чем мертвец, держащий меня за руки. Я знала, что он будет очень живым, потому что силы было немерено. Но даже для меня единственным признаком мертвеца было отсутствие пульса. Даже по моим стандартам работа была отличная.
– Эмметт Лерой Роуз, можешь ли ты говорить? – спросила я.
Сальвия тут же перебил:
– Маршал, это совершенно против правил! Мы не были готовы, чтобы вы подняли мистера Роуза из могилы.
– Мы были готовы, – возразил Лабан, – потому что все мы хотим вернуться домой до рассвета.
Голова Роуза медленно повернулась на голос Сальвии, и первыми его словами были такие:
– Артур, это ты?
Сальвия со своим протестом заткнулся на полуслове. Глаза так вылезли из орбит, что белки блестели.
– А он такое может? Ему полагается узнавать людей?
– Да, – ответила я. – Иногда они это могут.
Роуз выпустил мои руки, и я отпустила его. Он подошел к той стороне круга, где был Сальвия.
– Артур, зачем? Зачем ты велел Джимми подложить тело мальчишки мне в машину?
– Я не знаю, о чем толкует этот... предмет. Я ничего не делал. Он был педофилом, никто из нас этого не знал!
Но слова Сальвии звучали несколько торопливо. Теперь я поняла, почему он пытался задержать подъем зомби. Вина.
Роуз шагнул вперед – несколько замедленно, неуверенно, будто выглядел более живым, чем себя ощущал.
– Я педофил? Ах ты гад! Ты знал, что сынок Джорджа был растлителем малолетних! Ты знал, и ты его прикрывал. Ты помогал ему добывать ребятишек, пока он не увлекся и не убил одного.
– Вы что-то сделали с его разумом, маршал. Он бредит!
– Нет, мистер Сальвия, мертвые не лгут. Они рассказывают только правду – в том виде, в котором она им известна.
Мика подошел ко мне и встал рядом, зажимая раненую руку. С виду он был так же заворожен зрелищем восставшего мертвеца, как и все прочие. Может, он никогда не видел зомби, но этот тоже не был обычным зомби – по крайней мере не таким, какого обычно вызывают из могилы.
Роуз подошел к границе круга.
– В ту минуту, когда ты велел Джимми положить тело ко мне в машину, я уже был покойником, Артур. С тем же успехом ты мне мог пустить пулю в лоб.
Он попытался сделать еще шаг к Сальвии. Круг удержал, но я почувствовала, как Роуз на него нажимает. Этого не должно происходить. Как бы ни был хорош зомби, круг должен остаться сакральным, нерушимым. Что-то было совсем не так.
– Фокс! – позвала я. – Вы говорили, что он умер от естественной причины?
Фокс подошел чуть ближе к кругу, но не там, где Роуз, будто присутствие мертвеца его нервировало.
– Так и есть. От сердечного приступа. Ни яда, ни чего-либо в этом роде. Сердечный приступ.
– Клянетесь?
– Клянусь.
– Ты зачем подложил мне в машину последнюю жертву Джорджи, Артур? – продолжал Роуз. – Что я тебе сделал, гад? У меня были жена и дети, и ты меня у них отнял, когда подложил тело.
– Ох ты черт! – шепнула я.
– Что такое?
– Он в своей смерти винит Сальвию. Не педофила, который убил ребенка.
У меня желудок свело судорогой, и я взмолилась: "Боже мой, только не это!"
– Вы считаете, он обвиняет того, кто подложил тело в машину? – спросил Фокс.
– Он обвиняет Сальвию, потому что это он приказал подложить тело.
– Ты испугана, – сказал Мика. – В чем дело?
Я обратилась к Фоксу, стараясь говорить тихо и не привлекать внимания зомби:
