Наталья Александрова - Табакерка Робеспьера
А он все не унимался:
– У тебя такое лицо фотогеничное! Я бы хотел с тобой сделать эту... фотосессию!
– Размечтался! – фыркнула Вероника. – Ты хоть знаешь, дядя, что это такое?
Тут она увидела, что на проспект выворачивает нужная маршрутка, и припустила к углу бегом. Краем глаза она заметила какую-то тень, устремившуюся следом за ней, но некогда было оглядываться.
Она вылетела на проспект и замахала руками, но маршрутка уже проехала мимо. Вот так всегда. Вроде бы она не маленького роста, не так просто ее не заметить. А ведь не замечают же!
Вероника расстроенно смотрела вслед маршрутке. И вдруг не поверила своим глазам: микроавтобус остановился и медленно поехал назад. Прямо к ней! Он остановился возле нее, водитель открыл двери:
– Садитесь, девушка!
Он выглядел каким-то растерянным, как будто не в своей тарелке.
И тут с лицом водителя стало происходить что-то странное. По нему пошли судороги, оно перекосилось, растянулось, как резиновая маска, и вдруг... вдруг оформилось в приветливую улыбку!
Приветливо улыбающийся водитель маршрутки – такое зрелище не всякому удавалось увидеть!
– И так набито как сельдей в бочке! – проворчала какая-то тетка с коробкой, которую Вероника, войдя, впихнула в проход.
Но взглянув на Веронику, тетка молча подвинула свою коробку и дала ей пройти.
Вероника вошла в больничный холл и огляделась по сторонам. Прямо перед ней возила шваброй по кафельному полу пожилая уборщица в блекло-синем сатиновом халате. Подняв глаза на Веронику, она строго осведомилась:
– Куда?
«Еще и уборщице ответ давать! – подумала Вероника возмущенно. – Каждый себя считает начальником!»
Однако хамить не стала, обошла уборщицу по широкой дуге, стараясь не наступить на мокрое, и вежливо проговорила:
– В нейрохирургию, знакомого навестить...
– Знакомого! – повторила тетка, поджав губы. – Хахаля, выходит... так и говори!
– А вам-то какое дело? – огрызнулась Вероника.
Ей отчего-то стало обидно – не столько то, что уборщица назвала Антона ее хахалем, сколько то, что в этом не было ни малой толики правды.
– Ходют и ходют... – не унималась тетка, норовя зацепить Веронику по ногам шваброй. – Только грязь носют, не успеваю за вами убирать! Столько грязи каждый раз нанесут, страшное дело! А только зря идешь, – добавила она мстительно, когда девушка ловко увернулась от швабры. – Все одно тебя не пустят!
– Это почему же? – обернулась Вероника.
– Известно, почему, – уборщица выпрямилась, подбоченилась. – Первое дело, что сейчас часы неприемные, – она загнула толстый палец. – А второе, что там сейчас Ангелина Ивановна дежурит. Она и в приемные-то часы не каждого пустит, а в неприемные — и думать нечего! Если бы Нина дежурила – это бы еще ничего, Нина – она с пониманием, иногда и пустит, а Ангелина – та никогда...
Вдруг с лицом уборщицы что-то произошло: на нем проступило удивление, как будто она недоверчиво прислушивалась к тому, что происходит где-то глубоко в ее душе. Она выпучила глаза, растерянно заморгала, рот ее широко открылся, и вдруг она заговорила чужим, непривычно вежливым и приветливым голосом:
– Ты иди, иди, доченька, на пятом этаже нейрохирургия, может, и пропустят тебя...
Вероника прошла к лифту, удивленно пожимая плечами. Странная какая уборщица, подумала она. Какие-то у нее удивительные перепады настроения...
Перед стеклянной дверью нейрохирургического отделения стояла озабоченная женщина средних лет, с двумя тяжелыми сумками в руках. Напротив нее, перегораживая вход в отделение, возвышалась рослая медсестра с короткими завитыми волосами и широким плоским лицом, похожим на недопеченную лепешку.
– Ну Ангелина Ивановна, – лебезила женщина с сумками. – Ну что вам стоит? Пропустите меня к Глебушке! Я ему покушать принесла и поглядеть на него хочу – как он, сыночек мой единственный, кровиночка моя, как себя чувствует...
– Я сказала – не положено, приходите в часы посещений, а сейчас не впущу! Не положено – и все!
– Ну Ангелина Ивановна, дорогая...
– Я вам не дорогая! И не надо меня уговаривать! Я вам не какая-нибудь, я медицинский работник!
– Ну, вы ведь тоже женщина! У вас же есть дети!
– Мои дети вас совершенно не касаются! Все, разговор окончен, освободите помещение!
– Ну Ангелина Ивановна...
– Я сказала – не надо меня уговаривать! Не положено – значит не положено!
– Ох, нету у вас сердца! – вздохнула женщина.
– Насчет сердца – это вам на кардиологию, а здесь у нас нейрохирургия...
– Ну тогда хоть передачу для него возьмите. Здесь курочка тушеная, и картошечка, и помидоры, все, что он любит...
– Передачу – это вам на первый этаж, в третье окошко, только сразу скажу – так много они не примут. Потому что так много не положено, на все есть свои правила!
– Нет, вы не женщина! – раздраженно выдохнула посетительница. – Вы крокодил!
Она развернулась и поплелась к лифту.
«Ну, у меня и правда никаких шансов! – подумала Вероника, проводив несчастную взглядом. – Это же надо, какая мегера здесь дежурит! Не повезло так не повезло!»
Она все же подошла к двери отделения – не хотелось возвращаться, не сделав даже попытки.
– Куда? – ледяным голосом осведомилась медсестра и встала, загородив проход.
– Знакомого навестить... – ответила Вероника без всякой надежды на успех.
– Знако-омого? – переспросила Ангелина непередаваемым тоном, в котором было все – от морального осуждения до презрения и насмешки. – Ах, знако-омого... Ну а что приходить можно только в часы посещений – это, конечно, вас не касается... правила внутреннего распорядка не для вас написаны...
Ангелина хотела еще что-то добавить, но тут с ее лицом начала происходить странная метаморфоза. Вместо осуждения и насмешки на нем проступило выражение глубокой растерянности. Глаза ее широко открылись и удивленно заморгали, а губы приоткрылись, растянулись в каком-то жалком подобии вежливой улыбки.
– Знакомого... – повторила медсестра совсем другим тоном, вежливым и почти заискивающим. – Ну да, конечно, если уж приехали, нельзя же возвращаться... это сколько же времени даром пропадет...
С этими словами Ангелина отступила в сторону, освобождая проход в отделение.
Вероника поскорее юркнула в коридор, пока грозная медсестра не передумала. Та, однако, повернулась к ней и спросила тем же удивленно-вежливым голосом:
– А в какой палате ваш знакомый лежит?
– Не знаю. – Вероника притормозила.
– А фамилия его?
«Ну все, – подумала девушка. – Если эта мегера пронюхает, что я даже фамилии его не знаю – тут же вышибет меня из больницы, как бильярдный шар!»
