Лорел Гамильтон - Жертва всесожжения
– Пойдем, mа petite, оставь ее. Странник не так легко отдает свою милость второй раз – или уже третий? Он сейчас станет лечить ее в своем темпе – будет чередовать милость и наказание. Как большинство даров от совета.
Жан-Клод открыл дверь на лестницу, ведущую вниз, и его рука окрасилась кровью. Он держал ее перед собой, будто не знал, куда девать. Наконец он прошел в дверь, вытерев руку об стену и оставив красную полосу.
– Чем дольше мы задержимся, тем больше пыток они придумают.
С этими утешительными словами Жан-Клод направился вниз. Я бросила последний взгляд на Лив. Она лежала на полу, визжа и вопя, что еще увидит меня мертвой. Надо было стрелять ей в голову, чтобы мозги расплескались по полу. Будь я действительно беспощадна, я бы так и сделала. Но вот – поди ж ты.
Я оставила ее в живых и ушла под выкрики смертельных угроз. Эдуард был бы очень мной недоволен.
14
Ступени, ведущие вниз, были выше обыкновенных, будто изначально строились не в расчете на человека. Я захлопнула дверь ногой, не желая касаться крови. Крик Лив прервался на середине. Еле-еле его еще можно было расслышать, как жужжание мухи, но дверь была практически звуконепроницаемой – это чтобы заглушать крики снизу. Сейчас, конечно, там стояла мертвая тишина – такая, что ушам было больно.
Жан-Клод скользил по ступеням с бескостной грацией, как огромный кот. Мне пришлось подхватить полу пальто левой рукой, чтобы на него не наступить. На трехдюймовых каблуках я скорее ковыляла, а не скользила по ступеням.
Жан-Клод подождал на повороте лестницы перед площадкой.
– Я мог бы тебя понести, mа petite.
– Спасибо, не надо.
Если снять туфли, то платье тоже придется держать, а мне нужна одна свободная рука для пистолета. Если выбирать, идти медленно и с пистолетом в руке или идти быстро, но чтобы руки были заняты шмотками... лучше медленно.
Лестница была пуста и настолько широка, что по ней могла бы проехать малолитражка. Дверь внизу была из цельного дуба, окованная железом, как дверь в подземную тюрьму. На сегодня – неплохая аналогия.
Жан-Клод потянул дверь на себя, и она открылась. Обычно она бывала запертой. Жан-Клод обернулся ко мне:
– Совет может потребовать, чтобы я формально приветствовал каждого вампира в этих стенах.
– То есть они хотят такого, что ты сделал с Лив?
Он улыбнулся едва заметно:
– Если я не признаю их господства надо мной, то – наверное.
– А что, если признаешь? – спросила я.
Он покачал головой:
– Если бы мы прибегли к совету за какой-либо помощью, я бы не упирался. Я бы признал их верховенство, и на том бы дело кончилось. Я недостаточно силен, чтобы войти в совет, и я это знаю.
Он провел ладонями по оборкам рубашки, подтягиван манжеты пиджака так, чтобы кружева у запястий выглядели наиболее эффектно. Когда Жан-Клод нервничал, он часто возился с одеждой. Ну, надо сказать, и когда не нервничал, он тоже любил с ней возиться.
– Я слышу какое-то «но», – сказала я.
Он улыбнулся:
– Oui, ma petite. «Но» состоит в том, что они пришли к нам. Они вторглись в наши земли. Ранили наших подданных. Если мы без борьбы признаем их выше себя, они могут посадить на мое место нового Мастера. Отобрать все, что я приобрел.
– Я думала, что единственный способ сместить Мастера – смерть.
– Этим в конечном счете и кончится.
– Тогда мы врываемся с боем.
– Силой нам не победить, mа petite. To, что мы сделали с Лив, – ожидалось. Ей полагалось понести наказание. Но в битвe не на жизнь, а на смерть победит совет.
Я недоуменно нахмурилась:
– Сказать им, что они больше нас и страшнее, мы не можем. Драться мы тоже не можем. Так что же мы можем делать?
– Играть в эту игру, mа petite.
– В какую еще игру?
– В ту, которой я много лет назад овладел еще при дворе. Это такая комбинация дипломатии, бравады и оскорблений. – Жан-Клод поднял к губам мою левую руку и нежно поцеловал. – В некоторых отношениях ты играешь очень хорошо, в других – очень плохо. Дипломатия – не твоя сильная сторона.
– Зато бравада и оскорбления – мой конек.
Он улыбнулся, не отпуская мою руку.
– Разумеется, mа petite, разумеется. Убери оружие. Я не говорю: «Не применяй его», но смотри, в кого стреляешь. Не все, что ты сегодня здесь увидишь, можно сразить даже серебряными пулями. – Он склонил голову набок, будто задумавшись. – Хотя, если на то пошло, я еще ни разу не видел попытки убить члена совета современными серебряными боеприпасами. – Жан-Клод улыбнулся. – Может получиться. – Он покачал головой, будто отгоняя эту картину. – Но если дело дойдет до убийства членов совета серебряными пулями, значит, все пропало и осталось лишь прихватить с собой столько врагов, сколько сможем.
– И спасти столько наших, сколько сможем, – добавила я.
– Ты их не понимаешь, mа petite. Если мы погибнем, то не будет пощады тем, кто сохранил нам верность. Любая настоящая революция начинает с истребления лоялистов.
Жан-Клод притронулся к тыльной стороне моей правой руки деликатным напоминанием. Я все еще держала в ней пистолет. Почему-то мне не хотелось его убирать.
Но я убрала пистолет и поставила на предохранитель. Раз я не хочу, чтобы они знали про пистолет, значит, в руках его держать нельзя. А на предохранитель поставила, потому что не хотела прострелить себе ногу. Это будет неудобно, да еще и больно и вряд ли произведет впечатление на совет. Насчет «игры» я не поняла, но я достаточно давно имею дело с вампирами и знаю, что иногда, если произвести на них впечатление, можно уйти живой. Конечно, иногда тебя в любом случае убьют. Иногда бравадой можно заработать себе медленную смерть – как индейцы пытали только тех врагов, которые заслужили такую честь. Без чести я могу обойтись, но бывает шанс спастись посреди пытки. Если же тебе просто вырвут горло, вариантов не будет. Так что мы определенно будем пытаться произвести впечатление. Если не сможем, нам придется их убить. Если мы и этого не сможем... тогда они убьют нас. Лив была только началом сегодняшней программы.
Гостиная снова оказалась голой комнатой с каменными стенами. Все старания Жан-Клода ее декорировать были налицо: на полу валялись кучи белой и черной ткани и обломки дерева. Только портрет над фальшивым камином остался нетронутым, и Жан-Клод, Джулианна и Ашер без шрамов взирали на разгром. Я думала, нас будет ждать неприятный сюрприз, но только Вилли Мак-Кой стоял перед холодным камином, спиной к нам, сцепив руки на пояснице. Гороховый пиджак резко диссонировал с блестящими черными волосами, рукав был разорван и вымазан кровью. Вилли повернулся к нам. Кровь сочилась из пореза на лбу, и он промокнул ее платком, разрисованным танцующими скелетами. Платок был шелковый, подарок подружки – столетней вампирши, которая недавно у нас появилась. Перед высокой, длинноногой и красивой Ханной Вилли еще больше выглядел коротышкой, неряхой и вообще... ну, Вилли – он Вилли и есть.
