Оно - Кинг Стивен
– Не говори со мной, сынок, и не говори сам с собой, это разрывает твою свободу, можешь укусить, если хочешь, если осмелишься, если сможешь быть смелым, если вынесешь это.., вгрызайся, сынок!
Билл схватил – не зубами, но как будто зубами своего сознания.
Повышая голос до полного регистра, изменяя его (изменяя на самом деле, превращая в голос своего отца, хотя Билл до самой смерти не узнал этого; некоторые тайны не раскрываются, возможно, это и к лучшему), на одном дыхании он закричал:
ОН СТУЧИТСЯ КО МНЕ В ЯЩИК ПОЧТОВЫЙ, ГОВОРЯ, ЧТО ВИДЕЛ ПРИВИДЕНИЕ СНОВА, А СЕЙЧАС ОТПУСТИ МЕНЯ!
Он почувствовал в своем сознании, что Оно вопит от тщетного нетерпеливого гнева.., но это также был крик страха и боли.
Ему никогда не приходилось исполнять чью-либо волю, такого с Ним никогда не случалось, и до самого последнего момента существования Оно не подозревало, что это может случиться.
Билл чувствовал, что Оно мучается с ним, не тянет его, а выталкивает, стараясь избавиться от него.
ОН СТУЧИТСЯ КО МНЕ В ЯЩИК ПОЧТОВЫЙ, Я СКАЗАЛ! ПРЕКРАТИ ЭТО! ВЕРНИ МЕНЯ ОБРАТНО! ТЫ ДОЛЖНО! Я ПРИКАЗЫВАЮ! Я ТРЕБУЮ!
Оно заорало снова, боль стала сильнее – возможно, отчасти потому, что за все свое долгое существование Оно только причиняло боль, питаясь ею, и никогда Само не испытывало на себе.
Оно все еще пыталось избавиться от него, слепо и упрямо настаивая на своей победе, так как всегда Оно одерживало победу.., но Билл почувствовал, что скорость его уменьшается, и гротескный образ пришел ему в голову: язык Оно, покрытый живыми каплями слюны, надувается, как толстый валик, лопающийся, истекающий кровью. Он видел, как он сам цепляется зубами за кончик этого языка, кусая и разрывая его время от времени, лицо его погружается в сукровицу, которая и есть кровь Его, утопая в Его мертвящем зловонии, но удерживаясь, удерживаясь каким-то образом, в то время как Оно боролось со слепой болью и яростью, чтобы он снова не стал рвать язык.
(Чудь, это Чудь, стой, смелее, будь стойким, стой за своего брата, за друзей; верь, верь во все вещи, в которые ты когда-то верил, верь, что, если ты скажешь полисмену, что ты потерялся, он доставит тебя домой в целости и сохранности, что есть Сказка о Зубе, который живет в гигантском глазурованном замке, и Санта Клаус на Северном полюсе, который делает там игрушки с троллями и эльфами, и что Полночный Капитан может быть реальностью, да, может быть, несмотря на Кальвина и старшего брата Кисеи Кларка Карлтона, говорящего, что это все – детский бред; верь, что твои мать и отец снова тебя любят, что храбрость возможна и слова будут гладко литься все время; нет больше неудачников, не нужно съеживаться от страха в земляной яме иназывать ее штабом, не нужно больше плакать в комнате Джорджи от бессилия и невозможности спасти его, верь в себя, верь в огонь этого желания.) Неожиданно он начал смеяться в темноте, но это был не истерический смех, а смех изумления.
О, ЧЕРТ, Я ВЕРЮ ВО ВСЕ ЭТИ ШТУКИ! -кричал он, и это была правда; даже в одиннадцать лет он мог понять, что иногда все оборачивается смешной стороной. Свет мерцал вокруг него. Он поднял руки над головой и поднял голову и вдруг почувствовал, что какая-то сила пронизывает его с ног до головы.
Он услышал, что Оно опять заорало.., и неожиданно его стало тащить обратно, на ту дорогу, по которой он пришел. Он все еще мысленно представлял, как его зубы вгрызаются в странную плоть языка, сжимаются в гримасе старухи-смерти. Он летел сквозь тьму, ноги волочились следом, а шнурки его старых башмаков развевались как победное знамя; ветер этой пустоты свистел в его ушах.
Он пролетел мимо Черепахи и увидел, что та спрятала голову в панцирь; голос ее был глухим и искаженным, будто даже панцирь, в котором она жила, был сам по себе вечностью:
– Неплохо, сынок, но я бы закончила это сейчас, не давай Ему исчезнуть, энергия имеет свойство рассеиваться, ты знаешь? знай, что то, что можно сделать в одиннадцать лет, может не повториться больше никогда.
Голос Черепахи слабел, слабел, слабел. Была только мчащаяся темнота.., а затем русло циклопического тоннеля.., запах времени и разложения.., паутина на его лице, как гниющая пряжа в логове.., рассыпающиеся кирпичи, запачканные.., пересечения времени, всюду темнота, лунные шары – все исчезло, а Оно вопило и вопило:
– Отпусти меня, отпусти меня, я никогда больше не вернусь, больно, больно! – Он стучится ко мне! -кричал Билл в исступлении.
Впереди он еще видел огни, но они становились слабее, пока совсем не погасли.., и на какое-то мгновение он увидел себя и остальных ребят, держащихся за руки в одну линию, Эдди с одной стороны, а Ричи с другой. Он видел собственное тело, осевшее, голова опущена, он смотрит на Паука, который качается и извивается, как дервиш, его огромные колючие ноги сучат по полу, яд капает с жала. Оно.
Оно кричит в смертельной агонии.
Затем он вталкивается в свое тело, как рука в бейсбольную перчатку. Эта сила отрывает его руки от Эдди и Ричи, ставит его на колени, тянет его по полу до края паутины. Он протягивает руку к одной из нитей паутины, ни о чем не думая, и рука немедленно начинает неметь, будто ему сделали укол новокаина. Нить толщиной с телефонный провод.
– Не трогай ее, Билл! – вскрикнул Бен, и Билл отдернул руку, но на ладони осталась ссадина, как раз под пальцами. Сразу же потекла кровь; он встал на дрожащие ноги и стал смотреть на Паука.
Оно уползало от них, прокладывая путь в наступающих сумерках в дальнем конце своей норы. Оно оставляло лужицы и пятна крови, когда проходило, однако их противостояние прорывало внутренности Его в дюжине, даже в сотне мест.
– Билл, паутина! -закричал Майк. – Посмотри!Он отступил назад, вытягивая шею, а нити паутины опускались вниз, падая на пол по обе стороны от него, как тела бледных мясистых змей. Нити немедленно стали терять форму и просачивались в трещины в полу. Паутина распадалась на части, освобождаясь от своих сплетений. Одно из тел взлетело, подобно мухе, а потом упало, ударившись об пол со звуком разбивающейся тыквы.
– Паук! -закричал Билл. – Где Оно?
В голове у него все еще стоял мяукающий и кричащий от боли голос Его. И Билл понял, что Оно исчезло в том самом туннеле, куда был выброшен Билл.., но исчезло ли оно, чтобы вернуться в то место, куда Оно намеревалось послать Билла.., или спряталось, ожидая их ухода? Чтобы умереть? Или спастись?
– Господи! Огни! – закричал Ричи. – Огни исчезают! Что случилось, Билл? Где ты был? Мы думали, что ты умер!
Частично Билл осознавал, что это неправда: если бы они действительно думали, что он умер, они бы убежали, разбежались по одному, а Оно с легкостью ловило бы их одного за другим. Или правильнее было бы сказать, что они думали, что он мертв, но верили, что он жив.
Мы должны убедиться! Если Оно умирает или возвращается туда, откуда пришло и где находится оставшаяся часть Оно, то это хорошо. А что если Оно только ранено? Если Ему станет лучше? Что...
Стэн отмахнулся от своих мыслей, как будто выбросил разбитый стакан. В сумеречном свете Билл увидел, что одна из нитей паутины коснулась плеча Стэна. И прежде чем Билл успел дотянуться до него, Майк рывком бросился на мальчика. Он отбросил Стэна от куска Паутины, часть которой упала на рубашку.
– Убегайте, – крикнул им Бен. – Убегайте, она вся падает!Он схватил Беверли за руку и стал тянуть ее к маленькой двери, пока Стэн вставал на ноги, озираясь вокруг, а потом схватил Эдди. Наверху разрывалось в агонии паучья паутина, теряя свою страшную симметричность. Тела лениво извивались в воздухе, как кошмарное ожерелье. Лопнувшие нити падали, как гнилые ступеньки какой-то странной стремянки. Более прочные нити повисали на камнях, шипя как коты, теряли форму и уползали.
Майк Хэнлон пробирался сквозь них, как будто прокладывал путь через линию противника при игре в футбол в школьной команде, наклонив голову, уклоняясь и увертываясь. Ричи догнал его. Невероятно, но Ричи смеялся, хотя волосы его стояли дыбом, как иглы у дикобраза. Огни меркли, фосфоресцирующие искорки на стенах уже погасли.
