Алекс Прохоров - Месть Жреца-некроманта
- Мати! Мати! – кричала она не переставая.
Обескураженный Одакс отступил. Похоже, девушка знала этого воина. Кто он? Её муж, брат, друг?
Но островитянин отступать или останавливаться и не думал. Он также шёл вперёд, только теперь на его пути была девушка. Она шагнула ему на встречу.
- Мати! Оки ата оривенас?[31] Мати, орив ведаи иметива?[32]
- Асами! – крикнула одна из девушек, делая предостерегающий жест.
Но было поздно. Мертвый островитянин, приблизившись к девушке вплотную, неожиданно быстро схватил её за плечи и впился зубам в шею. Асами издала пронзительный вопль боли и ужаса. Она оттолкнула от себя мертвеца, но в его зубах остался большой кусок вырванной плоти. Асами упала, обливаясь кровью. Две девушки с криками бросились к ней.
- Надо уходить! – заорал Диос, затравленно озираясь по сторонам.
Уже отовсюду из-за черных стволов деревьев из-за кустов выходили мертвецы. В полном молчании, окровавленные, изуродованные смертью, они приближались медленно но неотвратимо. Окружить группу живых, они еще не успели и следовало этим воспользоваться. Бывшие рабы и освобожденные девушки сначала бросились в сторону римского лагеря, а затем резко повернули на юг и устремились к расположенным там холмам. Мертвецов в той стороне ещё не было. Двое мужчин тащили истекающую кровью Асами, остальные шли следом или впереди. Диос, как смог объяснил одной из девушек по имени Кинди, что они были пленниками римлян, но бежали и теперь им нужна помощь. Кинди оказалась весьма сообразительной. Она вела всю группу к южному побережью, постепенно отклоняясь на юго-восток, чтобы добраться до одной маленькой рыбачьей деревушки, где можно было прийти в себя и передохнуть.
Между тем, вокруг римского лагеря происходило следующее: толпы мертвецов начали постепенно оттягиваться в сторону южных ворот. Они, словно чуяли, что проход освободился. Римляне же, не сразу поняли, что происходит. Первой их заботой были рабы, напавшие на солдат с тыла с такой яростью, что удержать их было невозможно. Огромный хряк тупо и упорно продолжал, бился в стену рядом с воротами, хотя в его тело лучники всадили уже два десятка стрел. Но усилия чудовища, уже приносили плоды. Стена том месте была сильно расшатана и целая секция грозила вот-вот рухнуть.
- Заделать пробоину! - орал Марк Сабин. – Подпорки сюда! Скорее!
Несколько солдат во главе с Марком Петрием устремились к преторию, где были сложены запасные бревна и связки из стволов бамбука, но наткнулись на нескольких своих медленно бедующих товарищей. В колеблющемся свете факелов Марк Петрий увидел прямо перед собой белое, искаженное мукой смерти лицо Випсания. Глаза его были затянуты мутью, приоткрытый рот измазан кровью.
Келевст остолбенел. Рядом с Випсанием шли и те солдаты, что погибли в сражении с островитянами. Все они, еще недавно лежали в отдаленной стороне лагеря, ожидая сожжения, но теперь, повинуясь какой то непонятной загадочной силе, ожили и шли, чтобы убить своих товарищей по оружию. Один из мертвецов, воспользовавшись заминкой, внезапно качнулся вперёд и вцепился стоявшему слева от Марка Петрия либурнарию зубами прямо в лицо. Випсаний набросился на келевста. Тот, проворно отскочил и, взмахнув мечом, рассек голову Випсания надвое до верхней челюсти. С хрустом, лезвие меча прорубило череп, брызнули кровь и ошметки мозга. Но мертвец, словно и не почуял этого. Он продолжал идти на Марка Петрия.
Келевст выдернул меч из черепа ожившего трупа и отскочив назад еще на пару шагов размахнулся и ударил, чуть наискось, метя Випсанию в шею. Глова, кувыркаясь отлетела во тьму. Тело, тут же замерло, запнулось в своем движении, словно наткнулось на невидимую стену. Затем, оно стало бестолково вертеться на месте, в то время, как руки, всё время пытались что-то схватить.
Вокруг, был уже полнейший хаос. Солдаты дрались и с мертвецами и с восставшими рабами. Факелы метались из стороны в сторону, как и чудовищные уродливые тени. То тут, то там слышались крики: «Он укусил меня!», «Помогите!», «Я ранен, о боги, я ранен!».
К звукам ударов, стонам и крикам вскоре добавились ещё и другие звуки, еще более ужасающие. Из темноты доносилось жадное голодное урчание и чавканье.
Марк Петрий бросился к восточным воротам, где в это время еще находился Сабин и два десятка солдат. По дороге, он наткнулся на одного из либурнариев и островитянина, сидевших на корточках возле тела убитого раба. Из распоротого живота они вытягивали внутренности и жадно рвали их зубами. К горлу Марка Петрия подкатила тошнота. Он едва сдержался и побежал дальше.
Возле ворот прорвавшиеся внутрь мертвецы атаковали группу Сабина. Один из либурнариев на глазах келевста пронзил мертвеца-островитянина копьем. Но тот продолжал идти, насаживаясь на древко. Его руки с судорожно скрюченными пальцами тянулись к человеку. Глаза мутная поволока, окровавленный рот разинут в предвкушении теплой живой плоти. Один из мертвых либурнариев вцепился зубами в руку своего живого товарища. Тот отбросил его ударом ноги в грудь, но из рваной раны сильно шла кровь. Обозленный солдат разрубил мертвецу лицо наискось. Но тот продолжал иди, верхняя половинка его головы болталась из стороны в сторону.
На Сабина напал один из уже мертвых либурнариев. Кто-то отсёк ему ноги и он полз, опираясь лишь на руки. Потому то Сабин и не заметил его сразу, когда оживший подкрался сбоку. Он вцепился Сабину обеими руками в его правую руку, повис на ней всей тяжестью тела. Младший трибун заорал от ужаса, ощутив, как холодные, жесткие пальцы впиваются ему в кожу. Зубами мертвец тянулся к руке Сабина. Сначала, промахнувшись, он вцепился в наруч. Сабин, уперевшись ладонью левой руки в лоб мертвеца, пытался оттолкнуть его голову. Но тот, таки достал его. Задел зубами кожу, чуть выше наруча. Извернувшись, Сабин ударил мертвеца ногой в лицо. Тот упал. Снова приподнялся, но лезвие меча отсекло ему голову.
Сабин, в страхе, осмотрел свою руку. Укуса не было. Так, легкая царапинка. Ерунда! На сердце сразу отлегло. И дышать стало легче. Но впредь, надо быть осторожнее.
Солдаты между тем били и кололи своих бывших друзей и островитян с яростным остервенением. Но через открытые и никем не охраняемые ворота всё время входили все новые и новые мертвецы. Да и те, кто был убит только что, начали оживать. То тут, то там поднимались с земли погибшие солдаты и рабы. Выглядели многие из них ещё ужаснее мертвых островитян, поскольку зачастую кроме ран от оружия, их руки, лица и тела покрывали укусы, рваные раны, а иногда плоть была так изъедена и разорвана, что виднелись кости. Воздух был наполнен смрадом разложения и крови. Ночь оглашалась криками ужаса, боли и невыносимых мук.
