Евгений Кусков - Из тьмы
Пару минут сидящая рядом с ним кукла молчала, а потом всё-таки соизволила произнести:
— Что ты собираешься делать?
— Во-первых, не "ты", а "вы"! — отрезал он. — Я знаю, что таких, как ты, воспитывает улица, но мне на это наплевать. Я не собираюсь терпеть здесь быдло. Усекла?
Она кивнула.
— Можешь повторить свой вопрос, — удовлетворённо сказал Джон.
— Что… вы… собираетесь делать?
— С кем?
— Со мной.
— А с чего ты взяла, что я собираюсь делать то, что ты любишь?
Она непонимающе (естественно) посмотрела на него.
— Впрочем, можно и поторговаться, — предложил он.
— Как? — она с такой охотой отозвалась на его предложение, что револьвер снова начал оттягивать карман. Но сейчас не до него — сперва надо закончить "дискуссию", а там посмотрим.
— Это уж от тебя зависит.
Опять задумчивое молчание.
— Ну, что ты можешь мне предложить? — подсказал он.
— А что бы… вы… хотели?
— А что ты готова сделать? — данная беседа, состоящая преимущественно из вопросов, забавляла его.
Она ничего не ответила, но отнюдь не выглядела чуть-чуть, хотя бы самую малость, смущённой или — помилуй Господи! — оскорблённой.
— Ты ведь хочешь жить? — спросил Джон.
— Да.
— Как сильно ты хочешь этого? — продолжил он. — Сможешь ли ты позволить мне всё, что угодно, если я пообещаю тебя не убивать?
— Да… — испуганно, но, опять-таки, вовсе не неуверенно, кивнула она.
— Даже если я использую тебя вдоль и поперёк, не пропустив ни единого отверстия? Даже если я проведу голой через весь город? Даже если, чёрт побери, тебе придётся пройти через все мыслимые унижения половой направленности? Я правильно понял?
Она не собиралась отвечать, однако извлечённый на свет револьвер развязал ей язык.
— Да.
— И ты, действительно, готова на всё это?
— А вы бы не были готовы? — истерично взвизгнула она.
— Я? Нет — никогда, — усмехнулся он. — Я знаю, что ты мне не веришь, но я вовсе не из тех, кто боится смерти или настолько любит жизнь. Так что, в случае, аналогичном данному, я предпочёл бы смерть. А ты — нет. Я был стопроцентно уверен в этом, даже не начав тебя расспрашивать. Шлюхи, вроде тебя, очень трясутся за свои жалкие грязные душонки, не торопясь отдавать их в ад.
— Я не шлюха… — как ни странно, уверенности в её голосе не появилось и сейчас.
— Правда? — изобразил неподдельное удивление Стивенс. — Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
— Когда ты лишилась девственности?
— Что?
— Ты меня прекрасно слышала. Ладно, спрошу "по-вашему": когда тебя в первый раз трахнули?
— В тринадцать.
Он улыбнулся ещё шире.
— Сколько раз после этого ты занималась сексом?
— Много.
— Регулярно?
— Да.
— Конкретнее.
— Обычно два раза в неделю.
— Извращения?
— Я не знаю, что…
— Ну, спереди, сзади, сверху, сбоку, по диагонали, трапециевидно и т. д. и т. п., - терпеливо объяснил он.
— Да.
— Как часто?
— Почти каждый раз.
— Ну вот, видишь. А я что тебе говорил — шлюха, самая, что ни на есть! — восторженно воскликнул он.
Она ничего не ответила, угрюмо уставившись себе под ноги.
— То-то же! — кивнул он, сворачивая с шоссе на одинокий пустырь.
Питтсбург уже был позади. Проехав ярдов сто, Джон остановил "Форд", но не заглушил двигатель. Девица с всё возрастающим беспокойством осматривалась по сторонам.
Стивенс вышел из машины, потянувшись до хруста в суставах, подошёл к пассажирской двери и распахнул её. Пристёгнутая к подлокотнику девица едва не вывалилась наружу.
— Приехали! — возвестил он с хитрой ухмылкой, а потом вынул из кармана ключ от наручников. Освободив "заложницу", Джон выволок её из салона и бросил на землю. Пока она извивалась в пыли, он достал из её сумочки документы.
— Что?.. — только и смогла произнести она, начав рыдать.
— Только не надо меня умолять, — покачал головой он. — Я этого очень не люблю. До зубной боли.
Стивенс довольно смотрел на лежащую перед ним шлюшку.
— Так, ладно, — он поиграл в руках револьвером, ловя прикладом блики огней "Форда". — Раздевайся.
Она подняла на него взгляд.
— Опять играешь в непонимание? — закатил глаза он. — Живее — сбрасывай своё оперение!
Она начала неловко снимать с себя одежду. Джон задумчиво смотрел на постепенно обнажающееся тело, с некоторым удивлением сознавая, что не чувствует никакого возбуждения, хотя, в принципе, природа не обделила сие творение. Но только "в принципе". Когда все без исключения "тряпки" оставили тело девицы, Стивенс сгрёб их в кучу, поёживаясь, будто копошился в мусорном баке. Положив туда же документы на имя Памелы Спирс, он щёлкнул зажигалкой и поднёс пламя к насквозь пропитанной смрадом ткани. Костёр разгорелся довольно быстро, поглощая также и удостоверение "личности".
Шлюшка, дрожа от холода, но не прикрывая свои "достоинства", отступила на шаг назад.
— Не надо, — почти жалостливо попросил Стивенс.
— Зачем вы это делаете?
— Не волнуйся — убивать тебя я не намерен, — невозмутимо произнёс он. — Более того, я тебя отпускаю. Потому и не надо бегать — можешь пойти пешком.
Она замерла, остановив взгляд на уже тлеющей одежде.
— Ах, да, — посмотрев в том же направлении, щёлкнул пальцами он. — Есть одно условие — ты пойдёшь в таком виде.
— Нет, — сразу же сказала она.
— Нет? — удивился он.
— Нет.
— Хорошо, — кивнул Джон. — Тогда можешь забрать свои тряпки… если, конечно, они тебе сильно нужны.
Памела обречённо таращила свои заштукатуренные глаза, в которых мутно отражалось пламя, и не двигалась с места.
— Я так и думал, — растянулся в улыбке Стивенс.
— Вы сумасшедший!
— Да, — кивнул он. — Так ты будешь здесь стоять или пойдёшь домой?
— Но я не могу в таком виде… — начала она жалобно.
— А что такое? — изумился он. — Разве тебе знакомо чувство стыда? По-моему, так даже лучше — зачем скрывать общедоступное место от глаз потенциальных клиентов?
— Я замёрзну… — не отрицая предыдущего заявления, произнесла она.
— Будет холодно, — кивнул Стивенс. — Даже очень. Однако ты молодая. И потом — ты можешь тормознуть попутку; у тебя и средства для платежа всегда под рукой.
— Пожалуйста, — промямлила она, произнося это слово так неумело, словно пользовалась им второй раз в жизни…
— Я же говорил — не надо меня умолять! — перестал смеяться Джон и подошёл к ней.
Она отступила ещё на шаг.
— Изволь оставить меня, — продекларировал он. — Ступай же, грешное создание, и да будет эта дорога тебе путём к праведности.
