Уильям Ходжсон - Пираты-призраки
— Не знаю. А разве он ругался? — удивился Пламмер. — Кто это слышал-то?
— Наверное, его слышали все, кроме тех, кто спал, — сказал Стаббинс. — Только думаю, Уильямс ругался вовсе не на второго. Сначала я решил, что парень спятил, вот и честит всех подряд, но сейчас мне кажется, что это не совсем так. Во всяком случае, у бедняги Уильямса не было никаких причин ругать второго помощника. Не из-за чего ему было его ругать! И вообще, сдается мне, что обращался он вовсе не к нам; я, правда, не все разобрал, но у меня сложилось именно такое впечатление. В конце концов, наш второй помощник не имеет никакого отношения к выплате жалованья.
И Стаббинс снова посмотрел на меня. Джок, сидевший на рундуке рядом со мной, вынул трубку изо рта.
— По-моему, ты не так уж не прав, приятель, — сказал он и кивнул. — Не так уж не прав, проглоти меня акула!
Стаббинс продолжал пристально смотреть на меня.
— Ну а ты что думаешь? — спросил он внезапно.
Не знаю, быть может, мне это только показалось, однако похоже было, что кроме желания знать мое мнение в его вопросе был заложен некий подтекст.
Я в свою очередь посмотрел на Стаббинса. По совести сказать, я понятия не имел, что думаю.
— Даже не знаю… — проговорил я, слегка растерявшись. — Я… Мне тоже не показалось, будто Уильямс ругался на второго помощника. Правда, это было только первое впечатление, но все же…
— Именно об этом я и говорю! — перебил Стаббинс. — С чего бы ему ругаться на второго помощника?! Но не это самое странное… Сам подумай: сначала Том едва не сорвался с самой верхотуры, а теперь вот Уильямс… Просто поразительное совпадение, не так ли?
Я кивнул.
— Если бы не сезень, Том тоже мог погибнуть, — уверенно сказал Стаббинс и, помолчав, добавил: — А ведь это случилось всего три-четыре дня назад!
— Верно, — согласился Пламмер. — Я только не пойму, к чему ты клонишь?
— Да ни к чему, — пожал печами Стаббинс. — Только странно все это. Чертовски странно! Можно подумать, корабль и в самом деле проклят.
— Да уж, — кивнул Пламмер. — В последнее время на борту и так хватало всякой чертовщины, а теперь еще и это… Впредь надо будет как следует привязываться, если придется лезть на ванты ночью.
Старина Джаскетт вынул трубку изо рта и вздохнул.
— Почти каждую ночь на борту что-нибудь да случается, — проговорил он почти жалобно. — Никакого сравнения с тем, что было в начале плавания. Я, признаться, думал, что все эти разговоры про сглаз и прочее — пустой треп, но теперь… Похоже, на борту и в самом деле водятся призраки.
— Ну, это вряд ли, — сказал Стаббинс. — Во всяком случае, не в том смысле, в котором ты думаешь…
Он немного помолчал, словно пытаясь ухватить за хвост мысль, которая упорно от него ускользала.
— Ну?.. — поторопил его Джаскетт.
Но Стаббинс не обратил на него внимания. Его лицо сделалось сосредоточенным, напряженным, словно он пытался найти ответ на вопрос, еще не до конца сформировавшийся в его мозгу.
— У нас на борту действительно творится много странного… — проговорил он медленно. — Сегодня ночью и вовсе случилось скверное дело. Совершенно не понимаю, почему Уильямс, когда был наверху, вдруг заговорил о жалованье и прочем. Быть может, у парня и в самом деле были не все дома, только… — Стаббинс снова замолчал и молчал примерно полминуты. Потом произнес с нажимом: — Только главное не в этом. Главное в том, кому он это говорил!..
— Чего-чего? — удивленно переспросил Джаскетт.
— Я полагаю, ты не так уж не прав, — сказал Стаббинс, выбивая трубку о край рундука. — Я имею в виду насчет призраков…
Сменить штурвального!
Понемногу разговор увял. Мы все были слишком напуганы, чтобы и дальше обсуждать гибель товарища. Не знаю, как у других, но посетившие меня мысли были слишком мрачными, чтобы ими делиться.
Внезапно я услышал свисток второго помощника. Потом над палубой загремел его голос:
— Сменить штурвального!
— Второй помощник приказывает сменить рулевого, — сказал Куойн, который подошел к двери, чтобы узнать, в чем дело. — Эй, Пламмер, давай-ка бегом, пока начальник не разозлился.
— А сколько времени? — спросил Пламмер, вставая и выколачивая трубку. — Скоро пробьет четыре склянки, моя вахта почти закончилась. Кто там следующий по очереди?
— Ладно, Пламмер, — сказал я, поднимаясь с рундука. — Я пойду. Все равно следующая очередь — моя, а несколько минут не имеют значения.
Пламмер снова сел, а я вышел из кубрика и отправился на корму. У юта я встретил Тэмми, который расхаживал вдоль борта с подветренной стороны.
— Это ты? — удивился я. — Кто же встал за штурвал?
— В-второй, — ответил юнга дрожащим голосом. — Второй помощник. Но он хочет, чтобы его кто-нибудь сменил. Я… я расскажу тебе, что случилось, как только появится возможность…
И я стал подниматься на ют.
— Кто это? — спросил второй помощник, заслышав мои шаги.
— Джессоп, сэр.
Второй помощник продиктовал мне курс и, не прибавив больше ни слова, отошел к переднему срезу юта. Вскоре я услышал, что он позвал юнгу по имени и несколько минут говорил с ним, но, о чем шла речь, я так и не понял. Мне, однако, очень хотелось узнать, что случилось и почему второй помощник вынужден был сам встать за штурвал. Он не сделал бы ничего подобного, если бы Тэмми, к примеру, не справился с управлением кораблем, — ему бы это и в голову не пришло. В этом я был уверен. Значит, понял я, случилось что-то из ряда вон выходящее, но что — это мне еще предстояло узнать.
Тем временем второй помощник закончил разговаривать с Тэмми и теперь медленно прохаживался вдоль ограждения с наветренной стороны. Один раз он дошел почти до самой кормы и, наклонившись, заглянул зачем-то под покрышку рулевого устройства, однако мне так и не сказал ни слова. Чуть позже он спустился на главную палубу по трапу наветренного борта; почти одновременно с ним на ют поднялся Тэмми, воспользовавшийся для этого противоположным трапом.
— Я снова его видел! — сообщил он срывающимся от волнения шепотом.
— Кого? — спросил я.
— Этого человека. — Юнга перегнулся через крышку рулевого устройства и добавил таким тоном, каким обычно говорят о чем-то невероятном: — Он перелез через фальшборт с наветренной стороны. Как будто вышел прямо из моря!..
Услышав эти слова, я повернулся к юнге, но на юте было слишком темно, чтобы я мог разглядеть выражение его лица. В горле у меня вдруг пересохло, и я несколько раз сглотнул. «Боже правый! — подумал я. — Опять!..» Должно быть, из боязни за собственный рассудок я попытался возразить, но юнга опередил меня тоном нетерпеливым и безнадежным одновременно.
