Клод Сеньоль - Меченая
— Где Люка? — тусклым голосом спрашивает Меченая.
Галиотт усаживается рядом с девушкой. Тишину нарушает лишь ее старческое дыхание.
— Люка… выглядит не лучше тебя… он у себя в углу, закутался в одеяло и дрожит от страха, не хочет ничего говорить, только глаза у него такие же, как у тебя… Признайся, малышка, что хотела сыграть с ним шутку и попалась на собственной проделке…
— Расскажи все, — требует Анриетта, гладя лоб дочери. — Мы хотим знать, что вы делали в этом проклятом месте в столь поздний час?..Вы были в Рюдесс? Рассказывай…
Граттбуа тоже хочет знать. От любопытства он даже ворочает своим ленивым языком.
— Тебя не накажут… — ворчит он.
Анриетта вдруг приходит в ярость и бросает суровый взгляд на старика.
— Не хватало наказывать после того, что девочка пережила…
Антуан успокаивает ее, подмигивает старику, и тот погружается в привычное молчание. Жанна заговорила. Она выложила все, что видела. На лицах слушателей недоверие. Девушка, наверное, бредит, если с такой убедительностью несет полную чушь. Чтобы какая-то женщина отправилась стирать белье в сумерки в столь проклятое место, к которому никто не любит приближаться даже днем, да к тому же Жанна говорит о безголовой женщине. Из всех присутствующих только Галиотт верит в рассказ — ее руки мнут черный передник, худые плечи подрагивают, и она тихонько раскачивается из стороны в сторону. Губы старой служанки дрожат, словно в нее медленно проникает боль. Галиотт выглядит так, что все обеспокоенно переводят глаза на нее.
Жанна закончила рассказ. Она уверена, что никто не поверил ей, и если бы не беспокойство Галиотт, раздались бы смешки и насмешки, но вид старухи смущает присутствующих.
— Похоже, рассказ девицы разволновал вас, — говорит Антуан, прочистив глотку.
В его глазах поблескивают хитрые огоньки, но он больше ничего не говорит. Служанка словно сбрасывает с плеч невидимый груз, перед тем как заговорить. Она вздыхает и как бы разговаривает сама с собой. В голосе ее слышны жалобные всхлипывания.
— Конечно, это меня беспокоит… То, что видела малышка, могли видеть до нее и другие… А те, кому довелось увидеть…
Анриетта бледнеет. Галиотт не осмеливается продолжать. Из-под ее покрасневших век вытекают две слезинки. Они медленно ползут по морщинистым, выдубленным щекам.
— …Ну и что? — вдруг восклицает Жанна, не понимающая волнения старухи.
Галиотт кладет ладонь на плечо Меченой. Пальцы служанки легонько сжимаются и разжимаются, словно сердце ее бьется под кожей ладони.
— Ты можешь узнать, малышка… Тебе нельзя сказать, но…
Анриетта прерывает ее:
— Ей нет нужды знать, а потом, не стоит забивать Жанне голову мыслями, какие вы внушили ее отцу…
Анриетта замолкает и смущенно отворачивается. Жанна вдруг напрягается. Быть может, наконец она узнает, в чем тайна смерти ее отца. Но Анриетта молчит, желая оградить дочь от лишних забот. Она смотрит прямо в глаза Жанны, а та, в свою очередь, замечает в глазах матери бессильный страх.
— Тебе показалось, что ты кого-то видела… — поспешно произносит Анриетта. — У вас с Люка разыгралось воображение… Гонялись за дичью, а потом по-глупому увязли в болоте, верно? И от испуга приняли тень за призрак… Вот и вся правда в этой истории…
Частично это так, но Жанна не хочет рассказывать о странном кролике, приведшем их в болото. Теперь ей понятно: чудовищный зверек должен был приманить их к призрачной прачке, а фазан останавливал их. Жанна уверена в этом, но молчит. Иначе над ней будут смеяться.
Галиотт все так же погружена в свои мысли. Вдруг она вздрагивает и как бы призывает в свидетели Анриетту и Антуана.
— Послушайте! — восклицает служанка. — Эта недостающая голова, о которой рассказала малышка… Эта голова! Вы что, не верите?..
— К черту эту голову! — взрывается Антуан. — Я ведь говорил, что не желаю о ней слышать.
Он хватает лампу. По стенам бегут тени, сливающиеся с притаившейся в углах тьмой.
— Пора спать, — добавляет он, — иначе утром будет слишком много бездельников…
Галиотт помогает Жанне встать и ведет ее в комнату, шепча успокоительные слова.
— Малышка, иди ложись и забудь обо всем, как велела мать. Она права, тебе, должно быть, привиделось… Поверь, каждому может что-то показаться… у меня тоже бывали видения в твоем возрасте…
На лице Галиотт нет и тени улыбки, а вздохи противоречат словам. Они входят в спальню. Анриетта не отстает от них. В дверях появляется Антуан с фонарем. Жанну укладывают в постель. Грудь ее обтянута тканью. Фермер стоит неподвижно, как заколдованный. И взгляд его словно поднимает ткань и ласкает жаркую кожу. Анриетта читает его мысли.
— Что это с тобой? — зло спрашивает она. — Вот уже который раз за вечер ты как-то странно глядишь на нее…
Антуан чувствует себя дураком.
— Я? С чего мне на нее глаза пялить… Девчонка, она девчонка и есть…
Он поворачивается, чтобы уйти, но в этот момент Галиотт, держащая девушку за руку, просит его посветить. Антуан поспешно подходит. Жанна вытянулась на постели. Но ее ноги свешиваются с кровати. Глаза закрыты. Задравшиеся юбки открывают округлые бедра, на которых еще остались пятна ила.
— Пусть поспит, — произносит старуха и поднимает ноги Жанны на кровать.
Движения Галиотт неловки. Она слишком сильно дрожит, и ей не хватает сил. Антуан помогает служанке одной рукой. Мягкий свет удлиняет ноги девушки, делая их тоньше. Фермер не успевает полюбоваться юным телом. Анриетта хватает мужа за рукав и с силой тянет назад, едва не разрывая ткань. Антуан нехотя выходит из комнаты.
Они покидают спальню Жанны, старуха притворяет дверь и жестом зовет хозяев за собой. Потом подводит их к чулану и тихим, дрожащим от волнения голосом требует, чтобы Жанна осталась в неведении.
— Теперь могу вам сказать. Я верю в ее рассказ. Статуя вернулась, чтобы потребовать обломки своей головы… Для нее времени не существует… Вы что, не верите?..
Все молчат. Граттбуа, которому мало что известно и который не любит рассказов о привидениях и прочих дьявольских штучках, отходит в сторону. Он усаживается рядом с очагом и принимается сосать свою трубку, сплевывая в огонь. Старуха заставляет себя продолжить:
— …Тогда ведь говорили, что обломки надо бросить в болото, а ты, Антуан, свалил их в кустах. Не поверил, что это очень важно, у тебя были свои мысли… А теперь твоя лень навредит тому, кто найдет их…
Антуан отмахивается. Он не верит служанке. Но где-то в глубине его души нарастает тревога.
— Да ладйо! Неужели вы верите, что статуя требует свою разбитую голову? Это сходило для Моарк'ха, который поклонялся больше дьяволу, чем Господу Богу…
