Евгений Некрасов - Большая книга ужасов – 61 (сборник)
– Руите!
Это не все. Кресла было два, и во втором лежал Скорятин Борис Михайлович. Я узнал его только по лысине и мятому пиджаку на вешалке. Жекина распухшая щека выглядела жалким прыщиком по сравнению с двумя дынями Скорятина. Щеки его были шире плеч. Глаза и нос утонули в них, как гвоздики в диванной обивке. Из отверстия в этой невероятной харе торчала трубка. Насосик, чавкая, выбрасывал в сток розоватую от крови слюну. В плевательнице валялись три вырванных зуба. Я не заметил на них ни червоточинки: образцовые были зубы, отбеленные, как сахар.
Мы с Зойкой переглядывались, немо разевая рты. Вошла женщина и договорила:
– Написано же, приема не будет! А вы ломитесь, да еще собаку привели!
– РУИТЕ!!! – взревел Жека.
– Гав! – потребовал Гражданин Собакин.
Я попросил:
– Рваните вы ему этот зуб. Молочный же, секунда – и готово. Дольше будете нас выпроваживать.
– За молочный двести рублей, – предупредила женщина.
Я полез по карманам. А женщина, оглядываясь на Скорятина, пшикнула Жеке в рот из баллончика, взяла щипцы и вынула зуб легко, как семечко из подсолнуха.
– Погоди. – Она отвела мою руку с деньгами. – Звонок отключить сможешь?
Я сказал:
– Конечно. Если кусачки найдете.
Она дала зубоврачебные, жуткие на вид. Обернув их большой салфеткой, чтобы не ударило током, я встал на стул и перекусил проводок.
– В расчете, – кивнула женщина, выпроваживая нас за дверь.
Щелкнул замок. Мы слышали, как она громко сказала:
– Борик, если не поможет супрастин, я вызову «Скорую»!
Весь визит к стоматологу, включая разглядывание Скорятина и перекусывание проводка, уложился минуты в две. Мы еще плохо соображали, что произошло. Жека молчал – с замороженным ртом не поговоришь.
– Легче тебе? – спросил я.
Брат пожал плечами. Его поросячья щека не стала меньше. Кожа на ней натянулась, и нос уехал набок.
Про Скорятина Зойка авторитетно сказала:
– Аллергия. Некоторых от укуса пчелы так раздувает, что могут задохнуться.
Я сомневался. У Жеки аллергия на шоколад, а он все равно нет-нет да и налопается конфет. Пока сидишь с ним в очереди к врачу, насмотришься на всяких аллергиков: и на сопливых, и на слезливых, и на распухших. Но таких рож, как у Скорятина, просто не бывает. Разве что в мультиках. Нет, что-то здесь другое…
У меня еще тряслись поджилки после бешеной езды. На велосипед было противно смотреть, а не то что садиться. Зойка, похоже, чувствовала то же самое. Не сговариваясь, мы пошли пешком, и это спасло нам жизни.
Я не преувеличиваю. Как тут еще сказать, когда во двор на приличной скорости влетает грузовик?!
Он промчался у самой бровки тротуара, сигналя и дребезжа бортами. Окажись мы на пути, снес бы… С выгоревшего на солнце тента скалился знакомый череп с костями. «Шишига» археологов! У людей в кабине были странно большие головы; казалось, что они в розовых гоночных шлемах, закрывающих лица.
Сворачивая к подъезду Скорятина, «шишига» влетела на газон, сломала молодое деревце и остановилась, с отчетливым стуком ударившись в стену. Водитель и пассажир вывалились из кабины, оставив дверцы открытыми. Поднимались они по стеночке.
– Опять пьяные! Они доездятся, – с презрением сказала Зойка. И охнула.
Я уже рассмотрел, какие там «шлемы». Щеки нарушителей были видны со спины. Когда один повернулся в профиль, оказалось, что у носа он держит очки. Дужки не налезали на распухшую физиономию. Тут на глаза ему попалась записка «Приема не будет». Воя и невнятно ругаясь, очкастый разорвал бумажку и стал топтать клочки.
Мы с Зойкой переглянулись.
– Как думаешь, Алеша, это считается оказали себя?
Я сказал:
– Похоже. Но при чем тут Жека?
Больной негодующе замычал, всем видом показывая, что он тут совершенно ни при чем. Но у меня на этот счет уже были кое-какие соображения.
– Выворачивай карманы, – приказал я.
Жека замотал головой и попятился. Понятно, теперь жди беготни с воплями, а в карманах может и не оказаться ничего важного. Как же братец достал меня со своим синдромом!
Я похрустел пальцами, как профессор Мориарти, и медленно пошел на брата. Жеке скорчишь рожу, и без всякой компьютерной графики со звуковыми эффектами он уже в игре: покраснел, запыхтел, глаза шальные – а вдруг это не я, а монстр? Нет, он знает, что монстры только в ужастиках, он видит, что перед ним брат. НО ВДРУГ?..
– Отдаш-ш-шь? – прошипел я.
Жека в ужасе пискнул, и…
Раз! – что-то дернуло меня сзади за пояс, и я больно плюхнулся копчиком на асфальт.
Два! – та же непонятная сила толкнула в грудь. Я упал навзничь, мелькнуло небо, и надо мной, капая слюнями, нависла оскаленная морда.
– Фу! – не растерялся Жека. – Ффой! Аёфа ффой!
Я ничего не разобрал, кроме команды «фу!». Гораздо важнее то, что ее понял Гражданин Собакин. Слез с меня, напоследок больно даванув лапой под ложечку, и уселся – пасть до ушей.
– Ну, Москва дремучая, видите, какой это пёс? – хихикала Зойка.
– Фто-оже-ой? – предположил Жека.
– Не сторожевой и не ездовой. Глянь, холка чистая, шерсть густая. Этот пес ошейника не знал, в упряжке не ходил. Он охотничий! Медвежатник.
– Прямо-таки медвежатник? – Я посмотрел на Гражданина Собакина. Мелкий он был. Не внушительный. И хвост этот бубликом…
– Кто тут сомневается, великий нанайский охотник Дерсу Узала? – съехидничала Зойка. – Забыл, как тебя только что валяли?.. Лайки так хватают медведя за окорока и заставляют сесть.
– А защем шажать ведведя? – не понял Жека.
– Чтобы не убежал или на охотника не бросился, Москва дремучая!
Потрясенный героизмом Гражданина Собакина, Жека притих и позволил обшарить себе карманы. Я выгреб пригоршню блестящих шариков, отвинченных от музейной кровати.
И в тот же миг у меня заломило зубы.
Глава XX. Собака с неправильной кличкой
Я не стал дожидаться, когда мне разнесет щеку, как брату, и разжал руку с шариками.
Щелк! – один шарик скатился с ладони и упал на асфальт. А мне в коренной зуб, в самый нерв, как будто ввинтили штопор! Уй-я-а! Меня-то за что?! Понял, понял уже: держать у себя шарики – больно, а выбросить – НЕСТЕРПИМО больно. Верну их в музей. Сейчас и верну. Ага, немедленно! Мухой!
Я так сжал в кулаке оставшиеся шарики, что вырвать их можно было, только разрубив пальцы. Нагнулся за упавшим (штопор тем временем досверливался до мозга)… Шарик откатился к Жеке – в аккурат под правую ударную ногу. Сообразив, что сейчас будет, я бросился спасать музейное имущество.
Успели оба: Жека пнул изо всей силы, но мгновением раньше я грудью упал на шарик.
Блаженство… Подумаешь, влетело по ребрам кроссовкой. Главное-то, главное – штопор остановился! Зубы ломило, но терпимо – так бывает, когда в жару хватишь воды из холодильника.
