Саймон Кларк - Царь Кровь
Но в тот раз мы были только вчетвером, плавали в темной воде и говорили о чем в голову придет. Дин подплыл ко мне, отдуваясь и отфыркиваясь.
– А когда вырастем, будем так ходить купаться?
– А Бог его знает, – ответил я и стал на него брызгаться.
– Я буду далеко, – сказал Джим. – Пойду в авиацию. Буду летать в Африке или еще где.
– Какой из тебя пилот, – хмыкнул Говард. – Ты даже на скейтборде ездить не умеешь.
– Научусь.
– А что ты будешь делать, Рик?
– А не знаю. Пацаны все думают, что будет что-нибудь потрясное, а потом идут работать по банкам и офисам. Эй, Динни, а кто дальше нырнет?
– А я все равно научусь летать, – твердо сообщил Джимми, бредя посередине пруда.
– А не надо будет.
– Это как. Дин?
– А компьютеры будут самолеты водить. Летчики не нужны будут.
– А откуда ты знаешь, как будет? – спросил я, ложась на спину и лениво шевеля ногами. – Никто не знает, что будет даже через тридцать секунд.
Говард заржал и плеснул в меня водой.
– Ага, сейчас акула подплывет и пополам тебя перекусит. А Джим ответил серьезно:
– Но ведь ты не знаешь, что с тобой будет? Не знаешь, скажем, что будешь делать в это время через неделю, а уж тем более через десять лет.
– Через десять лет мне будет девятнадцать.
– А мне двадцать, – сказал Джим. – И я буду летчиком.
Я лежал на спине и смотрел на звезды.
Да, не знаешь, что тебе припасет будущее.
Через неделю после этого купания отец Джима Келлера в ярости вылетел из дому после бурной ссоры с миссис Келлер. Он велел Джиму сесть в машину и поехал в деревню, собираясь направиться в Лондон.
Чуть меньше чем за километр от этого самого пруда машина врезалась в трактор. Джим и его отец погибли на месте. В школе передавали жуткую подробность: когда Джима выбросило через ветровое стекло, ему отрезало оба больших пальца.
Их так и не нашли. Вскоре у ребят появилось занятие на храбрость: искать в траве пальцы Джима Келлера.
Нет, будущее не угадаешь. Вот оно – мое будущее, только я себе его в девять лет и вообразить не мог.
Плавая в пруду, я представил себе плывущий надо мной призрак Джима Келлера. Без больших пальцев. Но если Бог есть, он ему мог крылья выдать. И сейчас он может парить во всей вселенной.
Я задержал дыхание, закрыл глаза и нырнул через озеро под поверхностью. Открыв глаза, я увидел только темноту. Потом коснулся дна. И оставался там, сколько мог выдержать.
18
Не думаю, что кто-то может с какой-то степенью уверенности сказать, когда точно произошла эта трансформация. Но проснувшись утром после того дня, когда я видел утаскиваемую в лес женщину, я понял, что беженцы из Лидса превратились в оккупационную армию. Теперь они просто брали что хотели.
Конечно, к анархии обратилось меньшинство. Тысячи остались законопослушными гражданами. Они жили в лагере на лугу и в назначенный час терпеливо строились в очередь за миской варева, которое с каждым днем становилось все более водянистым. Но это меньшинство (которое вполне было способно расколоть человеку череп, чтобы отобрать яблоко) уже сильно численно превосходило все население Ферберна. И это меньшинство росло.
Когда я вошел в кухню, Стивен протянул мне чашку черного кофе. Банку кофе он спрятал под половицей у себя в комнате – там, где десять лет назад прятал “Плейбой”.
В кухне было темно. Окна и двери мы заставили досками, чтобы дом не грабили каждый раз, когда мы выходим. Не то чтобы от этого было много пользы – мы знали, что в следующий раз, когда мы выйдем, дверь просто высадят. И если на то пошло, скоро они уже не будут ждать, чтобы мы ушли.
– А ты заметил, – спросил Стивен, прикладываясь к чашке, – что не уголовный элемент начал грабежи? Это бизнесмены и профессиональные дельцы. Они беспощаднее всего грабили чужие дома.
Я попытался поддержать разговор, но на самом деле меня не оставляли мысли о том, что должно было случиться с той женщиной. Может, я все-таки мог помочь? Может, если бы я взял ее и ее дочь к себе, с ней бы ничего не случилось. А что с ее дочерью? Ей же не больше четырнадцати, не могли же они…
От грохота в дверь я вздрогнул так, что кофе выплеснулся и обжег мне руку.
Стивен посмотрел на меня:
– Кажется, они опять пришли.
– Грабители?
Стивен взял в руку бейсбольную биту, которую держал около двери.
– Слушайте! – крикнул он. – Вы зря время теряете! Нас уже обобрали начисто. Слышите? Еды не осталось.
Снова стук кулака в дверь.
Я бросил взгляд на нож для разделки мяса. На этот раз они не пройдут.
– Слышите? – крикнул Стивен. – Можете сюда больше не ходить. Ни еды, ни одеял нет. Ничего…
– Стивен? – спросил приглушенный голос. – Это ты?
Я издал вздох облегчения.
– Все в порядке, это Дин.
– Стивен, Рик, впустите меня! У меня важное сообщение от Бена Кавеллеро.
– Погоди секунду. – Стивен начал снимать засовы. – Ты прости, нам пришлось оборудовать тут Форт Нокс. Хотя не знаю, что в этом пользы.
Дин вошел. Он тяжело дышал, и от его возбужденного вида у меня волосы на голове зашевелились.
– Что такое, Дин? Что стряслось?
– Черт, да все уже стряслось, что могло. – Он вытер пот со лба. – Слушайте, можете прийти сегодня к Бену в десять? Он созывает собрание.
– Конечно, а что…
– Извините, я должен бежать. Надо еще в деревне кое-кому сказать.
– Кое-кому?
– Да, собрание только по приглашениям. У меня список, кого Бен зовет.
– А ты можешь сказать, что это все значит?
– Ага, Дин, – поддержал и я. – Зачем такая таинственность?
– Слушайте, я сам всего не знаю. Только можете мне поверить, у него есть что сказать. И это важно… Да нет, это невероятно важно.
– Ты говоришь так, будто это дело…
– Ага, так оно и есть. – Дин улыбнулся. – Это действительно дело жизни и смерти.
* * *По дороге на Трумен-вей Стивен спросил меня:
– А зачем тебе гитара?
Я покраснел. Как-то я подсознательно надеялся, что он не заметит зажатый у меня в левой руке громоздкий футляр.
– Дом Бена – единственное безопасное место. Он сказал, что могу ее у него хранить, пока это все не кончится.
Стивен улыбнулся и сказал, что понимает и одобряет.
– А почему бы и нет? Я могу поставить последний доллар, что уже сейчас кто-то ломится в дом.
– Как ты думаешь, они не найдут мамины украшения?
– Надеюсь, что нет. Мы их закопали глубоко в саду. И вообще они ищут еду, утварь и одежду. Хотя это уже мало где осталось.
Мы свернули с дороги в лес, срезая путь к дому Бена. В лесу автоматически задержали дыхание – он использовался тысячами людей как туалет. Общественные уборные были уже переполнены до выхода из строя. За прошедшую неделю кучи дерьма выросли выше кустов, и меж ними сновали, жужжа, голодные мухи.
