Юрий Кургузов - Кольцо Изокарона
Я решительно подошел к лошади и твердой рукой отвязал ее от дерева. Потом взгромоздился в седло и уздечкой и каблуками направил смирное животное к просеке, которая, очевидно, должна была вывести меня на дорогу к деревне. Дороги этой я, понятно, не знал, но решил положиться на лошадиный инстинкт — тем более если она и сама вдруг оттуда. Кругом стоял в полном великолепии раскудрявый лиственный летний лес, и мы трусили по просеке, встречаемые и провожаемые испуганным гомоном мелких птах, сердитым стрекотаньем бдительных сорок и соек, и знаете, в какой-то особо возвышенный миг я даже почувствовал себя славным рыцарем, возвращающимся из дальних странствий к заждавшейся его даме сердца.
…Дама действительно заждалась. Когда, процокав по деревенской улице под неприязненными взглядами редких прохожих, я загарцевал уже по двору Волчьего замка, на крыльце появилась Каролина.
Я молодецки помахал ей рукой и лихо спрыгнул на землю, прикидывая, куда бы деть пока свою новую подругу, — желательно оставить где-нибудь на виду, иначе если одноглазый хозяин лошади заявится, он еще чего доброго решит, что я ее украл. Да нет, не спорю, конечно же, я ее украл, — однако не насовсем, а только лишь для того, чтобы поскорее добраться до соскучившейся дамы сердца.
И дама приблизилась.
И… отвесила мне порядочную оплеуху. То есть, обязательно отвесила бы, кабы я вовремя не перехватил ее нежную, но сильную руку. И верите, даже в таком, разъяренном, виде смотреть на нее было одно удовольствие — тонкие ноздри грациозно раздувались от гнева, ланиты пылали нервным осенним багрянцем, а глаза — глаза просто метали маленькие шаровые молнии.
— Но-но, дорогая, тпру! — сказал я одновременно обеим, Каролине и лошади, которая, испугавшись сердитых бросков хозяйки Волчьего замка, попятилась и тоненько-жалобно заржала. — Но-но! — повторил я, обращаясь теперь сперва к лошади, а потом нет. — Уймите, пожалуйста, свой пыл, милая, а то я еще воображу, что ваше необузданное поведение связано с ревностью из-за моей отлучки в течение целой ночи. — Помолчал и добавил: — Ха! И после этой трогательной сцены вы снова будете заявлять, что не посещали меня вчера, вернее, уже позавчера в спальне? — Хамство, конечно, — безудержное, наглое хамство, да только я не привык к посягательствам на цельность моей личной физиономии со стороны даже и хорошеньких девушек.
Но Каролина, кажется, и не услышала последних слов. Зло сузив глаза и став от того, на мой взгляд, еще прекраснее, она каким-то свистящим шепотом еле слышно произнесла:
— Где вы все это время были?
Я удивился. Но не слишком: ведь я же действительно не предупредил ее, что отправляюсь в свой ночной дозор. А мог? Мог!
— Послушайте, — относительно мягко сказал я. — Пообещайте, во-первых, что не будете драться, а не то вообще уйду, а потом и уеду. И во-вторых… Нет, сначала пусть будет во-первых.
Какое-то время она, словно разъяренная тигрица, буравила меня своими восхитительными глазами, но потом, видимо, осознав наконец, что со стороны сцена и впрямь выглядит забавной, неохотно кивнула, и рука ее в моей ослабла и медленно, но верно двинулась вниз к земле.
— И это правильно, — нравоучительно заметил я. — А то мне нужно держать еще и лошадь, которую вы напугали.
После этого я не торопясь привязал несчастную скотину к столбу и соизволил вновь обратить свое драгоценное внимание на Каролину.
— Хорошо, дорогая, — сказал я. — Поскольку вы больше не кидаетесь с кулаками, то "во-вторых" могу сообщить следующее: просто среди ночи я вдруг решил, что не лишним было бы навестить ваших милых друзей. Кое-что мне в них, знаете ли, не понравилось.
Губы Каролины шевельнулись:
— Каких друзей? — И застыли.
Я удивился:
— Что значит — каких?! Разве у вас здесь много друзей? Извините, но я имею в виду наших вчерашних гостей — крошку Лилит и почтенного господина Лугара.
Теперь глаза ее расширились:
— Кого?!
Я устало махнул рукой:
— Слушайте, Каролина, давайте оставим эти детские игры. Повторяю: папаша Лугар и его прелестная дочка показались мне подозрительными, и ночью я пошел к дому мельника, чтобы либо рассеять, либо подтвердить свои подозрения. Не скажу, правда, что мне удалось преуспеть в том и другом, однако…
— Но зачем вы пошли к дому мельника?
— Так они же в нем поселились! — не на шутку рассердился теперь уже я, а она…
Она меланхолично пожала плечами:
— Понятия не имею, о ком вы. Я не знаю никакого господина Лугара и никакую Лилит, а потому очень попрошу вас…
— Ну нет, это я потому очень попрошу вас! — продребезжал я. — Вы меня за дурачка принимаете, да? Хотите сказать, что вчерашнего званого ужина не было и ваши весьма странные, если не выразиться покрепче, гости — плод моего здорового воображения?
Она покачала головой:
— В таком тоне я вообще не хочу разговаривать, сударь, — и презрительно скривила рот. — Просто для того, чтобы объяснить уход из замка, вам абсолютно незачем сочинять небылицы.
(Спокойствие! Только спокойствие!)
— А ну вас, — кротко сказал я. — Мне что, толстяк и его доченька приснились? Учтите, Каролина, я человек мягкий, но суровый. Для чего вы пытаетесь сделать вид, что не знаете этих французов?
Она всплеснула руками:
— Господи, да каких французов?! Я, честное слово, не понимаю, о ком речь!
Теперь меланхолично пожал плечами я:
— А чего же тогда взбеленились? Может, я встал рано утром и отправился погулять…
Каролина вдруг резко повернулась ко мне спиной.
— Идемте!
— Куда? — удивился я.
— Идите за мной.
Ничего толком не соображая, я последовал за ней. Мы вошли в замок, поднялись по лестнице и остановились только у двери моей спальни.
— Ого! Начало многообещающее… — Я вроде как опасливо покосился на девушку. — Ну и?
Она кивнула на дверь:
— Не желаете полюбопытствовать?
— Гм… о чем вы?
Каролина тряхнула волосами:
— Сначала войдите. А уж потом объясните, что это значит.
И я вошел.
И увидел какого-то наглеца, развалившегося на моей собственной постели. Наглец лежал спиной к двери, уткнувшись лицом в подушку.
Я подскочил к нему, положил руку на плечо и рывком развернул…
Первое: это был г-н Лугар.
Второе: г-н Лугар был мертв.
Глава XIV
"… а засим остаюсь Ваш покорный и добрый племянник", — написал я заключительную фразу своего торжественного послания и, поставив жирную точку, заклеил конверт и снабдил его маркой.
Как вы догадались, письмо это я адресовал незабвенному дядюшке, добросовестно изложив в нем все, что вам уже отлично известно. И коль известно, то, думаю, вы понимаете, насколько я тут во всем позапутался и даже впал в уныние: куда бы и в какие только исследовательские сферы не совался, — буквально всюду вскоре ждал тупик. Кузнец и омерзительный черный человек в кузнице — последствия сего события для меня, увы, просто повисли в воздухе: наведавшись в эту малоприятную усадьбу сегодня утром, я обнаружил и на доме, и на двери кузницы большие замки, но расспрашивать соседей ни о чем не стал, памятуя о тех ласковых взглядах, коими награждал меня на улице любой, даже самый маленький и сопливый житель деревни.