Эдуард Катлас - Создатели
Михаил отвел руку в сторону, предлагая Лексу выйти из помещения.
Мальчик двинулся вперед и через короткий метровый коридор, выполненный все теми же пятью кирпичами, вышел в центр владений Михаила. Туда, куда его «тренер» скопировал дуб.
Здесь потолок был поднят повыше. Достаточно высоко для того, чтобы умудриться разместить под ним целое дерево. Но и тут, так же как и в комнате, всё оказалось покрыто однообразным узором из кирпичей.
Посмотрев на дуб, Лекс понял, о чем толкует Михаил. Это дерево только внешне напоминало то, что стояло у моста в его долине. Оно было… проще. Листьев меньше, меньше цветов осени на них, меньше веток, особенно мелких — крупные ветви Михаил воспроизвел достаточно точно.
Жалкая подделка, сказали бы, говоря в таком случае о картине. Жалкая, неумелая и дилетантская.
Хотя, надо признать, что если бы Лексу пришлось копировать чужое произведение, не факт, что у него вышло бы лучше. Возможно, он не стал бы сглаживать детали, но наверняка наврал бы в чем-нибудь другом.
— И ты все свое время проводишь здесь? — С точки зрения Лекса, это было ужасно. Стены из пяти одинаковых кирпичей. Абсолютно серый бетонный пол. Ни одного окна — им просто некуда было открываться. Теперь вот дуб. Понятно, почему Михаил так долго его разглядывал и так восхищался.
— Ну да. Все, кроме того, что провожу у тебя. Или еще где-нибудь. Весь остаток времени. Хотя не так уж и много остается. Здесь скучно, зато это пространство полностью мне подконтрольно. Меня сложно в нем достать, очень сложно.
— Ты говорил об учителе?
— Да. Куча усилий ушла, чтобы найти его. Но теперь — он твой. Ну почти. Возьми меня за руку и расслабься.
* * *— Что значит «почти»?
Перемещение оказалось несколько отличным от того, что раньше проделывал Лекс самостоятельно. Просто сейчас не он решал, куда отправиться, вот и все.
Он расхотел задавать свой вопрос еще до того, как его закончил. Произнес его просто по инерции, только потому, что хотел задать еще там, в маленьком собственном мирке Михаила.
Они оказались в пустыне. В чем-то, напоминающем пустыню. Слишком ровная, слишком гладкая поверхность абсолютно белого песка в том месте, где они стояли, не позволяла Лексу поверить, что это место имело хотя бы отдаленное отношение к настоящим пустыням.
Равнина тянулась от горизонта до горизонта, во все стороны. Разве что цвет песка иногда менялся. Где-то он был скорее серым, где-то стальным или желтоватым, разным. Как огромная палитра достаточно нейтральных оттенков, готовых для использования. В дизайне интерьеров, например. Если выбрать консервативного дизайнера, то именно такие тона он бы и предпочел.
— Это значит, что он попросил плату, — ответил Михаил, отвлекая Лекса от рассматривания окрестностей. — Но мне кажется, ты будешь способен ее заплатить. Идем, вон он. Далековато, конечно, но таковы правила. Сложно попасть в чужой мир близко к его хозяину. Слишком большой силой надо для этого обладать.
Михаил шагнул вперед, в сторону крохотной черной точки, едва видной на горизонте.
— Какую оплату? — спросил Лекс, двигаясь за своим проводником, но тут же остановился снова.
Следы Михаила. Они не просто оставались в виде обычных следов на песке. Оказывается, эта идеально ровная песочница была не более чем тонким слоем песка, насыпанным на что-то еще. На что-то вроде каменного основания, но камнем этот материал не был. Больше всего эта подложка была похожа на стекло. На оплавленное стекло темного, почти черного цвета.
Лексу это понравилось. На таком песке можно рисовать. Очень красивые узоры, как в детских игрушках. Он улыбнулся и пошел вслед за Михаилом.
Через несколько десятков шагов понял, что и подложка тоже, в свою очередь, не была одноцветной. Ее оттенок менялся время от времени, иногда плавно, иногда резко, обнажая границу. Базальтовое стекло могло быть и розовым, и черным, и серым. Любым. Иногда его цвет полностью совпадал с оттенком песка, делал их неотличимыми. В других местах диссонанс двух цветов практически кричал.
— Здесь живет художник. — Лекс не задавал вопрос, а высказал свою догадку, практически уверенность.
— Почти, — беззаботно махнул рукой Михаил. — Шевелись, а то дойти не успеем, как придется покидать это место. Вечно времени на дорогу уходит больше, чем на общение.
* * *Мужчина был одет в простое белое кимоно из хлопка. Грубая материя, Лекс видел рельеф материала даже с нескольких метров, отделяющих его от потенциального учителя. В руке он держал то, что сначала Лекс принял за оружие, — какую-то деревянную палку. Но заканчивалась она кистью, тонкой, небольшой. Не такой, какой красят заборы, хотя и достаточно жесткой.
— Привел, — констатировал Михаил.
Мужчина молча кивнул. Он явно был откуда-то с Востока. Из Японии? Или из Китая? Лекс не смог определить. Ростом, по крайней мере, незнакомец был ненамного выше его.
Учитель, держа в руке свою гипертрофированную кисть, сделал несколько шагов, обходя мальчика по дуге. Нет, маляром он точно не был. Слишком гордая походка, слишком выверенные шаги. Теперь Лекс подумал, что может, это мастер восточных единоборств? Какого-нибудь тайного учения, которое могло ему здесь пригодиться? Было бы здорово. Но кисть? Художник-каратист?..
— Я из Китая, — решил пояснить незнакомец. Слова резанули слух, словно были произнесены так, что мальчик не должен был их услышать. Они казались знакомыми и незнакомыми одновременно. Чужими. Но почему-то все же абсолютно понятными.
— Игры разума, — тихо пояснил Михаил, когда Лекс вздрогнул. — Учитель говорит на китайском, мы на русском. Но ведь ты понимаешь, что никто из нас на самом деле не говорит. Так что мы понимаем друг друга легко. Но продолжаем чувствовать чуждость сказанного. Незнакомость. Иногда даже иной образ мыслей. Привыкнешь.
Мальчик кивнул.
— Я должен проверить, стоит ли тебя учить, — добавил учитель. Видимо, внешний осмотр был завершен.
Китаец повернулся полубоком и поднял кисть. Быстрым тягучим движением, превратившимся почти что в танец с кистью, он нарисовал на песке символ. Иероглиф.
Кисть касалась песка легко, поэтому линия получилась совсем тонкая, не всегда даже пробивающая песок до базальтовой основы. Сложная линия, причудливо меняющая свое направление, делающая где-то ниже центра маленькую петлю.
И этот иероглиф оказался узким. Уже тех, что приходилось видеть Лексу на разных упаковках, декоративных вазах и прочих вещах, где нынче нередко можно встретить подобные слова-картинки.
Песок в месте, где они стояли, был почти белым, с совсем небольшим налетом серости. А вот базальт под ним, наоборот, блестяще черным.
