Джеймс Херберт - Вторжение
Климптон пошевелил ногами и застонал от боли. В этом подвале он мог спать только стоя. Во всяком случае, если другие члены семьи лежали, ему попросту не хватало места. Он сидел скрючившись, все тело ныло от боли, и, конечно, ни о каком сне даже речи быть не могло.
Им предстояло прожить в убежище по меньшей мере две недели, а может быть, и больше, до повторного сигнала сирен, который будет означать, что опасность миновала и можно выйти на улицу. Климптон, правда, готов был рискнуть и выйти сейчас же. По его подсчетам, они провели здесь, в подвале, не меньше недели, а значит, вероятность облучения не столь велика. Зато они скоро задохнутся от вони, исходящей от пластмассового ведра, несмотря на то, что оно закрыто крышкой и в него добавлен дезодорант.
Он может лишь слегка приоткрыть дверь, протиснуться с ведром в узкую щель, вылить помои и заодно проверить, живали собака. Климптон сбросил покрывало и нащупал большой фонарь. При этом его рука задела костлявую ногу бабушки, но та даже не шелохнулась. Нога была холодная, хотя в подвале было не просто тепло — душно. Бабушка наотрез отказывалась спать в спальном мешке, заявляя, что он напоминает ей смирительную рубашку. Она использовала мешок как матрац, а накрывалась тонким покрывалом.
Климптон нашел фонарь, затем осторожно, стараясь никого не разбудить, нащупал пластмассовое ведро. Пожалуй, это было самым трудным моментом для каждого из них: пользоваться ведром вместо туалета. Это было ужасно неловко, и, хотя они выключали свет, темнота все равно не могла заглушить ни звуки, ни запахи. Эта процедура шокировала всю семью, но Климптон не поддался ни на уговоры, ни на протесты и не позволил никому выходить из убежища. Ведро нетрудно было найти в темноте. Помещение было так мало, что здесь все находилось на расстоянии вытянутой руки. Он осторожно поднял ведро, и в нос ему ударил зловонный запах.
Климптон толкнул плечом маленькую дверцу справа, но она не поддалась, потому что с той стороны была придавлена тяжелым матрацем. Он надавил посильнее — дверь приоткрылась. В этот момент у него за спиной беспокойно заворочалась Сиан.
— Айан, — позвала она встревоженным голосом, — где ты?
— Все в порядке. Спи. А то разбудишь остальных.
— Что ты собираешься делать?
— Хочу избавиться от этого проклятого ведра, — прошептал он.
— А это не опасно? Не слишком рано ты собрался выходить?
— Я постараюсь управиться как можно быстрее. Думаю, что ничего не случится.
— Пожалуйста, будь осторожен.
— Хорошо, хорошо, спи.
Он с трудом протиснулся сквозь узкую щель, осторожно держа перед собой ведро, чтобы не расплескать зловонную жижу. От матраца, прикрывавшего дверь, пахло сыростью и еще чем-то специфически неприятным. И он подумал о том, что за все годы, что матрац провалялся здесь, в нем, наверное, развелось множество насекомых. Его чуть не вырвало от смеси этих запахов: от ведра и от матраца. Но он с трудом сдержался, проглотил слюну и поспешил к лестнице, ведущей в подвал.
Интересно, уцелел ли подвал? Ведь если дом рухнул, то и подвал наверняка пострадал и сквозь пробоины туда попадает не только ветер, но и радиоактивные осадки. Вовремя все же они перебрались в кладовку. Хотя вряд ли, конечно, дом не выстоял. В Аймингтоне почти все дома старые и крепкие. Тогда строили на совесть. Фундаменты были крепкими, и стены толстыми, и раствор не жалели, и кирпичная кладка получалась прочная. Вероятно, в Лондоне мало домов уцелело, но Климптон подумал, что такие дома, как в Аймингтоне, могли даже послужить своего рода защитой — все зависело от направления взрывной волны. Во всяком случае, его большой дом с верандой стоял как раз в середине квартала, поэтому вполне возможно, что он уцелел.
Наконец он выбрался в подвал. Прежде чем зажечь фонарь, он мысленно представил страшную картину разрушения, которую, возможно, сейчас увидит: обрушившийся потолок, груды обломков, осколки стекла, быть может, даже сквозь пробоины в потолке он увидит ночное небо. Климптон тряхнул головой, отгоняя это наваждение, мысленно выругал себя за малодушие и зажег фонарь. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что подвал выдержал удар. Правда, весь пол был завален кусками штукатурки и осколками стекла. Подвальное окошко было разворочено, рама выбита, и с улицы внутрь набилось столько разнородного мусора, что все отверстие окна было плотно забито им, так что вряд ли сюда могла проникнуть радиоактивная пыль.
Климптон почувствовал, что устал почти до изнеможения, и удивился, что столь незначительные усилия, которые он потратил на то, чтобы выбраться из кладовки в подвал, так утомили его. Видимо, сказались долгие часы, проведенные почти без движения в неудобной позе, в спертом воздухе, которым им приходилось дышать все эти дни. Климптон подумал о сыне, как все это отразится на его здоровье. И тут он снова услышал этот странный звук. Будто кто-то скребется рядом. Он, затаив дыхание, замер. Затем посветил фонарем в дальний угол. Там ничего не было. Потом — вдоль стены. Фонарь выхватил из темноты старый трехколесный велосипед Кевина, сломанное игрушечное ружье, старую стиральную машину, которую отказались забрать мусорщики, разбитый проигрыватель, затянутый паутиной. Другой угол — здесь тоже не было ничего подозрительного. Теперь стена, ведущая к лестнице. Тоже ничего, даже никакого хлама, никакой ненужной мебели. Эта стена была пуста. Но все же что-то, что-то здесь было... Тень. Но откуда она? Он пристально всматривался в темноту, пытаясь понять это. И вдруг услышал этот тревожащий его звук. Сверху, прямо у себя над головой. Безумие какое-то! Он ясно слышал, как чьи-то когти скребут по дереву. Направление звука, ему казалось, он определил точно: он раздавался над лестницей.
А потом вдруг послышалось хныканье, напоминающее плач ребенка. Климптон понял, что это собака, и как-то сразу успокоился. Бедная Кэсси наверняка почувствовала, что он рядом, и пытается добраться до него. Он посветил фонарем наверх, и звук стал ожесточеннее. Должно быть, она увидела свет под дверью и разволновалась еще сильнее. Климптон решил, что надо успокоить собаку, чтобы та не разбудила всех. Он осторожно взобрался по деревянным ступеням наверх, одновременно обрадованный и огорченный тем, что Кэсси еще жива: они очень любили собаку, и было невыносимо думать, что она погибла. Но живая она создавала большие проблемы. Поднявшись наверх, он опустился на корточки и заглянул в щель под дверью. Кэсси встретила его приближение взволнованным визгом.
В этот момент он почувствовал за спиной какое-то едва уловимое движение. Он резко оглянулся, посветил фонарем вниз и снова увидел скользящую по стене непонятную тень, которая несколько минут назад насторожила его. Он снова обернулся к двери и ласково позвал:
