Йон Линдквист - Впусти меня
Черт, ну и что же делать?
Он принялся мерить ковер шагами. Он и сам считай в тюрьме. Не вырваться. Посадили – не рыпайся. Чертов Блакеберг. Он уедет, станет моряком или еще там кем. Кем угодно.
Буду палубу драить, поеду на Кубу – и поминай как звали.
У стены стояла щетка, которой почти никогда не пользовались. Он взял ее и начал подметать. Пыль забивалась в нос. Через какое-то время он вспомнил, что совка все равно нет и задвинул кучу пыли под диван.
Лучше грязный дом, чем чистый ад.
Он полистал порножурнал, положил обратно. Намотал шарф на горло, затянул так, что чуть башка не лопнула, отпустил. Встал, сделал пару шагов по ковру. Опустился на колени, помолился Богу.
К половине шестого подгребли Роббан и Лассе. Томми уже снова сидел, развалившись в кресле с самым что ни на есть беспечным видом. Лассе кусал губы, явно нервничая. Роббан ухмыльнулся и хлопнул Лассе по плечу:
– Лассе нужен еще один кассетник!
Томми вскинул брови:
– Зачем это?
– Валяй, Лассе, рассказывай!
Лассе хихикнул, не смея взглянуть Томми в глаза.
– Э-э-э... там один чувак на работе...
– Что, хочет купить?
– Ага.
Томми пожал плечами, встал с кресла и вытащил из-под обивки ключ от бомбоубежища. Роббан выглядел разочарованным, – видать, ожидал, что Лассе сейчас получит по полной программе, но Томми было наплевать. Да пускай Лассе хоть в громкоговоритель орет у себя на работе: «Продаю краденое!» Какая разница?
Томми оттеснил Роббана в сторону, вышел в коридор, открыл висячий замок, размотал цепь на колесе и швырнул ее Роббану. Цепь выскользнула у того из рук и с грохотом упала на пол.
– Чего это с тобой? Ты укуренный, что ли?
Томми покачал головой, повернул колесо двери и толкнул ее. Лампа в бомбоубежище не работала, но света из коридора было достаточно, чтобы разглядеть штабеля коробок возле продольной стены. Томми отыскал коробку с кассетником и протянул ее Лассе:
– На здоровье!
Лассе неуверенно взглянул на Роббана, словно прося истолковать странное поведение Томми. Роббан скорчил рожу, которая могла означать что угодно, и повернулся к Томми. Тот возился с замком, запирая дверь.
– Слышал что-нибудь новенькое от Стаффана?
– Не-а, – Томми защелкнул замок и вздохнул. – Завтра ужинаю с ним. Может, чего узнаю.
– Ужинаешь?
– Да, а что?
– Да не, ничего. Просто думал, что мусора... типа, на бензине работают.
Лассе фыркнул, радуясь, что обстановка разрядилась:
– На бензине...
*
Маме он наврал. Она ему поверила. Сейчас Оскар лежал в своей постели и мучился.
Оскар. Тот, в зеркале. Кто это? С ним столько всего происходит. Плохого. Хорошего. Странного. Но кто он? Йонни смотрит на него и видит Поросенка, которому надо надрать задницу. Мама смотрит и видит любимого сына, с которым ничего не должно случиться.
Эли смотрит и видит... Что она видит?
Оскар повернулся к стене, к Эли. Две рожицы тут же выглянули из листвы. Щека все еще была опухшей и саднила, но рана уже начала затягиваться. Что он скажет Эли, если она сегодня придет?
Хороший вопрос. Все зависело от того, каким он ей виделся. Эли была для него новым человеком, и это давало ему шанс стать кем-то другим, рассказать все не так, как остальным.
Что вообще принято делать? Чтобы понравиться?
Часы на столе показывали четверть восьмого. Он уставился на обои, отыскивая в листве каких-нибудь существ, нашел маленького гнома в колпаке и перевернутого вверх ногами тролля, и тут в стену постучали.
Тук-тук-тук.
Осторожный стук. Он постучал в ответ. Тук-тук-тук.
Подождал. Через пару секунд снова стук.
Тук. Тук-тук-тук. Тук.
Снова подождал. Стук прекратился.
Он взял листок с азбукой Морзе, натянул куртку, попрощался с мамой и вышел на площадку. Не успел он сделать и нескольких шагов, как дверь соседнего подъезда отворилась, и оттуда вышла Эли. На ней были кроссовки, синие джинсы и черная толстовка с серебристой надписью «Star Wars».
Сначала он подумал, что это его толстовка, – у него была точно такая же. Оскар надевал ее позавчера, и сейчас она валялась в корзине с грязным бельем. Эли что, пошла и купила такую же?
– Здорово!
Оскар открыл было рот, чтобы сказать уже заготовленное «привет», но тут же закрыл. Снова открыл, чтобы ответить «здорово», но передумал и все же сказал:
– Привет.
Эли нахмурила брови.
– Что это у тебя со щекой?
– Я... упал.
Оскар двинулся к площадке, Эли пошла за ним. Он прошел мимо детского городка и сел на качели. Эли села на соседние. Они немного молча покачались.
– Тебя кто-то ударил?
Оскар продолжал качаться туда-сюда.
– Да.
– Кто?
– Да так... приятели.
– Приятели?
– Одноклассники.
Оскар что есть силы разогнал качели и взялся за веревку.
– А ты сама-то в какую школу ходишь?
– Оскар?
– Да?
– Остановись, а?
Он затормозил ногами, уставился в землю прямо перед собой.
– Ну что?
– Слушай...
Она взяла его за руку. Он остановил качели и взглянул на нее. Лица почти не было видно, лишь силуэт на фоне освещенных домов за ее спиной. Вероятно, ему показалось, но ее глаза светились. По крайней мере, кроме них, он ничего не видел.
Она прикоснулась пальцами к ране, и тут случилось странное. Какой-то другой человек, намного взрослее и жестче, проступил из-под кожи ее лица. По позвоночнику Оскара пробежал холодок, как если бы он проглотил сосульку.
– Оскар. Не позволяй им. Слышишь? Не надо.
– Не буду.
– Дай сдачи. Ты же никогда не даешь сдачи, правда?
– Нет.
– Так начни. Дай сдачи. Сильно.
– Их трое.
– Значит, бей сильнее. Вооружись чем-нибудь.
– Ага.
– Камнями. Палками. Бей сильнее, чем хватает духу. Тогда они перестанут.
– А если они не перестанут?
– У тебя есть нож.
Оскар сглотнул. В эту минуту, с рукой Эли в его руке, с ее лицом прямо перед ним, все это казалось таким простым и само собой разумеющимся. Но что, если они только больше ожесточатся в ответ на его сопротивление, что если...
– Ну да. А если они...
– Тогда я тебе помогу.
– Как? Ты же...
– Я могу, Оскар. Что-что, а это я могу.
Эли пожала ему руку. Он ответил ей тем же, кивнул. Но Эли продолжала сжимать его ладонь все сильнее и сильнее. До боли.
До чего же она сильная.
Эли выпустила его руку, и Оскар вытащил из кармана листок, над которым трудился в школе, разгладил сгибы и протянул ей. Эли вскинула брови.
