Купеческий сын и живые мертвецы (СИ) - Белолипецкая Алла
— Дедуля, — вымолвил Иванушка, молясь, чтобы голос его не дрожал, — а где сейчас батюшка? Он ведь был с тобой, когда всё началось?
Он хотел сказать: когда ты восстал; но не решился.
— Скоро ты все сам узнаешь, — пообещал его дед, и кровянистая чернота его руки начала радужно переливаться — словно подернулась гнилостной пленкой. — А пока что — внимай тому, что я скажу. Твоя подруга должна была сама убить свою двойницу — поскольку она сама её и сотворила. Но теперь она этого не сделает. Без моей помощи она и шевельнуться не сможет. А я отпущу её, как только договорю.
Иванушка хотел было возразить, возмутиться. Он понимал: дед хочет наказать его за ослушание, однако Зину-то ему за что было наказывать? Это было бы злобной несправедливостью, и только. Но потом купеческому сыну припомнились все те нехорошие слухи, что ходили в Живогорске про его деда. И теперь выходило: никакие это были не слухи. А потому Иванушка прикусил язык — смолчал. Он и так достаточно разозлил уже Кузьму Алтынова — восставшего из мёртвых одноглазого колдуна, который тем временем говорил:
— Для своей подруги ты уже ничего сделать не сумеешь. Зато сумеешь — для себя. Ежели исполнить в точности все, что я тебе велю.
Тут Иванушка с громадным облегчением заметил, как пошевелился его кот. Рыжий был жив! Но тут же купеческий сын и устыдился этого чувства облегчения. Зина — его Зина! — лежала сейчас на земле как неживая, и через неё с ним говорил его дед, умерший пятнадцать лет назад. А он, Иван Алтынов, смел радоваться тому, что его кот уцелел в схватке с нежитью!
И дед словно бы прочёл мысли Иванушки. Или, быть может, просто проследил направление его взгляда. Рука-то Кузьмы Алтынова была здесь, а сам он стоял сейчас от Иванушки обок и чуть позади. И купеческий сын боялся даже повернуть голову в его сторону — а ну, как согбенная дедова фигура снова перила теперь над землей?
— Твой кот, — прошелестел Кузьма Петрович, — хоть и выжил, но будет теперь для тебя бесполезен. Ты ведь, Ванятка, совсем не такой простак, каким тебя считают. Ты сразу понял: кот — существо, способное отогнать ходячих покойников. Кошки не только чуют их истинную сущность — они заставляют всех нас о ней вспомнить.
«Всех нас, — отстраненно повторил за ним Иванушка — но не вслух, конечно же. — Мой дед и не пытается скрыть, кто он такой на самом деле…»
И тут же Иван Алтынов краем глаза уловил, как зашевелилась распотрошенная девица в лазоревом. Она пока что не пробовала снова схватить Эрика, но Рыжий находился слишком уж близко от неё — буквально у неё под боком. И купеческий сын мысленно подтолкнул котофея: «Ну, давай — хотя бы отползи в сторонку, если нет сил встать на лапы!»
А Кузьма Алтынов продолжал между тем вещать омертвевшими устами Зины Тихомировой:
— И нам неприятно вспоминать, кто мы такие. Уж ты мне поверь. Кому ж это понравится — знать, что превратился в умертвие? Но теперь твой кот увидел вблизи свою собственную смерть. И больше он мертвых не напугает. Он стал для нас почти таким же, как мы сами.
Эрик начал подергивать лапами — он словно бы и вправду уловил, как его хозяин безмолвно к нему взывает. Но отползти (а тем более — отбежать) от девицы-куклы в лазоревом платье у него пока не получалось.
Так что Иванушка слушал деда вполуха. Во время его тирады он следил, что станет делать девица в лазоревом. Слова деда не особенно встревожили его: чугунный крест, вывороченный из земли, тоже показал себя подходящии средством, чтобы отогнать ходячих покойников. А на худой конец и палка-махалка сгодилась бы. Если его кот станет просто рыжим зверем, а никаким не стражем загробного мира — невелика беда.
«Беда-то в другом», — подумал Иванушка.
И снова дед будто прочёл его мысли.
— Солнце скоро зайдет, — сказал Кузьма Алтынов. — И тогда мы все — такие, как я, — сделаемся втрое опаснее. Потому я и должен переговорить с тобой не медля — при свете дня.
И от этого упоминания заката Иванушку прямо-таки передернуло.
— Дедуля, — спросил он, по-прежнему не решаясь повернуть к деду голову, — это ты сделал так, чтобы солнце никак не могло закатиться сегодня?
Кузьма Алтынов не отвечал так долго, что Иванушка успел за это время углядеть, как его кот медленно пополз в сторону от девицы в лазоревом — волоча за собой задние лапы, двигая только передними. И как девица наружно перекатилась на правый бок и протянула к коту свою левую руку. Даже сделала такое движение скрюченными пальцами, будто намеревалась ухватить рыжего зверя за шкирку. Но — промахнулась, цапнула только воздух над загривком Рыжего. Пока что — промахнулась.
— Мне не под силу сделать такое — чтобы солнце не могло закатиться, — выговорил, наконец, Кузьма Алтынов. — Никому такое не под силу. У меня всего один глаз остался зрячим, но и то я вижу ясно: солнце зайдет примерно через три четверти часа.
Иванушка так отвлекся на кота и на девицу-куклу, что даже вздрогнул от неожиданности, когда всё-таки услышал ответ своего деда. И перевёл взгляд на бедную Зину, к голове которой присосалась, словно инфернальная пиявка, рука мертвого купца-колдуна. У Иванушки сердце зашлось от ужаса и жалости, когда он увидел, что лицо девушки, которую он любил, стало уже не просто пергаментным — оно приобрело оттенок отсыревшего пергамента, много лет пролежавшего в тёмном подвале. А он, Иван Алтынов, просто стоял рядом и вел беседу со своим скрюченным дедом, пока Зина утрачивала всякое сходство с живым существом.
И тут мысль о согбенной дедовской спине потянула за собой другую. Вызвала воспоминание: вот Кузьма Алтынов парит над землей, а сквозь прореху на его спине...
Но прежде, чем Иванушка сумел связать все концы — понять, как связана эта прореха со всеми прошлыми и нынешними деяниями его деда, — тот снова заговорил.
— Но если ты видел, что солнце не может зайти, то, стало быть, кто-то приложил руку к тому, чтобы тебе такое видение навеять. Кто-то навел на тебя чары, чтобы ты увидел это.
— Как кто-то навел чары на здешних мертвецов, чтобы они восстали?
Иванушка удержался — не прибавил: «Чтобы и ты восстал». Не хотел лишний раз испытывать терпение своего деда. Но тот в который уже раз уловил ход его мыслей.
— Уверен: чародей был один и тот же. Но вот у меня самого, Ванятка, имелись и другие причины, чтобы восстать. — Кузьма Алтынов искривил серые губы Зины в подобии усмешки.
— Я думаю, — сказал Иванушка, — мне эти причины известны.
В этот момент на периферии его зрения мелькнуло лазоревое пятно. И купеческий сын повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть: девица-кукла снова выбросила вперёд свою единственную руку. И на сей раз ей удалось-таки схватить Рыжего. Правда, не за шкирку — за хвост.
— Эрик, беги! — запоздало крикнул Иванушка.
Котофей завопил сдавленно и хрипло — удушение явно не прошло для него даром. И дернулся так резко, что, будь он ящерицей, хвост его наверняка отвалился бы — остался в руке девицы в лазоревом. Но — вырваться Рыжий не сумел. Как видно, слишком уж крепко его держали. Девица-кукла вскинула руку и сделала резкий замах — как раз если бы Эрик был камнем в праще. А затем метнула его прямо в ствол старой липы, росшей от неё саженях в пяти.
Глава 12. До настоящего заката
1
Кошки всегда приземляются на четыре лапы — это Иванушка давно усвоил. Так что Эрик, хоть и едва живой после схватки с лазоревой, успел сделать в воздухе акробатический разворот — повернулся лапами к земле. Но летел-то он не на землю! Иванушка ахнул, понимая: спасти котофея он не успеет. Даже если мгновенно к нему ринется. Тот прямо сейчас размозжит себе рыжую башку о ребристый древесный ствол.
Однако до этого ствола Рыжий не долетел примерно треть аршина. Завис в воздухе, смешно раскинув все четыре лапы — как если бы он вознамерился изобразить бабочку. Однако коты не порхают, как бабочки. Будь иначе, на Иванушкиной голубятне давно не осталось бы ни одной птицы. И купеческий сын повернул, наконец, голову — посмотрел на своего деда, который по-прежнему стоял чуть позади него.