Чак Хоган - Штамм Закат
— Эти семь имен... Среди них должно быть и имя Сарду? — спросила Нора.
— В точности так, — ответил Сетракян. — А если мы узнаем его имя — его истинное имя, — мы сможем совладать с ним.
— Вы хотите сказать, что мы разыскиваем самые дорогие «Белые страницы» в мире? — спросил Эф.
Сетракян мягко улыбнулся и передал Эфу каталог.
— Я понимаю ваш скептицизм. Правда понимаю. Современному человеку, человеку науки, даже такому, который видел все, что видели вы, древнее знание кажется архаичным. Замшелым. Неким антиквариатом. Так знайте же. Имена действительно заключают в себе сущность вещей. Да-да, сущность вещей. Даже имена в телефонном справочнике. Имена, буквы, цифры, будучи постигнуты во всей их глубине, обладают неимоверной властью. В нашей Вселенной все зашифровано. Если знаешь шифр — знаешь и саму вещь. А если знаешь вещь, ты управляешь ею. Когда-то я встретил человека, очень мудрого человека, который мог вызвать мгновенную смерть, четко произнеся слово из шести слогов. Всего одно слово, Эф, но очень немногие знают его. А теперь вообразите, что может содержаться в этой книге...
Перегнувшись через плечо Эфа, Нора прочитала то, что было написано в каталоге.
— И она будет выставлена на торги через два дня?
— Что-то вроде невероятного совпадения, вам не кажется? — молвил Сетракян.
Эф внимательно посмотрел на него.
— Сомневаюсь в этом.
— Правильно. Я полагаю, все это кусочки какой-то большой головоломки. У книги очень темное и сложное происхождение. Если я скажу вам, что данную книгу считают проклятой, это не означает, будто кто-то когда-то заболел, прочитав ее. Это означает, что всякий раз, когда книга где-нибудь всплывает, ее появление сразу сопровождается какими-то ужасными происшествиями. Два здания аукционов, где она выставлялась в числе лотов, сгорели дотла еще до того, как начались торги. На третьих торгах этот лот заблаговременно сняли, но аукционный зал закрылся навсегда. Ныне лот оценивается в диапазоне от пятнадцати до двадцати пяти миллионов долларов.
Нора надула щеки и с силой выпустила воздух.
— От пятнадцати до двадцати пяти... — повторила она. — И это за какую-то книжку? За ту, о которой мы говорим?
— Не за какую-то книжку. — Сетракян забрал у Эфа каталог. — За ту книгу, которую мы должны купить. Альтернативы у нас нет.
— Они принимают чеки на личные банковские счета?
— В том-то и проблема. При такой цене очень мало шансов на то, что мы сможем приобрести книгу легальным способом.
У Эфа потемнело лицо.
— Это будут деньги Элдрича Палмера, — сказал он.
— Именно так. — Сетракян едва заметно кивнул. — А за ним стоит Сарду — Владыка.
Блог Фета
Я опять с вами. По-прежнему пытаюсь разобраться со всеми этими делами.
Видите ли, я полагаю, главная проблема людей в том, что они парализованы неверием.
Мол, вамп — это некий парень в атласном плаще. Гладко зачесанные назад волосы, белый грим, забавный акцент. Делает две дырочки в шее, затем превращается в летучую мышь и улетает себе прочь.
Я видел это кино, верно? Да их десятки, какое ни возьми.
Хорошо. Теперь наберите слово «Саккулина».
Да ладно вам, черт побери, вы же все равно в Интернете. Давайте набирайте. Я уже это делал. Снова со мной? Хорошо.
Теперь вы знаете, что саккулина — это ракообразное из отряда усоногих, принадлежащее к подотряду корнеголо-вых. Оно паразитирует на крабах.
Да кому какое дело, кто там на ком паразитирует, правильно? Чего это вдруг я отнимаю у вас время?
Вот что делает самка саккулины, когда она в виде личинки доходит до второй стадии своего развития: она находит уязвимое сочленение в панцире краба и впрыскивает себя в полость его тела. Оказавшись внутри, она выпускает множество нитевидных отростков, которые распространяются по всему крабьему телу, даже опутывают его стебельчатые глаза.
Теперь, когда краб порабощен, на свет (только этот «свет» внутри краба, вы помните, да?) является собственно самка — в виде мешковидного тела, лишенного конечностей. К ней присоединяется самец, и — угадайте-ка, что происходит? Правильно, наступает время спаривания.
Внутри краба-заложника вынашиваются и вызревают яйца, причем краб теперь вынужден уделять все свои жизненные силы заботе об этой семейке паразитов, которая им управляет.
Краб — это хозяин. Беспилотник. Им полностью завладел совершенно иной вид, и он вынужден заботиться о яйцах захватчика, как будто это его собственное потомство.
Да кому какое дело, верно? Ну усоногие, ну крабы...
Я вот к чему: в природе множество подобных примеров.
Одни существа захватывают тела других существ, совершенно на них не похожих, и полностью меняют их жизненные функции.
Это доказано. Это известно.
И тем не менее мы считаем, что мы выше всего этого. Мы же люди, правильно?
Верхушка пищевой цепи. Мы едим, но нас не едят. Мы берем, а нас никто взять не может.
Говорят, что Коперник убрал Землю из центра Вселенной (ну не может же быть, чтобы я один думал, будто это сделал Галилей!).
А Дарвин убрал людей из центра живой природы.
Так почему же мы до сих пор настойчиво верим, будто мы нечто большее, чем животные?
Давайте посмотрим на себя. В сущности, мы не что иное, как коллекция клеток, деятельность которых согласовывается химическими сигналами.
Что если какой-нибудь вторгшийся в нас организм возьмет на себя управление этими сигналами?
Начнет захватывать нас одного за другим?
Станет переписывать слово за словом книгу нашей сокровенной природной сути, перестраивая нас под собственные нужды?
Скажете, это невозможно?
Почему? Думаете, род человеческий «слишком велик, чтобы рухнуть»?
Ладно. Хватит вам это читать. Хватит лазить по Интернету в поисках ответов. Выходите-ка на улицы, раздобудьте себе хоть какое-нибудь серебро и восстаньте против этих тварей. Пока еще не поздно.
Черный Лес. Мясокомбинат «Решения»Габриэль Боливар ждал. Единственный уцелевший из четырех «выживших» после посадки рейса 753 компании «Ред-жис эйрлайнс», он сидел в неглубокой земляной яме, вырытой в подвальном помещении мясокомбината «Решения» городка Черный Лес, в двух этажах от поверхности и этажом ниже зала для сбора крови скотобойни номер три.
Огромный гроб Владыки покоился рядом на узком вытянутом возвышении из грунта и камней. В подземном помещении царила абсолютная тьма, и тем не менее тепловая аура Владыки была сильной и четкой — в глазах Боливара гроб сиял, словно изнутри него бил яркий свет. Достаточно яркий, что Боливар мог разобрать рисунок резьбы, которая окаймляла дверцы в верхней части, посаженные на двойные петли, — настолько высока была температура телесной оболочки гигантского вампира. Тепло, излучаемое им, само по себе подтверждало величие Владыки.
Боливар сейчас пребывал на второй стадии вампирской эволюции. Боли, неизбежные при трансформации, почти утихли — прежде всего их облегчало ежедневное кормление: порции красной крови подпитывали его организм, действуя примерно так же, как в организме человека действуют белки и вода, участвуя в воссоздании мышечной ткани.
В теле Боливара полностью завершилось создание новой системы циркуляции жидкостей: его артерии теперь доставляли питательные вещества в особые полости, расположенные внутри туловища. Пищеварительная система упростилась — все выделения теперь покидали тело через одно-единственное отверстие. Плоть полностью лишилась волосяного покрова и стала гладкой, как стекло. Удлинившиеся средние пальцы рук стали толстыми и грубыми, их последние фаланги, снабженные твердокаменными ногтями, больше походили на когти, в то время как все остальные ногтевые пластины словно бы растаяли — при нынешнем состоянии организма необходимость в них просто отпала, так же как отпала необходимость в волосах и гениталиях. Каждый глаз теперь представлял собой один большой зрачок, разве что образовались красные кольца, заместившие то, что когда-то было нормальными человеческими белками. Боливар ныне воспринимал тепло в оттенках серого, а его слух — роль ушей теперь выполнял внутренний орган, совершенно отличный от тех бесполезных хрящей, что прилегали к боковым частям его абсолютно гладкой головы, — неимоверно обострился: он мог слышать, как в стенках его земляной ямы копошатся насекомые.
Боливар теперь больше полагался на животные инстинкты, чем на остающиеся у него — и стремительно угасающие — человеческие чувства. Он остро ощущал солнечный цикл — даже здесь, глубоко под землей, Боливар точно знал, что на поверхности надвигается ночь.
Температура его тела ныне составляла 323 градуса Кельвина, или 50 градусов Цельсия, или же 120 градусов по шкале Фаренгейта. Здесь, в глубине земли, он испытывал приятное чувство клаустрофобии, родственное нежным ощущениям темноты и влажности, — у него появилась особая любовь к тесным, замкнутым помещениям. В недрах Боливар чувствовал себя уютно и безопасно, особенно когда в дневные часы натягивал на себя прохладный земляной полог — точно так же как люди по ночам натягивают на себя теплые одеяла.
