Брайан Стэблфорд - Карнавал разрушения
— Но что они увидят? — спросил Пелорус, неудовлетворенный ответом. — Если существа, похожие… на нас, узнают, что мы — их Творцы, что увидят они и что увидим мы?
— Не могу тебе сказать, — отвечал Махалалел. — Ибо я и сам этого не знаю. У Творцов тоже нет возможности увидеть себя со стороны. Только человекоподобные существа с человекоподобными телами и ощущениями могут стать зеркалами для изучения собственной внешности. Да и то, они могут видеть лишь собственные лица — но не души. Если Творцы сумеют посмотреть на себя в зеркало, то не увидят ничего, кроме масок. Свою настоящую субстанцию они не способны увидеть — так же, как и свои души. За этой маской не видно лица.
— Если мы никогда не сможем увидеть тебя, как же мы можем надеяться понять тебя? — горько проронил Глиняный Монстр.
— Этого я тоже сказать не могу, — отвечал Махалалел, и в голосе его прозвучала печаль. — Я могу лишь предложить вам проявлять интерес к самим себе в свете человеческого прогресса. Если какой-либо Творец и был ответственен за эту причуду, давшую начало процессу превращения волосатых обезьян в людей, трюк оказался достаточно ловким. Вы можете стать свидетелями этого процесса в развитии и, возможно, в один из дней поймете, кто мы такие и что собой представляем.
— Судя по сегодняшнему дню, — заметил Пелорус, разглядывая окровавленные и разрубленные на куски тела, валявшиеся в грязи, — этот процесс будет развиваться и совершенствоваться еще очень долго.
— Вот уж чего у меня в изобилии, так это времени, — ответил Махалалел. — Это дар, коим я наградил вас обоих в равной мере.
— Будем надеяться, что время не покажется нам слишком скучным, — заметил Глиняный монстр. — Если Пелорус прав, это окажется не даром, а тяжелой ношей.
— Такую ношу они согласятся нести с радостью, — заметил Махалалел, указывая на один из лежавших на поле трупов. — Если будете проявлять слишком большое нетерпение, вам придется сглаживать пути прогресса для смертных существ, а кроме того, прилагать все усилия для того, чтобы человеческая мудрость развивалась по спирали.
— Это предложение или приказ? — кисло спросил Глиняный Монстр.
— Необходимость, — ответил ангел.
2.Мандорла смотрела в человеческое лицо, которое решил выбрать для себя Творец. По-мужски красивое, с упрямым подбородком и резко очерченными скулами, мощными надбровными дугами и узкой бородкой. Он тоже посмотрел на нее, с одобрением, пожалуй, даже с малой толикой восхищения.
«Эта человеческая форма, которую он дал мне, услаждает его взор, — решила она. — Потому, что он решил выбрать усладу для своих глаз на мужской лад. У людей мужчины — активный и сильный пол. Поэтому он выбрал самку волка как объект для вожделения, хотя среди волков именно женские особи правят всеми. Я полагаю, в самой природе Творцов заключается их стремление выстраивать вещи в таком порядке, но, вероятно, в их же природе и сожалеть об этом».
Маска Махалалела была прекрасна, прекраснее, чем любое человеческое лицо. Кожа — более гладкая и даже яркая, черты — симметричнее, больше командного блеска в глазах. Но Мандорла, смотревшая в зеркала своими человеческими глазами, знала, что ее собственное лицо человека все же красивее, ибо женские лица красивее мужских. Она была не более благодарна за этот дар, как за все остальные.
— Я не понимаю, — горько сообщила она Творцу, — почему ты вообще меня создал. Твоими любимцами были сыновья, именно им ты адресовал все вопросы, с ними связывал все надежды, и их труд нужен тебе для решения загадки самопознания. Зачем ты забрал щенков из выводка моей матери — и женского пола, и мужского? Почему ты наложил свое проклятие на меня и моих сестер?
Махалалел холодно улыбнулся. — Ты бы заскучала, волчонок, если бы я забрал твоих братьев и оставил тебя в компании сестер. И братцы бы тоже заскучали.
«А как насчет тебя? — подумала Мандорла. — Ты бы тоже заскучал, почувствовал себя одиноким? А если так, почему не сказал об этом, самодовольный обманщик?» Вслух же произнесла: — Но те же не сделал женщину из глины, чтобы составить компанию Глиняному Монстру. По-моему, ты следуешь принципам справедливости весьма хаотично.
— Глиняный Монстр — полностью человек, по крайней мере, внешне, — небрежно процедил Махалалел. — Он может скрасить одиночество в компании обычных женщин. Пелорус и его братья, напротив, — волки в сердце и навсегда останутся ими, даже если у них случится блажь вступить в брак с человеческими женщинами, волчье все равно возобладает и потребует вознаграждения.
— Так вот для чего я понадобилась! Для того, чтобы служить вознаграждением!
Махалалел как будто забавлялся ее раздражением. — И еще ради красоты, — добавил он, и его красивые губы изогнулись в ироничной усмешке. — Для Творцов красота имеет собственное обоснование, она не бывает утилитарной.
— Если ты считаешь, что существо, подобное мне, удовлетворится таким объяснением, то ошибаешься, — проговорила Мандорла, мастерски подражая его усмешке и даже голосом изображая ту же медовую велеречивость, с которой прозвучали предыдущие слова Творца.
— Удовлетворение никогда не входило в мои цели — ни для себя, ни для моих творений.
— Твои цели меня не волнуют, — отрезала она. — У волков именно женщина — душа и ум стаи. И в моей воле, не в твоей — решать, чем станет стая. Я не собираюсь продавать себя или своих сестер ради твоих планов и целей. Я найду собственные цели, и, если удовлетворение будет среди них, значит, так тому и быть.
— Без сомнения, ты найдешь для себя забаву, — заметил Махалалел. — Не замедлишь это сделать. Но в том, что касается воли, тут ты дала маху. Лучшие из стаи станут прислушиваться к голосу моей воли, будучи связанными с ним навсегда — и ты никогда не сможешь отбросить эту волю в сторону, как бы ни старалась. В конце концов, ты, сама того не желая, послужишь моим планам и целям, ибо ты навсегда останешься моим творением.
— Может, я и сотворена по твоему образу и подобию, — отвечала Мандорла, и речь ее звучала все более неистово и горячо, — но в сердце своем я — настоящая волчица, и в тот момент, когда состоялось обратное превращение, я снова стала собственным творцом. Что бы я ни стала делать с вечной жизнью, которой ты снабдил меня, я никогда не стану служить твоим планам и целям, и клянусь, что стану противиться и разрушать все, что твоя воля будет приказывать моим несчастным собратьям.
— До чего же хорошо я это устроил! — воскликнул Махалалел, видя, как она оскорблена. — Как великолепен твой гнев! Что за удовольствие для человеческого глаза! Злись почаще, Мандорла, и всегда будешь прекрасна. У тебя будет в избытке человеческой любви.
