Елена Блонди - ТАТУИРО (HOMO)
– Юра… Я тебя прошу, Юра…
– Раньше надо было думать. Что, Юра? Я тебя спас, а ты и поблагодарить не хочешь? Нехорошо!
– Я… Юра, пойдем туда, Юра. Я там разденусь, можно?
– Жука, смотри за малышом, – голос у Карпатого был довольный, – позову, придете вместе.
Хлопнула дверь. Витька потащил взгляд вверх, через иронично посматривающего на него Жуку. У того в длинных белых пальцах танцевал нож. Сверкал, складывался и распахивался узкими крыльями. Равнодушно миновав Жуку глазами, увидел неприметную дверь среди составленных у стены коробок, тряпья и кучами – старых газет. Ну да, спальня…
В наступившей тишине бормотал, ворочался и вскрикивал давно отрубившийся Чумка.
Черным мазутом потекли минуты. Неровные, отмечаемые сверкающими взмахами ножа. Время испугалось и подчинилось. Минута – разошлись острые лопасти крыльями богомола, другая – схлопнулись тонкой закоченелой змеей.
И – тихо за серой дверью. Услышать бы, понять – что там, переспорить уверенность, подраться с ней, доказать, там – ничего. Сидят, разговаривают. Но не переспоришь. С каждой следующей минутой тишины, – хоть завозились бы, крикнули, уверенность тяжелела. И падала в черную дыру непоправимости того, что, хотя еще происходит, но уже произошло.
По времени, измучившись его неровностью, пошла трещина. Отламывая кусок, приближала секунду, за которой – нет сил терпеть, никаких сил, за которой – все, что угодно, только не ожидание. Почти отломила, куском асфальта – жестким угловатым – повисла минута на тонком сломе тягучего битума последних секунд.
И тогда Витька, заранее умерев внутри, понял, что нет назад дороги, нет. Теперь, сейчас – на одну плоскость с ними, в черную трубу их реальности, дать подхватить себя свистящему вонючему сквозняку.
Приготовился вскочить и кинуться на нож, вдруг кто спасет. Говорят, Бог есть. Пусть он. Ведь не за себя же. Она там. Он даже лица не разглядел – девушка и все. Только волосы длинные, гладкие. Сделает стрижку, и он не узнает ее на улице, мимо пройдет. Ну и пусть. Пусть так. Если дано ему будет пройти, а ей – сделать стрижку.
А в мазуте вдруг зашевелился звук, посторонний. И оба насторожились, подняли головы, в слепое оконце, за которым, оказывается, уже не чернота, а серенько, жидко. Машина? Близко совсем.
Жука мягко вскочил, приоткрыл входную дверь, высунул голову. И тут же обратно, чиркнул по Витьке темным, смертью грозяшим взглядом. Крикнул:
– Юрок! Галка твоя едет!
– Бля!!!
Дверь в спальню резко распахнулась и Карпатый выскочил, очумело вертя головой, придерживая спадающие джинсы. Рукой приминая рыжие заросли, защищая плоский белый живот от зубчиков молнии, застегивался по голому. За его спиной, в раме облезлых дверных косяков, среди раскиданных подушек – Лада, маленьким комком, кажется, на ладони можно унести. Белые полосы коленок. Рядом на сероватом смято-простынном – черное пятнышко мертвым скворцом. Трусики. Руками обхватила голые плечи.
Стукнулась о косяк входная дверь. Бледный рассвет затек, перемешался с желточным светом грязной лампочки. И в сереньком – ярко – рослая женщина в черной кожаной куртке, блестящей юбке по колено, в серебристых с каменьями сапожках на шпильках. Черные локоны, взбитые вокруг белого лица, красные губы. Уши с мочками, оттянутыми длинными серьгами: заскакали зайчики от крупных камней – по разоренному столу, по голому торсу Карпатого, отразились в сомкнутых крыльях Жукиного ножа.
Боязливое облегчение, неистовая надежда пополам со стыдом – баба сейчас все разрулит, что ему не удалось, – упала на Витьку, заморозила посреди движения.
Стремительно подойдя к столу, Галка стукнула пузатой бутылкой о расстеленную газету.
– Гуляем, значит, – спросила с угрозой в голосе, – опять поблядушку притащил, да?
– Галочка, все путем, – засмеялся Карпатый, пятерней приглаживая жидкие пряди. Потянулся, обхватив женщину рукой, – поцеловать. Та, зажмурясь, подставила ему щеку.
– Вот, знакомься, Витюша и Ладочка. Грибы собирали. Я им спальню Чумкину уступил. Витек у нас фотограф, хочешь, тебя снимет.
– Ага, – Галка села, перевела дух, откупорив бутылку, плеснула себе в стакан благородной жидкости.
– Так я тебе и поверила. Он-то, может, и фотограф. А потаскуху ты сам подобрал.
Карпатый сел за стол и налил себе:
– И что?
– Да ничего. Я на базе до самого утра колупалась, пока ревизия, пока то да се, а ты, сукин кот, веселишься.
Жука с интересом слушал, переводил взгляд с Карпатого на Галку. Витька осторожно сел снова. Карпатый выпил. Закурил сигарету из брошенной Галкой на стол узкой золоченой пачки. Выпустил дым. Сказал ласково:
– Ты, если приехала, пей и молчи. Я что хочу, то и делаю. Еще мне будешь указывать. Или сейчас разденешься, ляжешь к Ладке, вдвоем поваляетесь, нам будет на что посмотреть. Кончит она еще раз, мне будет приятно.
И выругался длинно.
Витька подобрался, ожидая скандала.
– Да что ты, Юрочек, – ласково сказала Галка. Улыбнулась сочно пламенеющими губами:
– Разве я тебе когда перечила. Выпей коньячку, солнышко, и иди опять к своей курве. А я посижу пока, устала очень.
– То-то же.
Карпатый повернулся, изломившись белой кожей над ремнем джинсов, крикнул в открытую дверь:
– Котенок, иди к нам, познакомься с Галинкой.
И подмигнул Витьке. Подождал и, ругнувшись шепотом, снова крикнул:
– Я все по два раза должен? А ну, давай сюда!
Босая Лада вышла из спальни. Черные трусики, на плечи наброшена рваная рубашка. Верно, нашла в завалах тряпья у кровати. Присела на край стула. Заоглядывалась, ища взглядом свою одежду.
– Обойдешься, – лениво сказал Юрок, – хряпни коньячку, согреешься.
Жука придвинул кресло к столу и, утопая рядом с крутым Галкиным бедром, незаметно для Карпатого положил пальцы на плотный шелк юбки. Усмехнулся метнувшемуся в сторону Витькиному взгляду.
Через полчаса Карпатого настиг-таки хмель.
Галка оживилась, командуя, заставила Витьку и Жуку перенести бесчувственное тело на смятую постель. Поморщилась, увидев на кровати скомканные трусы-боксеры. Стоя над храпящим, немного подумала.
– Жука, – распорядилась, – сними с него джинсы и ботинки, пусть поспит.
– Так я…
– Жука, давай быстро, а то мы все без тебя выпьем!
Выскочила из комнатки, прикрыв дверь. Схватила и сунула в руки Витьке камеру и куртку.
– Быстро, сучонка, одевайся, – прошипела Ладе, оглядываясь.
– Там все, в сундуке…
– Идиотка!
И вытолкала обоих за входную дверь. Швырнула следом высокие Ладкины сапожки:
– Мотайте отсюда, быстро. Как сможете!
