Дэвид Сосновски - Обращенные
— Я вот что подумал, — говорю я, решив начать с начала. — Ты знаешь, что такое «вишневые косточки»?
Глава 7. Прогулка по магазинам
Ради Исузу историю с вишневыми косточками пришлось украсить некоторым количеством вымышленных деталей. Судя по выражению ее лица, небольшие художественные вольности действительно были необходимы, и мой выбор сказки на ночь не подтверждает мой статус человека со странностями. Полагаю, Исузу чуть-чуть слишком мала. И еще, как мне кажется, эта история во многом нравилась мне потому, что я знал: все это произошло на самом деле, с моим папой, который сидит рядом. Эта история нравилась мне потому, что я любил наблюдать, как его лицо заливается краской, пока его брат ведет рассказ. Мне нравилась эта игра, в которую они играли с моим дядей, мне нравилось, что они как будто снова становятся детьми. Обмен колкостями. Поддразнивание. И смех! Взрыв оглушительного смеха, который всегда прилагается к багажу.
Ради Исузу вишневые косточки пришлось сделать волшебными. Глотая их, принц получал возможность прилететь к принцессе, которую не терроризировали ни мачехи, ни сводные сестры, ни другие неродные родственники. Нет, она не находилась в плену у какого-либо злодея, ей не угрожали клыки любителя полакомиться принцессами — ведь принцессы такие нежные, что им можно поставить синяк горошиной. Ей просто было очень скучно, нашей принцессе. И, конечно, она была красива, и принц тоже был красив. Вы смеетесь? Он был самым очаровательным летающим и глотающим вишневые косточки принцем, какого вы только видели.
Отметьте, пожалуйста, что в моей скромной интерпретации не было даже намека на взлом и насильственное вторжение.
Летающий принц не победил никого, кроме принцессиной скуки. Он не выбил ни одного окна в замке. Никто не поднимал тревогу. Телевизоры и стереосистемы в замке остались нетронутыми. Все, что принц делал — отвечал шуткой на шутку, глотал косточки и летал. Когда преступление было совершено, принц крепко спал, как и прочие обитатели королевства. За исключением…
Возможно, мне надо чуть-чуть сдать назад.
Я просыпаюсь. Второй вечер. Я проснулся, чтобы обнаружить, что не убит во сне. Это второй вечер, который я целиком проведу с Исузу, возвращая утраченное лицо. По крайней мере, таков мой план на нынешний момент — та часть плана, которая называется «я ее не убиваю». Но если прошлые сорок восемь часов что-то доказали… Они доказали крушение этого плана.
Не могу сказать, что я собираюсь отказаться от намерения не убивать ее. Я просто стараюсь позаботиться о том, чтобы у меня были запасные варианты. Мне больше ста лет, и я все еще холост. Если это не забота о наличии запасных вариантов, то я не знаю, как такое назвать.
Но вернемся туда, куда я вернулся. Это — закат, непосредственно следующий за историей о летающем принце. И ночь, прерванная воплями. По большому счету, моих соседей особо шумными не назовешь. Любопытными — да. Они с бьющимся сердцем задергивают шторы, но если кто-нибудь решит взорвать бомбу или спустить воду в туалете, будут хранить молчание — в соответствии с требованиями, которые диктует толщина стенных перегородок.
Но сегодня на закате…
Этот закат начинается с того, что мои соседи громко выражают желание знать, Кто, мать вашу, Что, мать вашу, и Где, мать вашу, после чего еще громче спрашивают, Какого черта. Эти крики долетают из вестибюля, расположенного несколькими этажами ниже. Эхо разносит крики по всей лестничной клетке, и они со скоростью взрывной волны проникают через систему вентиляции в мою спальню. На заднем плане я слышу предсмертные всхлипы домашней сигнализации: аккумуляторы, питавшие ее весь день, находятся на последнем издыхании.
Исузу что-то натворила.
Не знаю, насколько справедлив вывод, к которому я прихожу, но я этот вывод делаю. Исузу что-то натворила, она в беде, и ей уже не спеть секретную песенку о солнечном свете. Она мертва. Она мертва или потеряла слишком много крови, чтобы вернуться. И если она не…
Хорошо, это не означает, что ей не будет жаль, что она не сможет держать меня за руку.
Выскользнув из постели, я бросаюсь отпирать дверь и только тогда чувствую, что меня что-то держит за руку, и я лечу головой в стену — благодаря наручникам, которыми я приковал себя ночью, на всякий случай. Просто кости позволяют мне не слишком дорого заплатить за свою паранойю. Скромное признание возможности, что я не единственный, кто попался на удочку ложной безопасности.
Просто по-настоящему крепкий удар, точно по голове, точно между глаз.
Вот дерьмо!
Я вытаскиваю ключ, освобождаюсь и вхожу в гостиную. Эльфы, которые не спят, когда сплю я, очень неплохо потрудились. Вещи. Куда не кинешь взгляд, я вижу свои вещи, а рядом вещи других людей, спрятанные, сложенные, годами приберегаемые на случай дождливых дней. У меня был один ноутбук; теперь, если не ошибаюсь, их два. То же самое касается телевизоров с плоским экраном. Плазменные панели? Да, теперь их три. И кучи, кучи новых компакт-дисков, DVD, книг. Не меньше полудюжины светильников, призванных украсить интерьеры в различных стилях, и ни один из них я бы не выбрал. И консервные банки! Консервы, которых хватит на несколько собак, несколько котов и, по крайней мере, на одну паукообразную обезьяну. Все это громоздится, подобно пирамидам, у меня на кухне, на моем журнальном столике, на подушках обоих диванов — большого и маленького. Здесь же коробки со стиральным порошком, куски мыла — одни в упаковке, другие вскрытые, третьи еще склизкие, потому что были похищены из душевых кабинок.
А смертные девочки?
Кажется, девочка у меня по-прежнему одна. Она стоит тут же, среди всего этого добра. При виде меня она улыбается и запускает ручонку в коробку «Графа Чокулы». И моргает с набитым ртом — счастливый маленький домушник.
— Исузу? — говорю я, поплотнее закутываясь в свой купальный халат. — Откуда это все взялось?
Не переставая жевать, она указывает куда-то вниз.
— Внизу? — переспрашиваю я. — Ты все это взяла внизу?
Она кивает. Жует. Тянется за второй горсткой несвежего шоколада.
— И как это называется? — я потрясаю руками — жест мольбы, к которому я никогда не прибегаю при общении с равными себе.
Исузу сглатывает.
— «Пробежаться по магазинам», — отвечает она.
— «Пробежаться по магазинам»… — повторяю я.
— «Посмотреть на витрины», — добавляет она.
И внезапно я это вижу — как наяву. Их. Исузу и ее мама, которые отправляются «пробежаться по магазинам», на Безумную Дневную Распродажу. Феджин и Ловкий Плут[33] — вот кем предстают они, обчищающие дома вампиров и гастрономы под прикрытием солнечного света, с помощью кирпичей. И нельзя сказать, что они не имеют на это права.
