Игорь Шабельников - Тунгусский метеорит
Наказание последовало незамедлительно, позвонила моя маменька.
– Вава, ты где? Не лги мне! Я знаю, ты в Красноярске, встречай меня завтра в аэропорту, – я терпеть не могу, когда моя матушка называет меня этим детским прозвищем.
– Что случилось, мама? – в отместку спросил я. Я знаю, моя матушка терпеть не может, когда я её называю мамой. Она требует от меня называть её Николеттой. Мне уже за сорок, а маменька хочет, что бы все считали, что ей тридцать пять «с хвостиком».
– Иван, не дерзи мне! В Москву приезжает моя свекровь, мне надо смыться.
Всё понятно. Моя матушка недавно вышла замуж. Её новый муж – прекраснейший человек и богатый продюсер, избавил меня от всех финансовых проблем связанных с маменькой. Однако, у него есть один недостаток – жива его мама. Его мама – это гремучая помесь моей хозяйки Норы и моей матушки Николетты.
Ну вот и всё, сегодня конец моей султанской жизни. Я отзвонился Норе, в надежде, что Нора поправит ситуацию и задержит маменьку в Москве. Нора же ответила, мол, ничего, потерпишь. Это её идея привлечь Николетту – шикарная взбалмошная женщина на яхте послужит хорошей ширмой для прикрытия нашей операции. Чёрт, не перестаю удивляться, у Норы нестандартное парадоксальное мышление!
Что ж, у меня есть ещё несколько часов беззаботной жизни. Я скинул ботинки и плюхнулся на роскошную кровать. Мне вспомнилась песенка: «Если б я был султан – был бы холостой!» Интересно, почему человека называют «Хомо сапиенс». По-моему, самые «сапиенс» – это арангутаны. После спаривания с самками они уходят в джунгли и живут себе дальше в полном одиночестве, в своё полное удовольствие.
Вечером в номер зашла хозяйка, спросить, нет ли каких пожеланий. Я пожелал, и хозяйка осталась у меня в номере до утра.
5. Красноярск (Фандорин)
В Красноярск мы прилетели рано утром. Оставив вещи в гостинице и позавтракав, отправился осматривать город. Погода была отличная, ярко светило солнце. Первым делом я отправился к Енисею. Любуясь рекой, я обратил внимание на яхты, пришвартованные к набережной. Среди них я заметил и великолепный трехпалубный корабль с вертолётной площадкой. Но заниматься фрахтом в такой чудесный день мне не хотелось. Поэтому пошел осматривать достопримечательности города. Покровская церковь, часовня Параскевы Пятницы, краеведческий музей, органный зал филармонии. Кстати, купил с рук билет на органный концерт на вечер того же дня. День прошел замечательно, город произвел на меня приятное впечатление.
Следующий день поначалу не задался. С самого утра низкие тучи заволокли всё небо, мелкий дождь моросил не переставая. К тому же, оказалось, что я забыл зонт на московской квартире. Решив проблему с зонтом с помощью метрдотеля, я направился на набережную к заинтересовавшей меня яхте. Меня принял капитан, был вежлив и учтив, но во фрахте категорически отказал, мол, его хозяйку это не интересует.
С одной стороны, это, конечно, огорчительно – тётушка будет крайне недовольна, яхта без бассейна её не устроит. Но с другой стороны, я могу обойтись и одним вертолётом, а тётушка посидит в гостинице и не потащится со мной в заповедник.
Пошел в городской архив, до обеда копался в каталоге. Я помнил, в 1908 году был принят закон, который получил название «Об организации сыскной части», в соответствии с которым в городах и уездах при полицейских управлениях создавались сыскные отделения. Так вот, приезд в Красноярск чиновника такого ранга как Эраст Петрович, не мог остаться для сыскарей незамеченным.
Роясь в каталоге, я поразился – в 1913 дореволюционный аппарат уголовного сыска Красноярска работал достаточно эффективно. Но кроме сыскного управления били ещё и охранное отделение и собственно жандармерия. Будь я даже стахановцем, то до приезда тётушки мне не перелопать все эти тонны бумаг.
Но я не стахановец, поэтому после обеда решил прогуляться в краеведческий музей. Там меня ждал ещё один облом – секция, посвященная Тунгусскому метеориту, была закрыта на реконструкцию. Возвращаться к бумагам архива мне в тот день не хотелось. Пристроившись к какой-то экскурсии, я двинулся вслед за ней. Кости мамонтов и носорогов, золотодобыча, развитие пароходного и паровозного дела. Я рассеянно слушал экскурсовода, лениво рассматривая экспонаты и обдумывая свои невесёлые мысли. И вдруг на одной из групповых фотографий, я увидел своё лицо, вернее, лицо прадеда. Надпись под фотографией гласила: «1913 г. Енисейск. Парусно-моторный бот „Омуль“. Встреча норвежского исследователя Арктики Фритьофа Нансена».
На выцветшей фотографии в центре в европейском костюме Нансен. Справа от него в парадном сюртуке Эраст Петрович. Ещё один в цивильном слева. Кто такой, пока не знаю? Ещё насколько человек во фраках.
Это была удача, я ведь мог просто пройти мимо! Дождавшись, когда экскурсия уйдет дальше, я снял фотографию мобильным телефоном. Покинув музей, я помчался по ларькам и торговым комплексам. Наконец я нашел «Фото на документы» и молоденькая девчушка с флэшки моего телефона напечатала мне фото.
Вечером, порывшись в интернете, я составил хронологию событий. В июле-августе 1913 года Эраст Петрович прибывает в Красноярск и сажает с какой – то Софьей К. розы. 5 август 1913 года крупный енисейский пароходовладелец и общественный деятель С.В. Востротин предпринимает попытку провести пароход «Коррект», груженый цементом для Сибирской железной дороги, северным морским путем из Норвегии в Енисей. На борту парохода находится также известный полярный исследователь Ф. Нансен. 26 августа пароход заходит в Енисейский залив у Насоновых островов. С.В. Востротин и Ф. Нансен пересаживаются на парусно-моторный бот «Омуль» и 13 сентября прибывают в Енисейск.
Итак, Эраст Петрович встречал Нансена либо у Насоновых островов, либо в Енисейске. Цель встречи, в общем-то, тоже понятна – Европа начала подготовку к войне, морскому ведомству надо было составить прогноз на возможность использования северного морского пути во время войны. Таким образом, у Эраста Петровича было месяц-два времени и возможности, что бы посетить место падения Тунгусского метеорита.
Я сидел и рассматривал фото столетней давности. Неизвестный слева – это, скорей всего, С.В. Востротин. Ну, на этом сегодня, пожалуй, и всё. Эта фотография – третий документ в тощую папку с названием «Чулаканский жемчуг». Пододвинув кейс, я достал папку и открыл её. Папка была пуста!
Черт возьми! Что происходит? Я отчетливо помню, что положил Танку и письмо Софии К. в папку ещё в Лондоне. По дороге из Лондона в Москву кейс с папкой был всегда со мной. В Москве я оставлял кейс в квартире, когда обедал и гулял по Арбату. Я оставлял кейс в номере здесь в Красноярске, но запирал его в сейфе. Я перетряхнул кейс, кроме этих двух бумажек ничего больше не пропало.
