Стивен Кинг - Куджо
— Все равно это долго, — мрачно возразил Тэд. — Я отметил день, когда ты вернешься, на своем календаре. Мама мне показала. Еще она сказала, что будет каждый вечер говорить мне Слова от Монстров.
— Конечно.
— А ты будешь звонить?
— Каждый день, — сказал Вик.
— Каждый день, — повторил Тэд с некоторым облегчением. Он забрался к Вику на колени и тут же сцапал кусок тоста. — Звони, папа. Особенно вечером.
— Вечером я не могу, — сказал Вик, думая о графике, разработанном Роджером.
— Почему?
— Потому…
— Потому что дядя Роджер — мастер задавать задачи, — вмешалась Донна, давая Тэду тарелку с вафлями. — Иди сюда и ешь. Папа позвонит нам завтра вечером из Бостона и все расскажет.
Тэд уселся на свое место. На его большой пластиковой кружке было написано «Тэд».
— А ты привезешь мне игрушку?
— Может быть. Если ты будешь хорошим. А может, я позвоню и сегодня вечером, если успею.
— Хорошо бы, — мечтательно проговорил Тэд, обильно поливая вафли сиропом. — А какую игрушку?
— Посмотрим, — сказал Вик. Он смотрел, как Тэд уплетает вафли. Он вспомнил, что Тэд любит яйца.
— Тэд?
— Что, папа?
— Если бы ты хотел, чтобы люди покупали яйца, что бы ты им сказал? Тэд подумал.
— Сказал бы, что яйца вкусные.
Вик встретился взглядом с женой, и они еще раз пережили момент одновременного, телепатического смеха.
Прощались они недолго. Только Тэд неожиданно расплакался.
— Ты подумаешь обо всем? — спросила Донна, когда он уже садился в «ягуар».
— Да.
Но по пути в Бриджтон за Роджером он думал только об этих двух моментах вновь возникающей между ними связи. Два за одно утро — не так уж плохо. Они вместе уже восемь или девять лет — четверть прожитого. Он подумал, как по-дурацки устроены человеческие отношения, сколько приходится вкладывать труда и сил для получения самой скромной отдачи. И как легко все разрушить. Между ними протягивалось много нитей, и, конечно же, далеко не все из них были порваны. Если постараться…
Он включил радио и стал думать о бедном старом Профессоре Вкусных Каш.
***Джо Кэмбер подъехал к автобусной станции в Портленде без десяти восемь. Туман уже рассеялся, и термометр на здании «Каско-банка» показывал 73 градуса в тени.
Он вел машину в своей неизменной шляпе, готовый наброситься на любого, кто преградит ему путь. Он терпеть не мог ездить в городах. Когда они с Гэри поедут в Бостон, он оставит машину на стоянке, пока не придет время ехать обратно. Можно ходить пешком.., или на метро, если не очень дорого.
На Черити был ее лучший брючный костюм зеленых тонов и белая блузка. Еще она нацепила серьги, и Бретта это наполнило удивлением. Он не видел, чтобы мать надевала серьги, кроме как в церковь.
Бретт застал ее наедине, когда она поднялась наверх одеться, накормив напоследок мужа завтраком. Джо все больше молчал, односложно отвечая на вопросы, потом вообще прервал разговор, включив радио. Они оба боялись, что это зловещее молчание может взорваться и испортить им всю радость от поездки.
Черити застегивала блузку. Бретт заметил, что она надела лифчик персикового оттенка, и снова удивился — она всегда носила только белое белье.
— Ма, — сказал он вопросительно. Она повернулась к нему.
— С тобой что-то не так?
— Нет.., нет. Это Куджо.
— Куджо? А что с ним такое?
— Он заболел.
— Что значит «заболел»?
Бретт рассказал, как он вошел в туман, и внезапно появился Куджо с красными дикими глазами, весь в грязи.
— И он шел как-то не так, — закончил Бретт. — Он спотыкался. Нужно сказать папе.
— Нет, — отрезала мать и довольно больно сжала ему плечи. — Не делай этого.
Он поглядел на нее, удивленный и напуганный. Она ослабила хватку и сказала чуть поспокойнее:
— Ты просто испугался, когда он вышел из тумана. Может, с ним ничего и не случилось. Так ведь?
Бретт пытался подыскать слова, чтобы объяснить ей, как ужасно выглядел Куджо, и как ему даже показалось, что пес вот-вот бросится на него. Он не мог найти этих слов. Может быть, не хотел.
— Если что-то и случилось, — продолжала Черити, — так это сущая ерунда. Он, наверное, наскочил на скунса…
— Я ничего не чувство…
— ., или гонялся за каким-нибудь кроликом. Может, даже встретил лося на болоте. Или съел какую-нибудь дрянь.
— Наверное, — сказал Бретт с сомнением.
— Твоему отцу только и подавай что-нибудь вроде этого, — сказала она. — Я так и слышу: «Заболел? Ну что ж, это ведь твой пес, Бретт. Смотри за ним. Мне некогда возиться с твоим псом».
Бретт с обреченным видом кивнул. Он и сам об этом думал, наблюдая, как отец уплетает завтрак.
— Если от заметит, то сам позаботится о Куджо. Он любит его почти так же, как ты, хотя никогда не говорит. Если только он увидит, что что-то не в порядке, он отвезет его к ветеринару в Сауз-Пэрис.
— Да, конечно, — он понимал справедливость слов матери, но радости они ему не прибавили. Она поцеловала его в щеку.
— Не волнуйся. Завтра позвоним отцу, если хочешь. Скажешь ему, как будто случайно: «Как там мой пес, папа?» И все.
— Ага, — сказал Бретт. Он благодарно улыбнулся матери, и она ответила ему улыбкой облегчения. Но это заставило его подумать еще об одном, пока Джо подгонял грузовик к крыльцу и загружал в него их четыре сумки (в одну из них Черити предусмотрительно засунула все их шесть фотоальбомов). Он волновался, что Куджо может подойти к крыльцу и навести Джо Кэмбера на подозрения.
Но Куджо не появился.
Теперь Джо остановил грузовик на площади перед станцией, сунул Бретту две сумки поменьше, а себе взял остальные.
— Ты набрала столько вещей, что, мне кажется, ты решила отправиться в круиз на месяц вместо Коннектикута.
Черити с Бреттом натянуто улыбнулись. Казалось, Джо шутит, но разве с ним можно быть в этом уверенным?
— Там будет видно, — сказала она.
— Смотри, как бы не пришлось вытягивать тебя обратно моим новым краном, — сказал он без улыбки. — Парень, будешь заботиться о маме?
Бретт кивнул.
— Ну хорошо, — он смерил мальчика взглядом. — А ты чертовски вырос. Небось, не захочешь и поцеловать старика отца.
— Захочу, па, — и Бретт обнял отца и чмокнул в небритую щеку, почуяв запах пота и вчерашней выпивки. Его самого удивила вдруг вспыхнувшая в нем любовь к отцу, чувство, возникавшее в последние два-три года все реже и реже. Эта любовь ни в коей мере ни основывалась на повседневном поведении Джо Кэмбера; это было глубинное, биологическое чувство, от которого невозможно избавиться, проходящее через всю жизнь.
