Евгения Грановская - Клиника в роще
– Кстати, Вера, – снова заговорил Астахов, глядя на девушку глазами профессионального соблазнителя, – ваш муж говорил вам, что вы похожи на «Мадонну» Кранаха?
– Ту, что висит в Эрмитаже?
– Да.
Вера покосилась на мужа и с едва заметной усмешкой кивнула:
– Говорил. И не раз.
– Просто поразительное сходство! – продолжал удивляться Тимур Альбертович, вглядываясь в лицо Веры.
– Ну, может, она моя десятиюродная прапрапрабабушка? – пошутила Вера.
– Вероятно, – согласился Тимур Альбертович. – А может быть, дело в другом.
– В чем же?
– Помните, как сказал Шерлок Холмс в «Собаке Баскервилей», стоя перед портретом одного из предков сэра Генри… «Вот и не верь после этого в переселение душ!»
– Что касается меня, то я скорей поверю в то, что я родственница английской королевы, чем в переселение душ, – Вера усмехнулась.
Тимур Альбертович чуть прищурил темные глаза и сказал странно серьезным голосом:
– Напрасно вы так к этому относитесь. Теория переселения душ существует много тысяч лет. И ее до сих пор никто не опроверг.
Вера отняла стаканчик от губ и удивленно посмотрела на коллегу.
– Вы серьезно?
– Конечно, – ответил Астахов. – А почему вы так удивились?
– Ну как же… Вы ведь врач. Образованный и умный человек.
– Как по-вашему, философ Платон был умным человеком?
– Думаю, он был не глуп.
– И тем не менее верил в переселение душ. Представьте хотя бы на минуту, что переселение душ – доказанный, научно обоснованный факт…
– Трудно представить.
– И все же попробуйте. Представили?
Вера улыбнулась:
– Ну, предположим.
– А теперь рассмотрите данный факт (а мы ведь условились, что это факт) с точки зрения врача-психиатра. Мы все считаем Зигмунда Фрейда нашим учителем. Он утверждал, что у каждого из нас есть какой-то тайный комплекс, основанный на душевной травме, которую мы получили в детстве. Но о самой травме мы ничего не помним. Мы попросту выбросили ее из памяти, чтобы было легче жить. Но травма-то никуда не исчезла. Они живет в нашем мозгу и руководит нашими поступками. Человек сходит с ума и не понимает, из-за чего…
– Какое все это имеет отношение к переселению душ? – нетерпеливо спросила Вера.
– Самое прямое. Представьте себе, что перед вами сидит человек, страдающий психозом. Его преследует один и тот же сон, смысл которого он не может разгадать. А сон сводит его с ума. Вы усаживаете больного в кресло и вводите его в состояние гипноза, чтобы выяснить, какое воспоминание таится в его подсознании и пытается посредством сновидений пробиться наружу. Знакомый сюжет?
Вера кивнула:
– Разумеется.
– Вы стараетесь препарировать душу пациента тонким скальпелем фрейдизма, но у вас ничего не выходит. По всему получается, что у вашего пациента было нормальное детство, он жил в хорошей, любящей семье. Никаких травм, никаких потрясений. Одним словом, у него все замечательно в прошлом. Роясь в его памяти, вы не можете найти ровным счетом ничего. В чем же тогда причина его психоза?
– И в чем?
Астахов тонко улыбнулся:
– А что, если причина коренится вовсе не в его детстве? Что, если его гложет чувство вины за поступок, который он совершил пятьсот лет назад? И теперь человек вынужден тащить с собой вину, не догадываясь об ее истинном источнике! Допустим, в одной из предыдущих жизней наш пациент застрелил своего брата. С тех пор прошло пять веков, и сейчас он совсем другой человек. Но память-то хранит воспоминание о том выстреле! В итоге у человека развивается невроз, который в конце концов приводит его к психической болезни.
– Грандиозно, – с едва заметной усмешкой проговорила Вера. – У меня даже голова закружилась. Жаль, что ваша теория целиком и полностью основана на фантазии.
Астахов улыбнулся и покачал головой:
– Я бы не стал так утверждать. Как знать? Возможно, отказываясь от веры в переселение душ, мы отказываемся от единственно правильной методики лечения и тем самым лишаем больного помощи. Выходит, мы бросаем пациента на произвол судьбы. Оставляем его наедине с его собственными страхами.
Тимур Альбертович отпил из стаканчика и с улыбкой добавил:
– А ведь есть еще и память предков. Допустим, ваш прадед задушил любовницу, и сцена убийства передалась вам через три поколения, закрепилась в вашей памяти…
– Что-то я не догоняю, – проговорил Алексей, хмуря лоб. – Вы имеете в виду что-то вроде «родового проклятия»?
Тимур Альбертович кивнул:
– Именно. Скажем, ваша бабушка сделала кому-то подлость, и теперь вина за тот ее поступок преследует вас, так как воспоминания вашей бабушки стали частью ваших личных воспоминаний.
– А разве подобное возможно? – Тенишев повернулся к жене. – Вер, такое правда может быть?
Девушка пожала плечами:
– Некоторые считают, что да.
– Знаете, что такое клетка ДНК? – спросил вдруг Астахов.
Тенишев пожал плечами:
– Ну, примерно.
– Одна маленькая клетка содержит в себе образ всего человека. Что, если и сам человек – всего лишь маленькая клетка, которая хранит в памяти воспоминания всего своего рода, всех своих дедов, прадедов и прапрадедов? Мы ищем причину болезни в детских переживаниях пациента, а она коренится гораздо глубже и…
– Дальше! – выдохнул Алексей.
– Верно, – послышался у него за спиной негромкий голос профессора Черневицкого.
Все обернулись. При виде заведующего Тимур Альбертович смутился, пробормотав:
– Я не заметил, как вы подошли, Игорь Константинович.
– Значит, беседа была очень интересной, – весело произнес Черневицкий. – Если я не ослышался, вы говорили о переселении душ и о генетической памяти?
– Да, – ответила Вера и тоже смутилась.
– И, кажется, вы возражали Тимуру?
– Не то чтобы возражала… Просто меня не убедили его доводы.
Черневицкий подставил пластиковый стаканчик, и Астахов поспешно плеснул ему вина. Заведующий отпил, облизнул губы и весело посмотрел на Веру.
– В последнее время все больше ученых сходятся на том, что генетическая память существует. Хотя… – тут Игорь Константинович пожал плечами и усмехнулся. – В наше время ученые верят черт знает во что. Я знал одного академика, который доказывал мне – и довольно убедительно! – что когда-то, а точнее в тысяча шестьсот семнадцатом году, он был лейтенантом королевских мушкетеров. Он увидел такой сон, а когда проснулся, спел несколько фривольных песенок на старофранцузском языке.
– Ну, он же академик, – иронично заметил Алексей. – Академику положено знать старофранцузский.
– А как насчет фривольных песенок? – поинтересовался у него Астахов.
Тенишев пожал плечами:
