Игорь Лесев - 23
Но тут я вспомнил о своем мобильном и стал искать его в кармане. Наконец, я его достал и осветил им дверь. Там Сони не оказалось. Но прежде чем я успел осветить всю комнату и найти взглядом это чудовище, в мою шею впились две холодные костлявые руки.
— Умри-и-и-и…
Задыхаясь, я посмотрел направо и встретился взглядом с желтоватыми белками Сони. В это же время в дверь начали стучать, но я уже плохо соображал. Мне не хватало воздуха и сил, чтобы вырваться из смертельных объятий.
— Димка дал мне время до двадцать третьего… — я это еле прохрипел, но почувствовал, что хватка Сони ослабла. Тем не менее дышать было все еще тяжело, и отпускать она меня пока еще не собиралась. Но моя фраза приостановила чудовище. — Соня, ты ведь не посмеешь ослушаться своего мужа, — теперь я уже говорил четко и с неким упреком. — Немедленно меня отпусти, ты ведь послушная жена Димы. Соня, ты теперь Обухова и должна слушаться своего мужа. Иначе будешь наказана.
Наконец, Соня меня отпустила и просто стояла рядом, не зная, что ей делать. Что делать дальше, не знал и я. Понятно было только то, что инициативу нельзя выпускать из своих рук, если я, конечно, не хочу умереть. Я покосился в сторону двери. Надо вынуть из ручек швабру! Тем временем стук в дверь прекратился.
— Соня! Ты уже взрослая девушка, а ведешь себя так, как будто мы с тобой все еще в детском садике. Так же нельзя! У меня на днях был разговор с Димкой, мы договорились наш вопрос решить двадцать третьего, это же он сказал. А ты его решила ослушаться, ну так же нельзя!
Я постарался сделать шаг в сторону, но Соня тут же зашипела и машинально потянулась рукой к моей шее. Я сразу же остановился, и она опустила руку. Сука, еще не доверяет мне.
— И вообще, ты хочешь еще Димку увидеть?
Этот вопрос я задал опрометчиво. Соня тут же как-то неестественно прогнулась назад, как будто пыталась сделать мостик, и начала шипеть, иногда выговаривая имя Димки.
— Ди-имка… Ди-имка… шшс-с-с-с… Ди-имка… Убить Лескова, ну-уж-жно уби-ить Ле-ескова…
Последнюю фразу я расслышал уже хорошо. Больше разговоры не пройдут. Я кинулся к двери, но успевшая нагнать меня Соня кинулась мне на спину. Ее пальцы еще сильнее впились мне в горло, я уронил мобильный, и комната тут же погрузилась в темноту. Правой рукой я нащупал на стене выключатель и, оседая на пол, успел включить свет. Дышать мне становилось все труднее, из последних сил я вьггащил швабру из дверных ручек и толкнул дверь. Большая комната ударила ярким освещением (видимо, посетитель не удовлетворился светом одного торшера). Прямо посередине комнаты (чуть левее стола) на коленях стояла женщина и держала в руках большой платок с землей. Перед ней горела свечка. Еще две свечки горели справа и слева от женщины. Я начал терять сознание и откуда-то из глубины услышал приглушенный крик:
— В этом доме день мертвым, ночь живым! Изыди, Соня, в свой мрак ночи! Твое время еще не пришло!
Тут же пальцы на моей шее разомкнулись, Соня вскочила и кинулась в окно. Раздался треск разбитого стекла, и в черном проеме исчезло белое пятно ночной рубашки. Я потерял сознание.
Очнулся я уже на диване. У моего изголовья сидела женщина и что-то невнятно шептала. Она еще не заметила, что я пришел в себя, а я тем временем прищурился, делая вид, что еще лежу без сознания, и попытался ее разглядеть. Женщине было далеко за пятьдесят, она была невысокого роста, чуть полновата и казалась какой-то заторможенной. Все ее движения казались замедленными. На ней была длинная черная юбка и какая-то невзрачная темная кофта. А голова обмотана черной лентой — признак траура (к которому я понемногу стал привыкать). Я смотрел на нее и не узнавал, неужели это была Татьяна Александровна, мать Обухова? Боже, она не могла так измениться! Я помнил ее энергичной, полноватой женщиной, которая всегда на мои ябеды на Димку отвечала дежурной фразой: «Мальчишки должны сами разбираться» Да уж, разобрались…
— Витя, ты уже очнулся? — Голос у нее был сухой и сдавленный, совсем не похожий на тот, что я помнил в детстве.
— Да, добрый вечер, Татьяна Александровна, — я попытался сесть на диване, но у меня это не получилось, резко заныла шея, видимо, эта сучка Соня отдавила мне там все мышцы.
— Лежи, не двигайся. Тебе надо набраться сил, еще рано. Да и ночь уже, а не вечер, — мать Обухова даже, кажется, улыбнулась.
А чего, еще рано? И — стоп! Как «уже ночь»?! Меня же ждет Алиса!
Я в очередной раз потянулся и, превозмогая боль, сел на диван.
— Татьяна Александровна, никто не звонил в дверь, пока я был без сознания?
— Нет, Витя. Никто. Ты ложись, набирайся сил. Будешь до восхода солнца здесь, куда тебе идти. Ночь на улице.
— Меня девушка ждет там, я договорился, что вас наведаю и поеду с ней. Она, наверное, уже вся извелась в ожидании меня.
Я сделал попытку встать, но Татьяна Александровна остановила меня жестом:
— Витя, нет там уже никого. (Что значит — «уже»?) Но если ты так волнуешься, я пойду и посмотрю, если там стоит какая-то девушка, я приглашу ее в дом, хорошо?
— Давайте я сам.
— Да куда ты в таком состоянии пойдешь, ты без сил совсем. Я сейчас вернусь, — и Обухова направилась к выходу.
Я услышал, как на веранде открылась дверь, а затем щелкнул дверной замок. Странно, зачем, выходя на минуту из дому, запирать меня в доме? На столе лежал мой мобильный, я дотянулся до него рукой и посмотрел на часы, было десять минут второго ночи. Получается, я без сознания был больше двух часов. Хорошо же меня приложила Сонечка…
Дверной замок щелкнул опять, кто-то открыл ключом дверь. Я весь напрягся в ожидании. На веранде, а затем и на кухне послышались шаги. На пороге появилась Татьяна Александровна. Она была одна.
Глава 16
14 апреля. Пятница. Ночь
— Я же говорила тебе, никого там нет. Уехала твоя Алиса домой, завтра ее увидишь, — Татьяна Александровна прошла в комнату и вновь уселась на стуле возле меня.
Меня передернуло, я почувствовал невидимое напряжение и какое-то подспудное беспокойство.
— А откуда вы знаете, что ее зовут Алиса, я вам не говорил ее имени.
— Говорил, Витя, говорил, — и мать Обухова вновь сделала попытку улыбнуться. — А может, в забытье сказал, я уже и не помню. Ты много сегодня имен выкрикивал, маму свою вспоминал, Димку…
После упоминания о Димке голос у Татьяны Александровны дрогнул, а ее глаза налились слезами.
— Сыночек мой, Димочка… — но тут же Обухова резко дернула головой и вытерла лицо неизвестно откуда взявшимся платком. — Извини Витя, тяжело мне без него. Год почти прошел, а я не могу…
