Потапыч - Беляев Павел

Папа по большей части молчал, но периодически поддакивал маме, а потом снова строго смотрел на меня, как будто я величайшее разочарование в его жизни.

Несмотря на испорченное настроение, «объяснить всё», конечно же, пришлось. Время близилось к обеду, и то, что во тьме ночи могло показаться оправданным и даже необходимым, при свете дня выглядело просто глупым.

Я с грустью смотрел на маму и вместо «Сынок, мы поверим тебе, какую бы чушь ты нам сейчас ни рассказал, потому что ты наш сын. Наш!» я читал в её глазах примерно следующее: «Пожалуйста объясни нам сейчас всё так, чтобы мы с папой успокоились. Чтобы всё снова стало нормальным. НОРМАЛЬНЫМ!»

Они бы никогда мне не поверили, начни я им рассказывать про неизвестных потусторонних тварей в стенах и чудовищных двугорбых крыс-мутантов, чьи зелёные приспешники отгрызают носы сёстрам маленьких девочек. Чёрт, если это сказать вслух, я бы и сам не поверил.

Поэтому пришлось, что называется, «слепить горбатого» и рассказать родителям удобную для всех сказку про то, как их сын Дима проснулся среди ночи от кошмара, а на этаже как раз в это время царило чёрт те что. Сон наложился на явь, и я испугался больше, чем надо. Но я уже со всем разобрался, всё уже нормально.

Это успокоило маму и папу, и они как‐то сразу выдохнули. Даже подобрели. Они наговорили мне, что через пару дней меня наконец‐то ждёт выписка.

Они не знали, что нам всем ещё нужно было пережить сегодняшнюю ночь. Ночь, когда мы остались совсем одни.

4

Я появился в нашей палате примерно за сорок минут до обеда. Там сидел только Глюкер и пытался поймать на смарт-часах вайфай-сигнал из соседнего дома. Сигнал, в общем‐то, был, но доходил до нас через пень-колоду и срывался сразу же после того, как Глюкер вешал на него подключение. Это было тем обиднее, что канал был совершенно открытый и незапароленный даже простым каким‐нибудь шифром.

Я поставил перед толстым пакет со вкусняхами, и наш мамин хакер тотчас же забыл о своём занятии. Так в компании шоколада, печенья и сока мы скоротали те десять-пятнадцать минут, которые понадобились остальным ребятам, чтобы собраться на нашей базе.

Когда все подтянулись некоторое время мы потратили на обсуждение того, что успело с нами случиться с момента обхода и далее. Спойлер: ничего интересного. Простая больничная рутина: у кого‐то пыталось пролезть без очереди какое‐то хамло, у кого‐то врач всё никак не мог приём начать, и всё в таком духе.

Выплеснув накопившееся, мы, наконец, вернулись к главному.

Итак, первое: оказывается, нас никто не торопил, и Вика хотя бы до сегодняшнего вечера останется в больнице. Второе, Миха с Соней сразу догадались пойти в хирургию и какое‐то время так и эдак осаждали постовух, чтобы вызнать хоть что‐то о Лене Винокуровой, однако медсёстры были неумолимы. Ребята уже собирались идти дальше, когда на посту ожил телефон. Это звонила наша постовуха, чтобы расспросить о Лене. Трубку сняла та самая Машка, с которой эти две медсестры и протрындели несколько минут, совершенно забыв обо всём на свете.

Только если мы с Кирой в это время терпеливо ждали, когда же закончится дурацкий трёп, то Миха с Соней умудрились сунуть носы в списки и узнать палату, в которой находилась сестра новенькой.

Итак, миссию можно было считать удачной. Мы знали, что Лена жива, знали отделение и палату, где её содержали. Миха с Соней даже смогли подслушать, что девушка в тяжёлом состоянии и в сознание пока не приходила.

Теперь оставалось понять, что со всем этим делать?

Во-первых, надо было как‐то передать информацию Вике и надеяться при этом, что её снова не обкололи снотворным. Во-вторых, и это уже было дело скорее для Хали-Гали, надо было придумать, как вызволить Вику из-под конвоя. Потому что ясно, что она тут пострадавшая сторона, так же хорошо, как и то, что в это всё равно никто из взрослых ей не поверит. А потому дорога девчонке куда‐нибудь в колонию.

Ни за что.

А вернее, за то, что до последнего боролась за себя, а потом спасла сестру от съедения потусторонней зелёной тварью.

И никому ничего не докажешь.

Несправедливо.

7

Сон мертвецкий

1

Новый полицейский появился во время обеда. Когда мы возвращались из столовой, он уже сидел на кушетке рядом с тринадцатой палатой и пристально рассматривал каждого больного, что проходил мимо него, как будто что‐то подозревал. Я ощутил, что волосы на загривке встают дыбом, лишь только поймал на себе этот пронизывающий липкий взгляд.

Ничего удивительного, что весь сон-час мы с пацанами обсуждали, мог ли он уже что‐то знать об отравлении или у нас просто, что называется, «на воре и шапка горит»? Как водится, Глюкер паниковал больше всех. Собственно, он и доказывал, что полицейским давно всё известно и скоро нас всех арестуют. И впаяют по полной по статье «Покушение на жизнь сотрудника полиции при исполнении, совершённое группой лиц по предварительному сговору» номер какой‐то там.

Если верить толстому, то грозило вплоть до пожизненного. Мы с Михой уверяли, что это глупость и что так быстро ничего этого нельзя было узнать. Впрочем, мы успокаивали больше сами себя, чем Глюкера.

Сразу после тихого часа к этому паникёру кто‐то пришёл, и он чуть не бегом умчался вниз. Мы же с Михой долго торчали в палате, опасаясь лишний раз высунуть оттуда носы.

Страху добавил Хали-Гали, который пришёл и стал рассказывать, как новый полицейский расспрашивает ребят, кто что видел перед тем, как его коллеге стало плохо. Из того, что удалось подслушать этому Шерлоку, на нас пока ничего не наводило. Пока.

Хали-Гали страдал тяжёлой формой ДЦП, он с трудом передвигался и не всегда мог справиться с руками. А ещё он заикался, но уверял, что это по другой причине, хотя его диагноз, как говорили постовухи, подразумевает и нарушения речи в том числе. Но ХалиГали продолжал настаивать на своём. Обычно всё это мешало парню жить, но сегодня заболевание в кои‐то веки сыграло ему на руку. Он несколько раз ходил до чайника с водой, который, как известно, стоял в непосредственной близости от тринадцатой палаты. Передвигался Хали-Гали исключительно медленно, сегодня в особенности, и за время своего пути туда и обратно успевал подслушать два, а то и три разговора полицейского с кем‐нибудь из обитателей нашего отделения. С самим умником полицейский, разумеется, пытался говорить тоже, но Хали-Гали напустил на себя такое заикание, что сидевшая неподалёку медсестра с первого поста не выдержала и отчитала мента за допрос больного ребёнка. А заодно напомнила, что вообще‐то подобные вещи следует делать исключительно в присутствии законного представителя. Полицейский расплылся в гадкой улыбочке и ответил, что они просто болтали. Но от Хали-Гали отстал. А сам наш сыщик решил больше не рисковать и около водопоя больше не появлялся. Вместо этого он заглянул к нам.

Выслушав Хали-Гали, Миха вытянул губы трубочкой и с шумом выпустил воздух.

— Вот попали… И чё теперь делать?

— Не п-паниковать. И над-д-еяться, ш‐то с тем п-по-лиц… цейским всё н-орм.

— Надо предупредить Глюкера, — задумчиво проговорил Мишка. — Если на обратном пути его тормознёт мент, то расколет, как не фиг делать.

И с этим трудно было спорить.

— Клас-с-сная ид-ея, — одобрил Хали-Гали. — С-сгоняешь?

— Я? — опешил Мишка. — А чё я?

— Ну, ты ж придумал! — сказал я.

— Слышь, Диман, одному как‐то стрёмно. Давай со мной?

В общем‐то действительно, почему нет? Вдвоём и спокойнее, и в случае чего проще выкручиваться. Главное, в показаниях не запутаться.

— Да без проблем. Только давай по пути Вике записку закинем? Ну, типа, что сестра жива и находится здесь.

Миха вздохнул и задумчиво почесал затылок.

— Надо бы. Да только как? С таким‐то бульдогом на посту?

— Д-а, — согласился Хали-Гали, — с эт-им б… б-будет т-трудно. П-п-придётся каво-т-та от-дать в ж…