Николай Берг - НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ.
- Я себе уже вколол. Было у нас с собой.
- Неплохо живете, однако.
Рация опять оживает.
- Копыл - Готту.
- Слушаю.
- Этот хитрый - не могу его понять вообще. Он порусски говорит или на своем толкует?
Раненый, не отрываясь от рации, спрашивает: «Твоего приятеля не понять. Он вроде ж порусски говорил?»
- Ну, говорил. Но он вообще полиглот.
- Давай, связывайся с ним.
Наверное, от испуга - но мне удается вызвать Ильяса сразу.
И он сразу отзывается, злым неприятным голосом:
- Еехахые ухахи! Э хохихаюх!
- Друг, что с тобой? Ты покаковски говоришь?
- Ххахухххи! Хухы хыхыххо! Хехеххнихе!
Убедительно говорит, знакомо так выходит. Я ж не буду толковать ребятам, что после очередной идиотской рекламы убогого пива «Блинское» - там где мудила на танцполе с размаху засаживает себе бутылку с «Блинским» в пасть и изображает, пия из нее, трубачапионера сразу же по городу прокатилась волна одинаковых травм - подражатели ессно засаживали спьяну себе бутылкой в зубы и передние зубы ломались и вылетали. Вот именно как Ильяс они и говорили при осмотре. Ну и педиатрическая практика конечно тут в помощь, наслушался фефектов фикции от фефочек.
- Я тебе сочувствую. Все понял. Говоришь порусски, выбило передние зубы, эти оханные чудаки тебя не понимают. Я тебя понимаю.
Совершенно предсказуемо присутствующие хренеют. Так рождаются легенды.
Так, где моя тога Скромного, но Великого? Да за дверью, где ж еще.
- Я могу говорить?
- Аха! Ох!
- Сидим в сортире горящей квартиры. Сами не вылезем.
- Хехы?
- Мы с новеньким - совершенно. Двое как Вовка второго января.
- Хэ Хеххеее?
- Кэп гдето наверху.
Дальнейшая тирада не поддается описанию, но я легко понимаю, что речь идет о том, что пожарной команды у Ильяса в кармане нет. И за пазухой - тоже.
- В пределах видимости магазин. Машины опять же. Должны быть огнетушители - говорит Ремер.
Перевожу ответ Ильяса, который не в восторге от предложенного и требует, чтобы Ремер спустился к нему на помощь, а не сидел там, как горный орел. Ремер сообщает, что изза горящей внизу квартиры вылезти не лестницу невозможно и он сам отсиживается в квартире наверху. Не уверен, что ответную тираду надо переводить, но все же перевожу.
Капитан тут же отзывается:
- Не переживай так. Там в магазине справа стоял здоровенный огнетушитель на тележке с колесиками. Точно помню. Этот магазинчик поджигали пару раз, вот хозяин и разошелся. Я тебя прикрою туда и оттуда - заявляет капитан с верхотуры.
Я опять сомневаюсь, стоит ли переводить ответ нашего снайпера, но Ремер отвечает, что он на этот раз все понял, но не вполне согласен со сказанным в запале и раздражении. Но прикрывать все же будет, чисто на всякий случай.
- Ххоохх! - раздается из моей рации.
- Ох, чертей тебе струганных в ботинки! - злобно рычит на неловко повернувшегося салобона раненый.
- Земеля - наш морфа засек - перевожу я.
- Я слышу - отзывается из рации раненого Ремер - где морф, не вижу!
- Хайееху, ха хехе хеех!
- Скажи - наверху, на стене ползет!
Тут же доносится пальба - несколько одиночных, потом очередь.
- Хихех хахехху! - удовлетворенно заявляет снайпер.
- Пипец котенку! - уверенно перевожу.
- Это я понял - отзывается раненый.
Чем дальше, тем больше, мне это напоминает допрос умирающего албанца в старой, но прекрасной кинокомедии «Великолепный» с Бельмондо в главной роли. Тем более что мы все тут сидящие покашливаем всетаки.
Тимур ухитряется набрать воду из бачка в кепи. Луч фонарика показывает, что она бурая изза взбаламученной ржавчины. Пытаюсь протестовать, но раненый с видимым наслаждением длинными глотками высасывает всю это бурду.
- Слышь, медицина, не переживай, железо в организме полезно.
- Ага, типо штыка в заднице! - огрызаюсь в ответ.
- Не, медицина, штык в заднице - это передоз.
Рация опять оживает.
- Хиххеххай! Ыху! - выдает гдето рядом шляющийся снайпер.
- Прикрывай, иду - перевожу я.
- Идет, прикрывай! - повторяет лежащий на полу боец.
Начинают бахать одиночные сверху. Потом вроде сквозь треск огня слышу поблизости лязгающие щелчки - вот спорить готов, что это ПБ работает. Стрельба сверху заканчивается.
- Я пустой - говорит голос Ремера.
- Хоч хаехиххь! - отзывается Ильяс. Дышит тяжело, как загнанная лошадь.
- Слышу, понял. Не согласен, но все равно - пустой - отвечает капитан.
Спохватываюсь, начинаю суетиться, прошу Тимура дозарядить магазин к ТТ, себе расстегиваю кобуру, прикидываю, как тащить раненых - из прихожей уже доносится достаточно мощное шипение.
Потом голос Ильяса - и в рации и за дверью выдает дуэтом:
- Хыхо ха хыхоох!
Жар за открытой дверью такой, что сразу же начинает вонять паленой шерстью и волосы трещат. Чуть не ползком премся по расплавленному вонючему линолеуму, тот липнет к одежде и жжется. Раненого, с накрытым мокрой рыжей марлей лицом, сначала пытаемся тащить аккуратно, но потом просто волокем, абы как, тем более, что в узком и тесном коридоре приходится еще и огибать здоровенный красный баллон огнетушителя на колесиках. На лестнице вроде бы чуть похолоднее, но не намного. Раненый без сознания, не вышло у нас аккуратно его по коридору протащить, ну ладно, только оставить его одного нельзя - в дверь подъезда уже лезет зомби - толстая рыхлая неповоротливая тетка.
- Давай, держи дверь! Не забывай патроны подзаряжать! Я за вторым!
Тимур кивает, дескать, понял. Стреляет.
Ильяс уже откатился в прихожую.
Продолжает поливать струей ледяной углекислоты перед собой и очень похоже - собирается вон из квартиры. Но там - второй раненый. Снайпер весьма выразительно говорит о перспективах Молчуна, но я прошу обдать меня струей - холодом припекает не хуже, чем огнем и попластунски сигаю до сортира. Фонарик дохнет очень невовремя, теряю секунды, выдергивая свой брелок - и вижу, что зря корячился - раненый в ванне помер. На всякий случай проверяю, как положено, вижу, что да, все.
Подхватываю с пола забытый автомат эвакуированного, напяливаю на скурчавившиеся от жара волосы мокрую кепку с остатками жижи, которая тут же течет за шиворот, потом выдергиваю изпод сидящего в ванной куртку - и он, словно разбуженный этим, начинает ворочаться. Закидываю всякие мелочи в распахнутую сумку, не теряя обратившегося из вида, коекак прилаживаю на себя его полупустую разгрузку.
Ну, со связанными рукаминогами ему встать непросто будет, черт с ним, не мешает, куртку на голову и в жаровню. Я ощущаю себя почти курицей гриль - даже через ботинки печет, хотя Ильяс честно поливает и по мне шипящей белой струей.
- Умер!
- Хахахиий хе хуххаху!
- Все, все понял, долой отсюда!
С огромным облегчением закрываем дверь на площадку. Уфф!
- Теперь куда?
Молодой снова начинает стрелять. Волнуется, лепит по три патрона подряд.
Ильяс задумывается. Вблизи его физиономия выглядит жутковато - он успел осунуться за это время, глаза провалились, скулы вылезли, нос и губы разбиты и густо окровавлены, вспухли как у негра, рот страдальчески полуоткрыт, и я успеваю отметить, что двух передних нижних зубов и в помине нет, а верхние поломаны и из одного красной короткой ниточкой висит голый нерв…
- Хаххооны хесь?
- Рожок. И к пистолету.
Удивленно смотрит.
- Разгрузка сгорела.
Качает головой. Ну, если не вся укоризна мира, то добрая половина вместилась. Тычет пальцем в сторону, не то автобус имеет в виду, не то другой подъезд. Ладно, мое дело раненого тащить. Ильяс тем временем бесцеремонно отщелкивает от моего автомата магазин, забирает его себе, потом выдергивает из обвисшей на спущенном, словно у дембеля, ремне кобуры тяжеленький пистолетный магазин, мне сует свой пустой.
Тимур снова стреляет и уже не делает долгих перерывов. Света становится меньше - видно, буханка догорает.
Паршиво то, что настроение погибельное. Это самое гнусное, моральная настроенность - великая вещь. Мы же выглядим как солдаты разгромленной армии.
Нет, я, конечно, признаю, что мы собственно из задницы выбрались, только вот находимся в соответствующем после покидания этой части тела виде. И я себя ловлю на мысли, что нам не справиться с зомби. Их, небось, у буханки собралась толпа, налюбуются - попрут к нам. А у нас насчет патронов - ноль, да хрен вдоль. И не пойму - почему не прибыла кавалерия изза холмов - скажем наша охотничья команда на бронетехнике с флагами.
Чем бы себя подбодрить? Ну, чтоб порвать врага на голом энтузиазме. Тут ведь любое годится. Даже прямое заблуждение, лишь бы на пользу пошло. Вон, во время обороны Севастополя наших уже почти опрокинули в одном из сражений - и чтоб совсем разгромить бросили на русских элитные войска - зуавов. А наши спросту приняли французских зуавов за турок - шаровары такие же красные и широкие. Ну а турок всегда били, дело привычное, потому вломили и зуавам. Так что моральное состояние войск - очень важный фактор. У нас этот фактор сильно упал…
