Анастасия Бароссо - Последние сумерки
– Что… Что…
Она не успела задать вопрос. Даже не успела его сформулировать у себя в голове.
– Сеньорита Юлия! – быстро заговорил Хуан, подходя к ней и, по своему обыкновению, робко улыбаясь, – сеньорита Юлия, выпейте вина! Вы, наверное, с дороги?
Он метнулся к буфету, достал сверкающий чистотой бокал и стал наливать в него из бутылки явно дорогой коллекционной «Риохи».
– Нет-нет!
Юлия даже выставила вперед руку ладонью вперед, словно защищаясь. Так внезапно, что рука Хуана дрогнула, и на белоснежной скатерти расплылись несколько кроваво-красных точек.
– Нет, не нужно, спасибо, – улыбнулась она, извиняясь. – Лучше можно… чаю? Я так устала в дороге, что боюсь…
Она попыталась сгладить ситуацию. И вдруг ребенок у нее в животе шевельнулся впервые так явно, что она замолчала.
– Да! Хорошо, конечно!
Хуанита бросилась в кухню. Но перед тем, как скрыться за дверью кухни, проходя мимо Юлии, быстро сжала ее руки во влажных и мягких, совершенно как у отца, ладонях.
– Как мы рады вас видеть, сеньорита Юлия… как рады, – бормотал Мигель, выпучивая и без того выпуклые круглые глаза за толстыми стеклами очков в роговой оправе.
– И я… я тоже… очень…
– Мы часто вспоминаем вас, сеньорита, – тихо сообщил Хуан, которому даже врожденная вежливость не мешала смотреть на нее не отрываясь. – Знаете, почти каждый день с тех самых пор, как…
– Да-да, и я, я тоже вас вспоминала…
Боже… какие же они родные! Это даже странно, обычно такая радость бывает, когда вернешься домой из очень долгой и утомительной поездки, а у нее – все наоборот. В чужой стране, у посторонних, в принципе, людей… но они такие родные и милые, и с этим уж ничего не поделаешь. Да и не нужно, и еще… АНТОНИО ЖИВ!
– Но как ты…
Несколько придя в себя после жасминового чая Хуаниты, Юлия устремила на Антонио изумленный взгляд.
– …как ты остался жив? Я ведь своими глазами видела, как ты… как…
Антонио нахмурился. Махнул рукой, раздраженно отвернувшись.
– Не надо об этом, – попросил он, – потом это… А что с тобой? Почему ты здесь?
– Я здесь потому… – она запнулась, не представляя, с чего начать свой рассказ, и сомневаясь, нужно ли его начинать, – потому…
И вдруг вскинула на Антонио глаза. Она даже забыла на миг об ужасных обстоятельствах, приведших ее сюда.
– Ты так хорошо говоришь по-русски?! Даже почти без акцента… С каких это пор, интересно, а?
– С некоторых… кх-м… – со странной ухмылкой ответил Антонио и тут же повторил вопрос. – Так почему ты здесь?
Радость Юлии погасла так же быстро, как и загорелась.
Она вспомнила все, и тяжесть, навалившаяся ей на плечи, сделалась еще тяжелее и невыносимее от сознания того, что она собирается часть ее перекинуть на плечи этих ни в чем не повинных людей. Она подняла глаза, понимая, что когда-нибудь ведь придется все-таки это сказать.
Взгляд упал на одну из парадоксальных картин Хуаниты. Ту, где фиолетово-черный монстр держит на руках тонкое, невесомое существо, некоего полупрозрачного светящегося эльфа. Как?! Откуда эта несчастная помешанная девочка могла знать тогда обо всем? Юлию посетило отчаянное желание прямо сейчас, здесь всучить Хуаните в руки кисти и бумагу. Быть может, она уже знает, чем все это закончится?!
Но Хуанита, явно находясь в эйфории от перевозбуждения, только глядела на нее выпуклыми глазами, такими же точно, как у отца, и глупо улыбалась. Губы Юлии растянулись в горькой усмешке.
Взгляд снова магнитом притянуло к картине, где два существа, такие разные, такие несовместимые, как свет и тьма, как добро и зло, так явно и совершенно любили друг друга. Тяжесть воспоминаний отдалась знакомой болью в спине.
– Мне нужна помощь.
Выговорила она наконец, после того как долгая звенящая южными цикадами пауза заполнила стены теплой комнаты холодом тревоги.
– Да. Мне очень нужна помощь, и я не знаю, к кому обратиться, кроме вас.
…Потом они, конечно, сидели все вместе за круглым столом, покрытым все той же брусничной скатертью.
И конечно, Юлию угощали ее любимыми блюдами, которые странно было видеть в таком изобилии именно здесь. Она ела и хамон, и мидии, и хрустящий хлеб, и еще что-то такое, не чувствуя вкуса пищи. Впрочем, его особенно никто не чувствовал в этой странной компании.
Все они галдели, как и подобает шумным испанцам, оживленно жестикулируя, пока она рассказывала, что в Москве у нее большие проблемы. И что она приехала сюда надолго. И если честно – опасность угрожает ее жизни.
После потрясенной паузы, нужно отдать должное такту этих странных людей, все стали деловито предлагать варианты.
О! Вы можете остаться здесь, у нас, конечно же, сеньорита Юлия, остаться у нас… – гостеприимно гудел синьор Мигель. – И комната Моники… моей милой Моники… если вам, конечно, не… – он смущенно замолчал.
– Она не может здесь остаться без вида на жительство, папа, – Хуан, единственный здравомыслящий человек в этой семье, внес свою лепту в попытку решить вопрос.
– Как нелегал! – азартно воскликнул синьор Мигель! Пусть остается как нелегал – здесь полно нелегалов из России, о! Их столько!!
– И с каждым годом их становится все больше и больше, – печально и обреченно вставил Хуан.
– А можно еще…
Они продолжали предлагать варианты, один наивнее и бредовее другого. Все это время Антонио молчал, не сводя внимательных, пытливых с то и дело меняющейся в лице Юлии. Она то розовела, то бледнела, то вновь покрывалась румянцем. И во многом именно благодаря этим взглядам.
– Спасибо вам… Я не могу вас так обременять, – пробормотала наконец она. – Не могу, не имею права, я понимаю, но… – она обвела затравленным взглядом стены уютной гостиной, – у меня правда нет другого выхода. Правда.
Она замолчала, виновато опустив плечи.
– Есть.
Это произнес Антонио, вставая из-за стола и решительно ставя на стол пустой бокал.
Взгляды обратились на него. И они были такими, будто уже все, кроме Юлии, знали, что это за выход.
…Она, конечно, была в шоке. Еще бы! Еще в каком! После бегства из квартиры Вячеслава, после перелета, после разочарования, пережитого перед дверями «новой» Трамонтаны. А уж после воскресения Антонио – это и вовсе немудрено.
И находилась в шоке все то время, пока он, решительно взяв ее за руку и вытащив из-за стола, простился с хозяевами. Те, кстати, не возразили ему ни словом, ни жестом. А потом Антонио увел Юлию на темные, благоухающие сигарами и цветами улицы Тоссы де Мар. Она была в шоке и дальше. Когда тот самый Антонио, которому еще не так давно не хватало денег на лишнюю дозу, открыл перед ней дверь отличнейшего авто. И повез по серпантину, вызывающему тошноту, в сторону Барселоны.
