Джон Ширли - Ползущие
Берт допил шардонэ. Один бокал он позволял себе перед занятиями. Работать здесь Берт начал ближе к концу семестра, потому что Дэррил Винсеккер, который читал курс литературы, внезапно оставил работу «на неопределенное время». Однако слухи утверждали, что неопределенность вызвана длительным запоем. Дэррил не останавливался на одном бокале шардонэ.
Зазвонил телефон. Берт состроил гримасу. Он почти наверняка знал, кто звонит. Время года как раз подходящее. Отвечать совсем не хотелось.
Берт знал, что звонит его младший брат Эррол, и знал, что Эррол собирается пригласить его провести отпуск с ним, Эрролом, и его женой Дори. Это с Дори-то! На лице которой всегда появлялось слегка удивленное, но мученически терпеливое выражение, как только он, Берт, открывал рот, чтобы сказать хоть слово. А их помешанные на видеоиграх дети?! Эррол захочет, чтобы он приехал на Рождество, и Берт знает, что надо бы поехать. Встречать Рождество не в одиночестве, а в чьем-либо обществе полезно для здоровья. Это полезно для его отношений с братом. Но ему просто не хочется ехать – и все! И не хочется объяснять Эрролу почему.
Потому что я больше не хочу никакой помощи – «мы желаем тебе добра» – от своей семьи. И не хочу сочувствующих и сожалеющих взглядов, потому что вы считаете меня либо геем, либо неудачником из-за того, что я до сих пор не женат.
Снова грохот за соседней дверью. И плач. Может, стоит туда пойти? Но каждая встреча с этой девицей была словно взгляд в мальстрем Эдгара Аллана По. Да и телефон никак не уймется.
Берт вздохнул и поднялся. Но не пошел ни к соседке, ни к телефону. Вместо этого он стоял и смотрел на чаек. Белые птицы с умопомрачительно совершенной аэродинамикой крыльев. Кончики крыльев темные. Создавая их, Природа в полной мере продемонстрировала свой гений. Эти птицы способны совершать маневры, которые и не снились самым хитроумно сконструированным самолетам. Грациозные и яростные, бесповоротно решившие выжить, но в то же время невыносимо навязчивые, отвратительные пожиратели падали. Природа все больше и больше копирует людей. Бедная, она просто вынуждена к ним приспосабливаться. Но, с другой стороны, падальщики и паразиты существовали всегда и везде.
Телефон наконец замолчал. Грохот у соседки тоже прекратился, но Берт все равно слышал ее громкий голос – соседка ругалась.
Берт наблюдал, как волна гоняет по пляжу большую кучу пластмассового мусора. Тора хватил бы удар, если бы он видел, во что мы превратили эту планету, – думал он. – А на самом деле…
Опять зазвонил телефон. Берт вздохнул и поднялся, чтобы взять трубку.
– Да?
– Берти!
У Берта опустились руки.
– Привет, Эррол!
– Вы только послушайте, с каким энтузиазмом он произносит мое имя! Я не вовремя?
Значит, какое-то чутье у него все же есть, – с удивлением отметил Берт.
– Нет-нет, просто у меня вечером занятия. Я как раз собираюсь уходить.
– Пре-е-екрасно! А как насчет того, чтобы собраться и навестить нас? Рождество в Коннектикуте, а, Берти? – И Эррол запел, подражая Бингу Кросби: – «Рождество-о-о-о! И снег, и лед… лед, лед. Тра-та-та, тари-та-та…»
Хотя Эррол и был – Господи, помоги нам, грешным, – писателем-фантастом, но помешался он вовсе не на фантастике, а на старом кино.
– Ты что, хочешь пыткой выбить у меня согласие? – ухмыльнулся Берт и громко вздохнул.
– Зато ты сможешь издеваться надо мной все рождественские каникулы, – отозвался Эррол. – Я оплачу билет на самолет.
– Обойдусь.
Тут Берт отвлекся, потому что соседка вдруг громко закричала:
– Долбаные сволочи! Вы не посмеете… – И что-то еще, но уже неразборчиво.
Берт снова прислушался к звукам в трубке.
– Эррол, если я решу лететь, то выберу подходящий тариф. – Несмотря на скептический настрой, он был тронут: Эррол так хотел, чтобы брат приехал, что даже предложил оплатить билет, а ведь он бывает скуповат. Может, ему действительно одиноко? Конечно, у него есть жена и эти его дети… Но у нее вечная мина терпеливой мученицы и грустная, всепрощающая улыбка. А детям на самом деле плевать на отца, разве что он не явится посмотреть, как они играют в футбол. Тогда на их лицах возникает обезьянья версия мамашиной мученической улыбки. – Я попробую приехать. – Берт услышал, как на парковке жилого комплекса взревела полицейская сирена, потом ее выключили, и она замолчала, тоскливо взвыв напоследок. Наверное, копы в конце концов явились за полусумасшедшей соседкой. Он искренне надеется, что у нее все в порядке.
Эррол все лопотал в трубке, что-то спрашивал.
– А как на личном фронте, старина? «Старина» – не в смысле, что пора принимать виагру. Ха-ха. Встречаешься с кем-нибудь?
– Эррол! На небесах, должно быть, что-то напутали. Ты – настоящая еврейская мамаша, а тебя засунули в шкуру мужика.
– Нет, правда, почему ты не женишься? Еврейские мамаши, кстати, обычно бывают правы, старина. Послушай, я тут кое-кого присмотрел. Хочу, чтобы вы познакомились. Конечно, я понимаю, она живет в Хартфорде, ты – на Западном побережье, но я вот что тебе скажу, я тут пообщался с профессором Шиммерингом из Коннектикутского университета, он считает, прошло достаточно времени, та история быльем поросла, ты мог бы вернуться.
– Да не желаю я возвращаться! Я и жилье себе здесь купил.
– Ну, ты легко продашь свою хижину.
– Эррол, ты – младший брат, это я должен тебя наставлять, что делать. Ты перепутал роли.
– Продай свое бунгало, возвращайся сюда, начни снова работать в университете. Разумеется, и ты, и я помним, что тебя оттуда уволили, но большинство этих ребят уже ушли. Думаю, у тебя есть шанс получить кафедру скандинавской мифологии.
Берт заколебался. Соблазнительно, конечно. Но маловероятно.
– Нет, Эррол. Я сжег мосты. Обозвал их всех фашистами. А они, к несчастью, вовсе не фашисты. То есть, я хочу сказать, «к несчастью», потому что иначе бы меня реабилитировали. Конечно, они все – дружки Билла Бакли, а на самом деле – обыкновенные консерваторы. Я выглядел настоящим психом.
В дверь соседки позвонили. Берт услышал, как молодой женский голос выкрикнул:
– Нет, нет! Сюда нельзя! Я знаю, кто вы. Я не буду, не буду…
– У моих соседей неприятности с полицией, – пробормотал в трубку Берт.
Эррол увидел в этом еще один довод в пользу своего предложения.
– Вот видишь! У вас в Калифорнии сплошь психи. Иногда ты и сам чудишь. Например, с женщинами. Иногда мне даже кажется, что ты решил остаться холостяком из-за каких-то политических убеждений. Послушай, старина, женатые мужики дольше живут.
Я просто не хочу вести спокойную, ничтожную жизнь вроде твоей, – подумал Берт, но вслух произнес другое:
