Леонид Моргун - Сатанинская сила
И вновь частный сектор доказал свою изворотливость, проворство и гораздо большую расторопность, чем государственный. Пока еще только в городской типографии начали набирать текст листовки с обращением к гражданам не поддаваться на провокации «сектантских прихвостней» и с грозным обращением «во всем разобраться и принять самые строгие меры к виновникам беспорядков», городской фотограф Йоська Гукерман уже принялся поточным методом изготовлять фотоиконы размером 12 х 18 с Девой Марией и младенцем Христом. За неимением репродукции для Мадонны позировала Йоськина жена, толстомясая Сара Лазаревна с малюткой Ревеккой, которая, кстати, уже училась во втором классе музшколы и умела играть на фортепьяно «Хорошо темперированный клавир» композитора И. С. Баха, Миня Караулов, чье заведение после памятной ночи стало пользоваться дурной славой, моментально перестроился и наладил производство песочных пирожных в виде распятия, крест был из марципана, головка Христа была украшена глазурью, а вместо глаз сидели изюминки. Кроме того Аннушка с лотка продавала еще и крашеные яйца с куличами, которые хоть и не ко времени, но хорошо стали распродаваться, даром, что пасха давно отошла, кто нынче в этом разбирается?
Смутная тревога, зародившаяся в душах обывателей еще с позавчерашнего, такого же дурного дня, теперь подкреплялась и побочными признаками, как то: неумолчно блеяла или мычала скотина, беспричинно стервенели собаки, кидаясь на всякого прохожего, да и гуси поутру наотрез отказались покидать родимые подворья. Все это в деревне Малые Хари вызвало немало пересудов. Подозрения питались и многочисленными слухами о различных жутких событиях, имевших место в райцентре и его окрестностях. События и так довольно пугающие, будучи приукрашены досужими сплетнями, заставляли трепетать от страха незлобивые сердца мирных поселян. И слухам этим находилось достаточно много подтверждений. Нежданно-негаданно родился двуногий теленок — раз! Дверь Игнашкиной Настасьи среди ночи исцарапал вурдалак — два! Разом по всей деревне молоко скисло — три! А Пелагея, бедная безумная бабушка Пелагея, чего она только не несла?! И слушали ее с суеверным страхом, и ломили перед нею шапки, и персты ее высохшие целовали, и кто! те, кто ежели раньше в своей жизни и поминал Бога, то не иначе, как в словосочетании «язви-тя-в-бога-душу-мать»…
Неимоверно быстрому распространению этих слухов способствовала и единственная районная газетка «Верным путем». Вначале корреспондент преподнес все случавшиеся в округе события, как фельетон. Затем сослался на инопланетян. В последние дни газетчики пытались найти какое-то наукообразное объяснение «букашинскому феномену». Но в нынешнее утро вся передовица была посвящена вопросам атеистической пропаганды. Во всех же остальных статьях номера решительно разоблачались всяческие суеверия. За недостатком материала редакция спешно перепечатала статьи из «Красного Безбожника» пятидесятилетней давности. На развороте же газеты реял набранный красным крупным шрифтом лозунг: «Дадим решительный бой атавизмам вульгарного клерикализма, догматизма и начетничества!» В связи с этим немедленно вырос немалый спрос на четки всех видов и размеров, а также заменяющие их бусы, ожерелья, колье и даже бисер. Все же прочие статьи в номере были до такой степени жизнерадостными, оптимистическими и благодушными, что у несведущего человека могло бы сложится полное впечатление, что именно в этот день на свете оказались решенными абсолютно все земные проблемы и наступило то самое царство мира, счастья и труда, скорый приход которого правители минувших лет с небольшими перерывами обещали народу нашему каждые двадцать лет.
Горожане и сельчане читали газеты, с сомнением поглядывая на хмурые небеса и, покачивая головами, скребли в затылках и бородах. Нет, не к добру все это было, ох не к добру…
Не внушало оптимизма и давеча обнаруженное разбежавшееся стадо, и исчезновение букашинского пастуха. Малохарьцы хотели было поднимать народ, идти его искать, но кого из мужиков бабы не пустили из дому, которые — сами попрятались. Однако ужас уже бродил по подворьям, забредал на гумна, огороды, витал в воздухе, подогретый усиленно муссировавшимися россказнями, детскими байками, бабьими пересудами. В Мертвячьей Балке нечисто! — шла непрерывная людская молва. — Там творится черт-те что! Оттуда надо ждать всякой беды!.. И дождались.
Вначале истерически закудахтали куры, хриплым лаем ответили им дворовые псы, дружным воем подхватила общий ансамбль забившаяся в стойлах скотина. Малохарьцы дружно высыпали на улицу и увидели, как со стороны балки поднимается нечто, похожее на облако клубящегося серого тумана. Под их изумленными, встревоженными, перепуганными взглядами нечто стало разворачиваться, уплотняться, приобретать конечности…
— Змей! — завизжали и заплакали ребятишки, прижимаясь к материнских подолам. — Змей трехголовый! Горыныч!..
И под напряженными, ищущими взорами крестьян из тумана вынырнула одна голова, за ней вторая и третья, дивный зверюга расправил крылья, вспорхнул, несмотря на свои габариты, легко и свободно, как голубок, и, облетев деревню, на бреющем полете дохнул огнем.
Первой занялась изба бабки Агафьи. Заполыхала стреха, дым повалил из окон, затем запылал сарай и с оглушительным грохотом взорвался самогонный аппарат. Этот-то взрыв и последний старухин вопль и вывели остолбеневших, застигнутых врасплох поселян из оцепенения, и они, побросав все свое движимое и недвижимое имущество, помчались куда глаза глядят. Глядели они, разумеется, в город.
* * *В Букашине и его окрестностях немного нашлось бы достопримечательностей, но если в чем авторитет сего городка и стоял на столичном уровне, так это на организации своей пожарной охраны, во главе которой стоял ас пожарного дела, подполковник Евсей Дементьевич Горелов, к огневому делу сызмальства приученный, весь из себя маленький, багряноволицый, с черными, блестящими угольками глаз.
Едва лишь вздыбились поутру на горизонте клубы дыма, как тотчас же зазвонил колокол на каланче и спустя буквально минуту после этого из настежь распахнутых синих с карминно-красными звездами ворот выкатились четыре громогласно воющих машины. Впереди всех мчался, прыгая с ухаба на ухаб красный «уазик» с бешено вертящейся на крыше мигалкой, за ним две машины с расчетом и брандспойтами, замыкал же процессию недавно приобретенный за немалую валюту новенький, сияющий алым лаком и никелем, как игрушка, пожарный «мерседес», громадина, которую Горелов вот уже год как страстно мечтал опробовать в настоящем деле и даже грешным делом подумывал, не поджечь ли ему что-нибудь не очень ценное, дабы не давать застаиваться в стойле столь славному жеребцу.
