Джон Конноли - Книга потерянных вещей
— Не бойся, этот дом ничей, — сказал он. — Попробуй. Очень вкусно.
Он протянул ей кусок шоколада, но она отказалась. Ее брат щурился от удовольствия, настолько он был очарован чудесным вкусом этой избушки. Сестра попыталась открыть дверь, но дверь оказалась заперта. Она заглянула в окно, но ничего не увидела, потому что занавески были задернуты. Сестра не хотела угощаться, что-то в этой избушке тревожило ее, но аромат шоколада был слишком манящим, так что она все-таки не удержалась и откусила кусочек. Он оказался еще вкуснее, чем она ожидала, и все ее нутро потребовало еще. Поэтому сестра присоединилась к брату, и они вместе ели и ели, пока не объелись так, что погрузились в глубокий сон.
Потом они проснулись и обнаружили, что лежат вовсе не в траве под деревьями. Они были в доме, запертые в клетке, подвешенной к потолку. Какая-то женщина подбрасывала поленья в печь. Женщина была старая, от нее мерзко пахло. На полу у ног женщины лежали груды костей: останки других детей, ставших ее жертвами.
— Свежее мясо! — бормотала она себе под нос. — Свежее мясо для бабусиной печки!
Маленький мальчик заплакал, но сестра успокоила его. Старуха подошла к детям и принялась разглядывать их сквозь прутья клетки. На лице ее топорщились черные бородавки, а зубы были стертые и покосившиеся, как старые надгробья.
— Ну, кто из вас будет первым? — спросила она.
Мальчик прятал лицо, как будто надеялся укрыться от старухи. Но его сестра оказалась храбрее.
— Берите меня, — сказала она. — Я потолще брата, так что жаркое получится вкуснее. А пока будете есть меня, откормите и его, чтобы потом было больше мяса.
Старуха так и закудахтала от радости.
— Умная девчонка, — воскликнула она. — Хотя и не настолько умная, чтобы улизнуть с бабусиной тарелки.
Она открыла клетку, схватила сестру за шиворот и вытащила. Затем снова заперла клетку и потащила девочку к печке. Печь еще не совсем нагрелась, но была уже на подходе.
— Я ни за что туда не помещусь, — сказала девочка. — Она слишком мала.
— Чепуха, — проворчала старуха. — Я и побольше тебя туда засовывала, и все прекрасно выпекались.
Девочка с сомнением посмотрела на печку.
— Но у меня длинные руки и ноги, а на них еще жир. Нет, мне никак не поместиться в этой печке. И даже если вы меня туда пропихнете, то обратно ни за что не вытащите.
Старуха схватила девочку за плечи и встряхнула.
— Я в тебе ошиблась, — сказала она. — Ты упрямая и глупая девчонка. Смотри, я покажу тебе, какая это большая печь.
И она сунула в устье голову и плечи.
— Видишь? — спросила она, и ее голос глухо отразился от стенок печки. — Здесь для меня места хватает, так что говорить о маленькой сопливой девчонке!
Но пока старуха вертела задом, чтобы вылезти, маленькая девочка подскочила к ней, втолкнула ее в печь что было силы и захлопнула дверцу. Старуха принялась биться о дверцу, пыталась открыть ее, но девочка оказалась проворней. Она закрыла задвижку (ведь сама старуха не хотела, чтобы ребенок вырвался, только-только начав поджариваться) и заточила старуху внутри. Затем она подбросила в огонь побольше дровишек, и старуха стала медленно поджариваться, визжа, воя и грозя девочке самыми страшными муками. Печка раскалилась, и на теле старухи начал плавиться жир, распространяя такой смрад, что девочке стало дурно. Старуха билась, даже когда ее кожа отделилась от мяса, а мясо от костей, пока не умерла. Тогда маленькая девочка вытащила из огня головешки и разбросала горящие поленья вокруг избушки. Она взяла брата за руку и повела его прочь, оставив за спиной домик, расплавившийся так, что от него осталась только труба. Больше они туда никогда не возвращались.
Прошли месяцы, и девочке жилось в лесу все лучше и лучше. Она построила шалаш, со временем превратившийся в маленькую хижину. Она научилась добывать пропитание и с каждым днем все реже вспоминала о прежней жизни. Но ее брат так же тосковал и мечтал вернуться к маме. Спустя один год и один день он ушел от сестры и вернулся в свой старый дом, но к тому времени его мать с отчимом куда-то запропастились, и никто не смог сказать, где они. Тогда мальчик вернулся в лес, но не к сестре — он был обижен на нее, потому что завидовал. Среди кустов, густо усеянных сочными ягодами, он нашел хорошо утоптанную тропинку, не заросшую и без корней под ногами. Он пошел по ней, угощаясь ягодами и не замечая, что за его спиной тропинка исчезает.
Через некоторое время он вышел на поляну, где стоял хорошенький маленький домик с увитыми плющом стенами, цветами у двери и струйкой дыма, тянущейся из трубы. Мальчик почувствовал запах пекущегося хлеба, а на подоконнике увидел остывающий пирог. В дверях появилась женщина, живая и веселая, какой когда-то была его мама. Она помахала ему, подзывая к себе, и он подошел.
— Проходи, проходи, — говорила она. — Ты выглядишь усталым, а ягод недостаточно, чтобы насытить растущего мальчика. В очаге у меня готовится еда, и мягкая перина найдется. Оставайся здесь, сколько пожелаешь, ведь у меня нет детей, а я давно хотела завести сыночка.
Мальчик выбросил ягоды, и тропа за ним исчезла навсегда. Вслед за женщиной он прошел в дом, где над огнем кипел огромный котел, а на чурбане для разделки мяса лежал в ожидании острый нож.
Больше этого мальчика никто не видел.
XII
О МОСТАХ, ЗАГАДКАХ И МНОЖЕСТВЕ НЕПРИЯТНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ ТРОЛЛЕЙ
Когда Лесник закончил свою историю, уже смеркалось. Он поднял глаза к небу, как будто надеялся задержать наступление темноты, и вдруг застыл на месте. Дэвид проследил за его взглядом. Прямо у них над головами, на уровне верхушек деревьев, Дэвид увидел кружащий черный силуэт, и до него донеслось отдаленное карканье.
— Проклятье, — прошипел Лесник.
— Что это? — спросил Дэвид.
— Ворон.
Лесник достал из-за спины лук и вставил стрелу. Потом встал на одно колено, прицелился и пустил стрелу. Выстрел был точным. Ворон резко дернулся, когда стрела пронзила его, и упал на землю недалеко от того места, где стоял Дэвид. Птица была мертва, острие стрелы окрасилось кровью.
— Мерзкая птица, — сказал Лесник, подняв труп, чтобы вытащить стрелу.
— Зачем вы убили ее? — спросил Дэвид.
— Ворон и волк охотятся вместе. Этот вел на нас стаю. В награду они позволили бы ему выклевать наши глаза. — Он оглянулся в ту сторону, откуда они пришли. — Теперь им придется полагаться лишь на собственный нюх, но они приближаются, это точно. Нам следует поторопиться.
Они продолжили путь, двигаясь быстрым шагом, как будто сами были уставшими волками, завершающими охоту. Наконец они достигли края леса и вышли на высокое плато. Перед ними лежала огромная расщелина, в сотни футов глубиной и шириной в четверть мили. Внизу петляла река, тонкая, как серебряная нить, и Дэвид услышал птичьи крики, эхом отражающиеся от стен каньона. Он осторожно заглянул за край расщелины в надежде разглядеть источник шума и заметил существо, многократно превосходящее размерами любую виденную им птицу. Существо скользило на поднимавшихся воздушных потоках. У него были голые, почти человеческие ноги, только с необычно удлиненными пальцами, загнутыми, как птичьи когти. Существо широко распростерло руки, на которых натянулись огромные складки кожи, служившие ему крыльями. На ветру развевались длинные белые волосы, и Дэвид услышал, как эта тварь затянула песню. У нее был очень высокий и очень красивый голос, а слова доносились вполне отчетливо.
