Елена Хисамова - Дьявольские близнецы
– Помогите мне! – в отчаяньи девушка молитвенно сложила руки. – Умоляю! Яков его зовут!
– Длинноволосый здоровяк? – оживился старик. – Тот, что всё время песенку про детей бубнит? Он?
– Он! – выдохнула Маша облегчённо. – Могу я увидеть его? Прямо сейчас?
Дед почесал затылок и выжидающе посмотрел на Машу.
– Вообще-то, девка, разрешение врача надобно.
Девушка, наконец, догадалась и полезла в сумочку. Она выудила из кошелька новенькую десятирублёвую купюру и протянула ему. У старика загорелись глаза. Он проворно схватил бумажку, и она мигом перекочевала в карман его, растянутых на коленях, тренировочных штанов. Он оглянулся назад, чтобы удостовериться, что момент передачи денег никто не застал, и впустил Машу внутрь.
– Пошли! Шевелись по-быстрому. Не надо мне неприятностей. Повидаешься с пяток минут, и с Богом, – бормотал старик, увлекая Машу за собой по крутым лестницам на последний этаж здания. – Едва ли толку будет тебе с того свидания. Никакой он совсем.
От небольшого холла в обе стороны расходились длинные пустые коридоры. Дед свернул в тот, что был слева. Двери в палаты были закрыты, тусклые потолочные лампы светили через одну, и из-за этого в коридоре царил полумрак. Маша настороженно прислушивалась. Ей казалось, что в палатах нет больных. Вообще на этаже никого нет, кроме неё и старого санитара.
– Тихо как, – голос девушки дрогнул. – Здесь есть хоть кто-нибудь?
– Боишься? – дед обернулся к ней и испытующе глянул в лицо. – А вот это негоже! Ты не вздумай мне здесь фортель, какой выкинуть! Психов тревожить нельзя. Это он с виду спокойный, а кто его знает, не ровен час в буйство впадёт?
– Нет, нет! Со мной всё в порядке! – поспешила успокоить его Маша. – Просто душно здесь.
– А-а-а! Ну, смотри!
Старик остановился возле последней двери, достал из кармана душегрейки связку ключей и выбрал нужный. Он вставил его в замочную скважину.
– Ты уверенна, что хочешь увидеть это? – прежде чем отпереть замок, спросил старик.
– Да, открывайте же, наконец! – нетерпеливо поторопила санитара Маша.
Ключ мягко провернулся в замке и дверь открылась. Дед посторонился, пропустил девушку внутрь и, закрывая её, напомнил:
– Пять минут!
Маша не ответила. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на мужчину, лежавшего на больничной панцирной кровати. Он совершенно не отреагировал на появление девушки. Лежал навзничь на голом матрасе. Ни простыни, ни одеяла, ни подушки на постели не было. В смирительной рубашке, одетой на нем, он казался Маше огромным несуразным младенцем. Яков, не моргая, смотрел вверх, в потолок, словно в его белизне было нечто видимое только ему одному. Изо рта у него вытекала слюна. Маша пересилила страх и отвращение и подошла вплотную к постели душевнобольного.
– Яков!? Яков?! – тихонько позвала она. – Это я – Маша! Ты слышишь меня?
Реакция несчастного оставалась прежней.
– Яков! Посмотри на меня, – девушка помахала рукой перед глазами мужчины, а потом легонько дотронулась до поросшей густой щетиной щеки, чтобы повернуть его голову в свою сторону.
Она готова была поклясться, что в ту секунду, как только она коснулась кожи его лица ледяными пальцами, что-то мелькнуло в глазах Якова. Слабый проблеск узнавания, искра возвратившегося разума. И вновь взгляд стал пустым, безумным. Но Маша решила не сдаваться.
– Яков! Где они? Где мои дети? Я знаю, уверенна, что родила их! Материнское сердце не обманешь! Куда бабка дела моих крошек?
Машина психика не выдержала переживаний, выпавших на её долю. У девушки началась истерика. Она вцепилась в плечи мужчины и принялась трясти его изо всех сил.
– Ты знаешь, чёрт тебя дери! Знаешь!
Голова несчастного безвольно моталась из стороны в сторону. За слезами, застилавшими глаза, Маша не заметила, что взгляд Якова изменился, стал сосредоточенным, осмысленным, будто мужчина решал какую-то трудную задачу. Внезапно, лицо его начало синеть. Маша опомнилась и отшатнулась от бедняги. Изо рта мужчины вместо прозрачной слюны потекла кровь. Сначала тоненькой струйкой, потом сильнее и сильнее. Она стекала на матрас и быстро пропитывала его. Маша бросилась к двери, но та оказалась закрытой с противоположной стороны. Она забарабанила по ней, призывая старого санитара на помощь. Маша стучала изо всех сил, но дед, видимо, увлёкся другими делами и запамятовал о посетительнице. Со стороны кровати послышался жуткий хрип и бульканье. Маша, вся дрожа, повернулась. То, что она увидела, было ужасно. Кровь уже неудержимым потоком лилась изо рта Якова.
Когда-то давным-давно в её детстве, из командировки в Японию, отец привёз домой книгу о самураях – японских воинах. Они объявили себя людьми чести. Поводов для сведения счетов с жизнью у них было множество. Если задевалась их честь, или они совершали недостойный их кодексу поступок. Смерть господина тоже вела к самопожертвованию. О харакири Маша слышала и до прочтения книги. Её поразило, что самураев, чтобы они не выдали секретов врагам, готовили убивать себя другим, жутким способом. Пленных враги естественно связывали. Тогда единственным возможным самоубийством было откусывание собственного языка. При этом воин не должен был выдать себя: проглотить откушенное и позволить крови полностью заполнить желудок. Но то самураи. Как смог Яков – обыкновенный, да к тому же психически ненормальный человек, совершить подобное с собой? Маша, понимая, что ничем не поможет умирающему, осела на пол возле стены и обречённо смотрела на агонию последнего человека, знавшего правду о новорожденных детях.
Так и застал её старик-санитар, когда, наконец, соизволил вернуться за ней. Ни о чём не подозревавший, он пребывал в замечательном расположении духа. Засланный им до местного поселкового магазина гонец – внук, вертлявый босоногий мальчишка, честно отрабатывая посулённые ему десять копеек, мигом принёс деду пузатую бутыль-бомбу с портвейном «Агдам». За поглощением чудодейственного напитка, старик совсем потерял счёт времени и только через час спохватился, что запер в палате с «Волосатиком» – так он прозвал для себя Якова, молодую симпатичную посетительницу. Дед не предполагал неприятностей: девушка с виду приличная. Нервозная, правда, слегка. А чудик и вовсе безобидный, целыми днями, как чурка лежит, в потолок пялится и глупые стишки напевает. Поэтому он был совершенно не готов к картине, что развернулась перед ним. Девчонка в шоке сидела на полу, привалившись к стене. А Волосатик, синюшный, с открытым провалом рта, наполненного кровью, был мертвее мёртвого. Кровью напитался и худосочный матрас. Часть её просочилась сквозь него и тяжёлыми маслянистыми каплями мерно падала на деревянный пол. Старик не растерялся. Зная, чем ему грозит пропуск посторонних к больному без разрешения врача, он сориентировался в ситуации мгновенно. Растормошив кое-как Машу, он вытолкал её из палаты, запер дверь и чуть ли не волоком потащил девушку за собой. Он вывел её не через центральный вход, а через маленькую дверь запасного выхода.
