Стивен Кинг - Мобильник
— Что там, сладенькая? — спросил Том.
Она выпрямилась, и Клай увидел, что она держит в руке очень маленькую кроссовку.
— Это «беби найк»[43], — ответила она. — У тебя…
Том покачал головой.
— Я живу один. Если не считать Рафа. Он думает, что он — король, но на самом деле всего лишь кот.
— Тогда кто оставил ее? — Взгляд полных удивления, усталых глаз переместился с Тома на Клая.
Клай пожал плечами.
— Кто знает, Алиса. Можешь смело ее выбрасывать.
Но Клай знал, что кроссовку она не выбросит. И это ощущение deja vu[44] более всего дезориентировало его. Она по-прежнему держала кроссовку в руке, прижимая к груди, когда поднялась на крыльцо и встала позади Тома, который в темноте медленно перебирал ключи в поисках нужного.
Сейчас мы услышим кота, подумал Клай. Рафа. И точно, кот, который спас Тома Маккорта, приветственно замяукал по другую сторону двери.
7
Том наклонился, и Раф, или Рафер, сокращения от Рафаэля, прыгнул ему на руки, громко мурлыкая и вытягивая шею, чтобы обнюхать тщательно подстриженные усы Тома.
— Да, мне тоже недоставало тебя, — сказал Том. — Ты прощен, можешь мне поверить. — С Рафером на руках он вошел в дом, поглаживая его по голове. Алиса — за ним. Клай переступил порог последним, закрыл дверь, запер, заблокировал замок и лишь после этого догнал остальных.
— Следуйте за мной на кухню, — сказал Том, убедившись, что все в сборе. В доме стоял приятный запах полироли для мебели и, как подумал Клай, кожи — запах, ассоциирующийся с мужчинами, которые живут размеренной жизнью, и совсем не обязательно, чтобы среди составляющих этой жизни были женщины. — Вторая дверь направо. Держитесь ближе ко мне. Коридор широкий, на полу ничего нет, но с обеих сторон столики, а здесь темно, как у негра в шляпе. Сами видите.
— Образно говоря, — вставил Клай.
— Ха-ха.
— Электрические фонарики у тебя есть? — спросил Клай.
— И фонарики, и лампа Коулмана[45], которая еще лучше, но сначала давайте доберемся до кухни.
Они двинулись по коридору, Алиса шагала между двух мужчин. Клай слышал ее учащенное дыхание. Она старалась сохранить хладнокровие в незнакомом месте, но давалось ей это с трудом. Черт, и ему было нелегко. Темнота не позволяла сориентироваться. Даже толика света очень бы помогла, но…
Коленом он ткнулся в один из столов, упомянутых Томом, и что-то на нем задребезжало, готовое разбиться. Клай зажал нервы в кулак, готовясь к грохоту и крику Алисы. В том, что она закричит, сомнений у него не было. Потом задребезжавшая штуковина, ваза или какая-то безделушка, решила, что ей еще рано превращаться в груду осколков, и осталась на месте. Однако они шли очень долго, прежде чем Том подал голос: «Все здесь? Берем вправо».
В кухне было практически так же темно, как и в коридоре, и Клай успел подумать о том, чего ему здесь недоставало, а Тому, должно быть, недоставало еще больше: зеленого свечения электронных часов на микроволновой печи, мягкого гудения холодильника, возможно, света в соседском доме, попадающего на кухню через окно над раковиной и оставляющего блики на кране.
— Вот стол, — раздался в темноте голос Тома. — Алиса, сейчас я возьму тебя за руку. Это стул, чувствуешь? Уж извините, если я говорю так, будто мы играем в страну слепых.
— Все нор… — начала она и тут же вскрикнула, заставив Клая подпрыгнуть. Рука легла на рукоятку его ножа (теперь он считал нож своим), прежде чем он успел осознать, что взялся за нож.
— Что такое? — резко спросил Том. — Что?
— Ничего, — ответила она. — Просто… ничего. Кот. Его хвост… по моей ноге.
— Ох. Извини.
— Все нормально. Так глупо, — добавила она с таким презрением к себе, что Клай поморщился.
— Перестань, Алиса. Не ругай себя. Просто в офисе выдался тяжелый денек.
— В офисе выдался тяжелый денек! — повторила Алиса и рассмеялась. Смех ее Клаю не понравился. Напомнил интонации голоса, когда она называла дом Тома прекрасным. Она сейчас сорвется, и что мне тогда делать? — подумал он. — В фильмах впавшая в истерику девушка получает хорошую оплеуху, которая сразу приводит ее в чувство, но в фильмах видно, где находится девушка.
Ему не пришлось бить ее по лицу, трясти или обнимать (с последнего он бы, наверное, начал). Возможно, она услышала звучащую в своем голосе панику, ухватилась за нее, загнала в себя. В ее горле что-то булькнуло, она вдохнула, затихла.
— Садись, — сказал Том. — Ты наверняка устала. И ты, Клай. А я разберусь со светом.
Клай нащупал стул, сел к столу, которого практически не видел, хотя его глаза должны были полностью приспособиться к темноте. Что-то легонько коснулось его брючины. Из-под стола донеслось тихое мяуканье. Раф.
— Ты представляешь? — Он повернулся к едва угадывающемуся в темноте силуэту девушки. Шаги Тома уже затихали. — Старина Рафер только что испугал и меня, — хотя и не испугал, ну совершенно не испугал.
— Мы должны его простить, — ответила Алиса. — Без этого кота Том свихнулся бы, словив Импульс, как и другие. И это было бы ужасно.
— Безусловно.
— Я так боюсь, — призналась Алиса. — Как думаешь, завтра будет лучше, при свете дня? Я насчет страха?
— Не знаю.
— Ты, должно быть, очень волнуешься из-за жены и своего маленького мальчика?
Клай вздохнул, потер лицо.
— Труднее всего примириться с беспомощностью. Мы сейчас живем врозь, знаешь ли… — Он замолчал и покачал головой. Не продолжил бы, если бы она не нашла его руку. Пальцы ее были твердыми и холодными. — Мы с весны живем врозь, но в одном маленьком городе. Моя мать назвала бы наши отношения «соломенной женитьбой». Моя жена — учительница в начальной школе.
Он наклонился вперед, стараясь разглядеть в темноте ее лицо.
— И знаешь, что самое ужасное? Случись все это годом раньше, Джонни был бы с ней. Но в этом сентябре он пошел в промежуточную школу, которая находится в пяти милях от города. Я все пытаюсь понять, успел ли он добраться домой до того, как мир свихнулся. Он и его друзья ездят в школу на автобусе. Я думаю, к трем часам он должен был вернуться домой. И я думаю, что он сразу пошел к ней.
Или достал свой мобильник из ранца и позвонил ей, радостно предположила крыса-паника… а потом укусила. Клай почувствовал, как напряглись его пальцы в руке Алисы, и заставил себя об этом не думать. Но пот все равно обильно выступал на лице и руках.
— Но ты этого не знаешь.
