Стивен Кинг - Сияние
– А вот сюда я положил кой-что особенное, – сообщил повар, – надеюсь, ребята, вам понравится.
– Ну, это ни к чему, честное слово, – растроганно сказала Венди. «Кой-что особенное» оказалось двенадцатифунтовой индейкой, обвязанной широкой ярко-алой лентой, увенчанной бантом.
– Венди, в День Благодарения вы получите свою индейку, – серьезно произнес Холлоранн. – Где-то тут, кажись, был рождественский каплун, вы на него наткнетесь, тут сомневаться нечего. Давайте-ка отсюда, пока все не подхватили воспаление легких. Идет, док?
– Идет!
В холодильной камере оказалось еще много удивительного. Сотни картонок с сухим молоком (Холлоранн серьезно посоветовал, пока будет такая возможность, покупать мальчику в Сайдвиндере свежее молоко); пять двадцатифунтовых мешков сахара; галлон патоки в банке; каши; стеклянные банки с рисом, макаронами, спагетти; выстроившиеся рядами консервные банки с фруктами и фруктовым салатом; бушель свежих яблок, от которых вся кладовка пропахла осенью; сушеный изюм, сливы и абрикосы («Если хочешь быть счастливым, ешь побольше чернослива», – сказал Холлоранн и его смех взлетел к потолку, откуда на железной цепочке свисала несовременная лампочка в шаровидном колпаке); глубокий ларь, полный картошки; ящики поменьше с помидорами, луком, турнепсом, кабачками и капустой.
– Ну, скажу я вам, – объявила Венди, когда они вышли оттуда. Однако вид подобного изобилия свежих продуктов настолько угнетающе подействовал на нее – с ее-то тридцатью долларами на съестное в неделю! – что она так и не сумела объяснить, что же именно им скажет.
– Время уже поджимает, – сказал Холлоранн, поглядев на часы, – так я, раз уж вы тут поселились, просто покажу, что в шкафах и холодильниках. Так: сыры, консервированное молоко, сгущенка, дрожжи, питьевая сода, целый мешок пирожков – ну, тех, «Застольный разговор», несколько гроздьев бананов – но им еще зреть да зреть…
– Хватит, – сказала Венди, со смехом поднимая руки. – Мне никогда все это не упомнить. Это выше моих сил. Обещаю держать все в чистоте.
– А мне больше ничего и не надо, – он повернулся к Джеку. – Что, мистер Уллман уже намекнул насчет крыс в своем чердаке?
Джек ухмыльнулся.
– Он сказал, что там вполне может оказаться несколько штук… а мистер Уотсон говорит, они и внизу, в подвале могут быть. Там, должно быть, тонны бумаги, но погрызенных я не видел – обычно они грызут бумагу, когда устраивают гнезда.
– Уотсон, Уотсон, – с насмешливой грустью сказал Холлоранн, качая головой. – Видали вы большего матершинника?
– Да-а, характерец, – согласился Джек. Самым большим матершинником, какого он в жизни встречал, был его отец.
– В общем-то его можно пожалеть, – сказал Холлоранн, провожая их обратно к широким качающимся дверям в столовую «Оверлука». – Давным-давно у его семьи были денежки. Отель-то построил Уотсонов дед или прадед… не помню, который из них.
– Да, мне говорили, – сказал Джек.
– А что случилось? – спросила Венди.
– Не сумели запустить дело, вот что, – сказал Холлоранн. – Эту историю Уотсон вам еще расскажет. Разреши ему, так он ее будет рассказывать и по два раза на дню. Старик свихнулся на этом отеле. По-моему, он позволил «Оверлуку» спихнуть себя вниз. У него было два сына, и один погиб в несчастном случае, когда катался верхом на тутошней территории – сам-то отель тогда еще строился. Было это, наверное, году в девяносто восьмом… или девятом. Жена старика умерла от инфлюэнцы, и остались они одни с младшим сыном. Под конец их взяли сторожами в тот самый отель, который старик построил.
– Да, жалко, – сказала Венди.
– Что с ним стало? Со стариком? – спросил Джек.
– Сунул по ошибке палец в розетку, тут ему и конец пришел, – отозвался Холлоранн. – Это было в начале тридцатых, перед тем, как Депрессия прикрыла отель на десять лет. Кстати, Джек, коли вы с женой присмотрите заодно и за крысами в кухне, я ничего против не имею. Ежели заметите… не травите – ловушками их.
Джек заморгал.
– Конечно. Кто же травит крыс в кухне ядом?
Холлоранн иронически рассмеялся.
– Мистер Уллман, вот кто. Прошлой осенью его посетила эта блестящая идея. Ну, я-то объяснил, сказал: «А ну, как все мы приедем сюда на будущий год в мае, мистер Уллман, я на вечер открытия приготовлю традиционный обед – а это, кстати, лосось под очень приятным соусом – и все до единого захворают, а доктор придет и скажет: “Уллман, что это вы тут творите? Восемь самых богатых ребят в Америке отравились крысиным ядом! Чьих, интересно, рук это дело?”»
Джек закинул голову и звучно расхохотался.
– Что ответил Уллман?
Холлоранн изнутри ощупал щеку языком, словно проверяя, не застрял ли там кусочек пищи.
– Он сказал: «В таком случае – ловите, Холлоранн!»
На этот раз засмеялись все, даже Дэнни, хотя он не совсем понимал, в чем состоит шутка – ясно было только, что она касается мистера Уллмана, который, в конце концов, знает не все на свете.
Вчетвером они прошли через столовую, сейчас тихую и пустынную. Из окон открывался сказочный вид на заснеженные западные вершины. Все белые льняные скатерти были прикрыты кусками чистого жесткого пластика. В одном углу, словно часовой на посту, стоял уже скатанный на зиму ковер.
На другой стороне широкой комнаты находилась дверь, створки которой напоминали крылья летучей мыши, а над ней – выведенная позолоченными буквами старомодная надпись: «БАР КОЛОРАДО».
Увидев, куда смотрит Джек, Холлоранн сказал:
– Коли вы любитель выпить, так, надеюсь, прихватили запасы с собой. Тут хоть шаром покати – вчера была вечеринка для сотрудников, вот что. Сегодня у всех горничных и рассыльных трещит голова, включая и меня.
– Я не пью, – коротко сообщил Джек. Они вернулись в вестибюль.
За те полчаса, что они провели в кухне, там стало куда свободнее. Продолговатое помещение уже приобретало замерший, заброшенный вид, и Джек решил, что довольно скоро они свыкнутся с этим. Стулья с высокими спинками опустели. Монахинь, что сидели у огня, уже не было, да и сам огонь потух, превратившись в слой уютно тлеющих углей. Венди выглянула на стоянку и увидела, что осталась всего дюжина машин, остальные исчезли.
Она поймала себя на том, что хочет, чтобы можно было сесть в фольксваген и уехать в Боулдер… или еще куда-нибудь.
Джек озирался в поисках Уллмана, но того в вестибюле не было. Подошла молоденькая горничная с заколотыми на затылке пепельными волосами. – Твой багаж на крыльце, Дик.
– Спасибо, Салли. – Он чмокнул ее в лоб. – Желаю хорошо провести зиму. Я слыхал, ты выходишь замуж?
