Стивен Кинг - Кладбище домашних животных
«Да нет, — подумал он. — Она уже знает, что старики имеют свойство умирать, как кузнечики зимой… и знает, что, если прыгнешь через скакалку тринадцать раз, то твой лучший друг умрет… и еще знает про эти могилы на Кладбище домашних животных».
— Нет, — сказал он. — Она держалась молодцом. Рэчел, давай спать, ладно?
В эту ночь, когда они спали у себя дома, а Джуд не спал у себя, снова ударили заморозки. Утром подул сильный ветер, сдув большую часть оставшихся листьев, уже пожухших.
Ветер разбудил Луиса, и он приподнялся на локте, прислушиваясь. Шаги на ступеньках… медленные, шаркающие. Это Паскоу. Но ведь прошло уже два месяца, подумал он. Когда откроется дверь, он увидит полусгнившие красные шорты, мясо, отваливающееся от костей, мозг, превратившийся в бурую слизь. Только глаза останутся живыми… и сияющими адским светом. Паскоу не будет в этот раз говорить, его связки уже разрушились. Но глаза… он позовет его глазами.
— Нет, — выдохнул он, и шаги стихли.
Он встал, подошел к двери и распахнул ее. Губы его сжались в гримасе страха и отвращения. Сейчас он увидит Паскоу с поднятыми руками, как дирижера, готового исполнить первые такты «Вальпургиевой ночи».
Но ничего такого не случилось. За дверью было пусто… тихо. Слышался только свист ветра. Луис вернулся в постель.
21
На другой день Луис позвонил в больницу. Ему сказали, что ее состояние критическое, но так говорили обо всех пациентах в первые двадцать четыре часа после сердечного приступа. Но Луис удостоился похвалы от ее врача, доктора Уэйбриджа.
— Это был микроинфаркт, — сказал он. — Она очень обязана вам, доктор Крид.
Чуть позже Луис явился в госпиталь с букетом цветов и обнаружил, что Норму уже перевели в общую палату — хороший признак. С ней был и Джуд.
Норма очень обрадовалась цветам и послала сестру за вазой. Потом она велела Джуду налить воды и поставить цветы на тумбочку.
— Ты с ними возишься больше, чем со мной, — проворчал Джуд, в третий раз переставляя вазу.
— Не вредничай, Джудсон.
— Не буду, милая.
Наконец Норма посмотрела на Луиса.
— Я хочу поблагодарить вас за все, — сказала она с какой-то робостью. — Джуд сказал, что вы спасли мне жизнь.
— Джуд преувеличивает.
— Но ненамного, — сказал Джуд. Он чуть-чуть улыбался. — Мать не говорила тебе, Луис, что нехорошо отказываться от благодарности?
Она ничего такого не говорила, по крайней мере, он не помнил, но говорила что-то о ложной скромности, которая хуже гордыни.
— Норма, — сказал он, — я сделал только то, что был обязан сделать.
— Вы молодец. Заберите от меня этого типа, и пусть он угостит вас пивом. Мне хочется спать, а он опять будет мне надоедать.
Джуд поднялся с видом оскорбленного достоинства.
— Черт возьми! Пошли, Луис, быстрее, а то она передумает.
Первый снег выпал за неделю до Дня Благодарения. Он продержался до 22 ноября, но к празднику растаял. Луис отвез семью в Бангорский аэропорт, откуда они улетали в Чикаго, к родителям Рэчел.
— Это неправильно, — сказала Рэчел раз в двадцатый, продолжая начатый еще месяц назад спор. — Я не хочу, чтобы ты бродил тут по дому один в День Благодарения. Это все же семейный праздник.
Луис держал Гэджа, который казался громадным в новой меховой куртке. Элли смотрела в окошко, разглядывая самолеты.
— Я вовсе не собираюсь плакать в кружку с пивом, — сказал Луис. — Джуд с Нормой пригласили меня на индейку. Потом, я никогда не любил все эти праздники. Целый день ешь и торчи перед телевизором, в семь часов уже тянет ко сну, а наутро такое чувство, будто у тебя в голове пляшет толпа ковбоев, причем на лошадях. Я буду только доволен, что отправил вас.
— Ну ладно, — сказала она. — В первом классе я чувствую себя принцессой. И Гэдж проспит до самого О’Хара.
— Надейся, надейся, — сказал он, и они рассмеялись.
Объявили посадку, и Элли сорвалась с кресла.
— Это нас, мама! Пошли-пошли-пошли! А то они улетят!
— Не улетят, — сказала Рэчел. В одной руке она держала три розовых билета. На ней была шуба, выкрашенная в рыжий цвет, под ондатру.
Будто заметив что-то в его глазах, она порывисто прижалась к нему, почти сдавив Гэджа между ними. Гэдж казался удивленным, но не очень огорченным.
— Луис Крид, я люблю тебя, — сказала она.
— Мама-а-а, — протянула Элли в нетерпении. — По-шли-пошли-по…
— Ну ладно, — сказала она. — Всего хорошего, Луис.
— Привет предкам, — сказал он, усмехнувшись.
— Да-да. — Рэчел была совсем неглупа; она прекрасно поняла, почему Луис отказался ехать.
Он смотрел, как они прошли на посадку… и исчезли на целую неделю. Он уже скучал. Он подошел к окну, где сидела Элли, засунув руки в карманы, глядя, как развозят багаж.
Правда была проста. И мистер и миссис Голдмэны из Лейк-Форест невзлюбили Луиса с самого начала. Он был не юго круга, но это была лишь первая из причин. Что хуже, он желал, чтобы их дочь помогала ему, когда он поступал в медицинское училище без особых шансов на успех.
Потом случилось то, о чем Рэчел, да и никто другой, кроме Луиса, не знали. Ирвин Голдмэн предложил оплатить весь курс учебы Луиса в обмен на одно маленькое условие — прекратить все отношения с Рэчел.
Луис Крид был не в том возрасте, чтобы согласиться с подобным предложением (или сделкой, если называть вещи своими именами) — но такие предложения редко делаются людям в том возрасте — лет в восемнадцать. Он очень устал. Восемнадцать часов в неделю в классах, двадцать часов за учебниками, еще пятнадцать работал официантом в пиццерии рядом с отелем «Уайтхолл». Он нервничал. Странно приветливая манера мистера Голдмэна, так непохожая на его предыдущую холодность, когда он пригласил Луиса к себе в кабинет и предложил сигару, заставила его насторожиться. После, когда он смог взглянуть на это событие в перспективе, он подумал, что то же самое чувствуют мустанги, учуяв первый дымок пожара в прериях. Он в любой момент ожидал, что Голдмэн прямо спросит, что ему нужно от его дочери.
Когда вместо этого Голдмэн сделал свое невероятное предложение — даже достал из кармана чековую книжку, — Луис был взбешен. Он обвинил Голдмэна в том, что он хочет превратить дочь в музейный экспонат, что он заботится только о себе, и что он вообще бестолковый, самодовольный ублюдок. Уже потом он пожалел о том, что сказал.
Хотя сказанное, несомненно, было отчасти верно, но излишне резко; поэтому остаток разговора прошел в гораздо более вульгарных тонах. Голдмэн предложил Луису убираться и сказал, что если он еще раз ступит на порог, его выкинут как собаку. Луис в ответ посоветовал ему засунуть чековую книжку себе в задницу. Голдмэн возразил, что в его заднице больше ума, чем в голове у Луиса Крида. Луис сказал, что тем не менее пусть он засунет туда же золотую карту «Америкэн экспресс».
